Артефакт будущего. - Людмила Вовченко
— Всё как в хорошей семье, — кивнула Лида. — Только с документацией получше, чем у нас в ЖЭКе.
— И последнее, — Наори медленно провела пальцем по поверхности стола, и струйки воды сложились в знак трёх пересекающихся линий, — врата западного склона сейчас закрыты для частных переходов.
Лида подняла бровь.
— Это вы так, между прочим, говорите или к чему-то клоните?— К тому, что слухи — плохая почта, — спокойно ответила Наори. — Если тебе кто-то будет обещать невозможное — не иди одна. Граница там сложная.
Сердце у Лиды дрогнуло, как струна. Письмо в кармане потяжелело, будто туда положили камень. «Она знает? Или просто всегда говорит такие вещи?»
— Учту, — сказала Лида. — И спасибо.
---После регистрации они вышли на площадь. Рынок гулял, как карнавал: островки с едой, лакированные инструменты, мягкие ткани, птицы-игрушки, что пели настоящими голосами. Запахи смеялись и спорили: обжаренный кмин «звал» к одной лавке, мята — к другой, ладан — отгонял суету.
— Нам нужны простыни, полотенца, ножи, — бодро загнула пальцы Лида. — И что-нибудь бесполезно прекрасное. Для души.
— Для души — вот, — Кай подал ей маленькую медную подвеску в виде крылышка. На солнце крыло чуть дрожало — не от ветра, от внутреннего тепла. — Нагревается от тепла кожи и пахнет… — он вдохнул, — твоим домом.
— Я куплю, — непрошено сказал Арен и расплатился так быстро, что продавец даже не успел улыбнуться.
— Ты что, у нас семейный финансовый управляющий? — прищурилась Лида.
— У меня есть доступ к бюджету круга, — безобидно ответил Арен. — И к списку необходимых вещей.
— Тогда внеси в «необходимые» шоколад, — распорядилась она. — И две бессмысленные подушки, на которых нарисованы созвездия. Если кто спросит — это научное оборудование.
Ален ушёл к ряду растений, вернулся с горстью семян в ладонях — серых, как дождевое небо.
— Это «дыхание склона». Будет расти на террасах и смягчать ветер. Ты сможешь сидеть на краю и не мёрзнуть.— Романтик ты наш, — усмехнулась Лида, но тепло в груди было честным.
Триан молча купил нож — не блестящий, а матовый, с рукоятью из тёмного дерева. Он подал его Лиде рукоятью вперёд.
— Для кухни. Вещь должна служить.— Благодарю, — сказала она, внезапно серьёзная. — Буду резать им не только хлеб, но и глупости.
---Дом принял покупки как добрый кот — обнюхал запахи, согрел светом, сплёл полки там, где их ещё не было. На террасе пахло дождём — Ален запускал на склоне узкие струйки воды, строил невидимые плотины из воздуха. Кай собрал в чаше у озера первую пробную парную — камень под пальцами звучал, как тёплый барабан. Триан установил у ворот колокол — низкий, как гул сердца. Арен уединился в зале и тихо говорил сам с собой — точнее, с домом: на стекле вспыхивали строчки, менялись таблицы, и золотая нить на запястье Лиды иногда откликалась коротким щелчком.
— Привыкнем, — сказала Лида вслух. — Мы все. Даже ты, дом.
На рассвете второго дня брачной недели она выбрала Алена. Не потому что так положено «после огня — ветер», а потому что хотелось тихого и внимательного. Кай только улыбнулся — без тени огорчения; Кай вообще умел радоваться за других. Триан кивнул, и его кивок был «я рядом». Арен уточнил расписание — машинально, но не холодно.
Они с Аленом пошли к водопаду. Вода падала полосами тумана, капли висели в воздухе, как крошечные стеклянные ноты. Ален коснулся её ладони — не как «беру», а как «есть здесь?».
— Я не умею «по-эльфийски», — предупредила Лида, — если это вообще глагол. У меня всё проще: кофе, сарказм, дыхание, иногда мат.
— Дыхание — как раз то, что нужно, — ответил он. — Ветер — не мычит и не кричит. Он слушает.
Они сидели на тёплом камне, и Ален предложил: «Вдох — четыре, задержка — две, выдох — шесть». Лида сначала хихикнула — «как в аэропорту, инструкция по посадке» — а потом поймала, как воздух сам легчает, как плечи оттаивают, как тело перестаёт быть «телом усталого бухгалтера», превращаясь в проводник — тёплый, живой, не стыдящийся.
Когда его пальцы сдвинулись ближе, это не было игрой «владения». Это было как раздвинуть шторы, чтобы впустить утро. Движений почти не было — дыхание, запах мокрого камня, трепет водяной пыли на коже. Мир приподнялся на миллиметр, как крыло на встречный порыв, и золотая нить под кожей затеплела — мягко, без ослепительной вспышки. Лида смеялась тихо — и плакала, тоже тихо, потому что смех и плач в этот момент были одним и тем же.
— Ты слышишь? — спросил Ален едва слышно.
— Слышу, — сказала она, не открывая глаз. — Как будто внутри меня дерево выросло. И листья шуршат… нет, не листья. Крылья.
— Крылья тоже листья, — улыбнулся он. И ветер ласково провёл по её вискам, будто разбирая, где тревога, а где радость.
Дом не подсматривал — но слушал. И в его тишине было уважение, как в хорошей библиотеке.
---К обеду Лида ходила, как человек, который наконец вспомнил, что у него есть тело, и оно не враг. У неё получалось улыбаться не зубами, а глазами.
— Ты другая, — констатировал Кай, подливая в чай что-то янтарное. — Ветер тебя причесал.
— Он просто выдул из меня вчерашних тараканов, — отмахнулась Лида. — Не всех, конечно. Есть особо живучие.
Арен поднял голову от панели.
— Частота пульса стабилизировалась. Сон будет глубоким.— Сообщу тебе утром, как он был, — кивнула Лида и поймала себя на том, что благодарна ему за дотошность. Кто-то в этой команде должен помнить про «частоты».
Вечер подкрался незаметно — с запахом томата и базилика (Кай колдовал над соусом), с шелестом семян в ладонях (Ален готовил террасы к ночной влаге), со звоном металла у ворот (Триан менял посадку петли — «не скрипеть»). Дом был занят делом: устал так, как устают хорошие дома, — довольный и немножко гордый.
И именно в эту тёплую, правильную минуту в ящик у ворот тихо шлёпнулось что-то лёгкое.
Триан
