Цена Победы (СИ) - Гринчевский Игорь Леонидович
из мемуаров Воронцова-Американца
'…Об этом инциденте немало писали газеты, но, к счастью, причина конфликта так и не попала в газеты. Кротову удалось выжить, но он долго лечился, и так и не пришёл в себя окончательно. Следствию он всё описал как случай внезапного помешательства. Но Артузов любил докапываться, и потому уже через много месяцев нашел способ добиться правды.
Тогда же этот инцидент лишь добавил нам проблем. Газетчики не упустили случая пофантазировать, да и организация новых выборов требовала ресурсов, которых и так не хватало. И так пришлось искать замену для Семецкого.
К счастью, новый руководитель меня более, чем устроил. Нет, фантастика — дело хорошее, ничего против неё не имею. Но пусть он лучше преподаёт да руководит нашими сибирскими геологами. А заодно — и партией, на самотёк такое дело оставлять нельзя!
Например, надо присматривать за недавно организованным «тимеровским» движением. Честное слово, я ни при чём, и «тимуровцев» из будущего не тащил! Идею «пионеры помогают семьям фронтовиков» родили Ребиндер с моим Мишкой. Сами! Хотя… Я до конца не убеждён, может когда-то, когда сынуля был помладше, и я ещё рассказывал ему на ночь сказки, что-то такое и мелькало. Но я такого не помню, а он честный, если б идею не сам придумал, а вспомнил — сказал бы! Так что, может быть «всплыло из глубин подсознания», допускаю.
А «тимеровцы» потому, что первой такой командой помощников командовал Тимер Булатов. Вот в его честь и назвали, про него и в «Пионерской правде» написали.
И над детскими садами, которые срочно создавались по всей стране, тоже партийный надзор пригодится. Да мало ли что ещё! Но главное, у нас тут наметилась смена правительства…'
Санкт-Петербург, Зимний Дворец, 5 (18) октября 1914 года, воскресенье
— Итак, Александр Васильевич, прошу вас объясниться! Чем вызвана сия бумага?
— Ваше Величество, данную записку я составил ещё в январе[32]. Уже тогда я считал, что наша страна нуждается в смене направления развития. Если хотите, в Новом курсе. Но меня убедили обождать. Вернее, убедили, что скоро наша Империя будет ввергнута в суровую войну, которая, весьма вероятно, будет длительной и трудной для нашего государства.
— Воронцов, небось? — хмыкнул Николай II. — Всех он сумел достать своими…
Тут самодержец остановился, осознав, что «навязчивые фантазии» Американца, похоже, исполняются.
— Он, Ваше Величество. И ведь он, что характерно, оказался полностью прав! Мы видим, что фронты стабилизируются, войска формируют сплошные линии полевых укреплений, которые не удаётся прорвать. Похоже, он прав и в том, что эта война будет долгой. Очень долгой! Она будет длиться годы, и потребует полного напряжения ресурсов всех противоборствующих стран. Потому я и считаю, что Правительство должно быть другим.
— Готовы вы возглавить его? — испытующе посмотрел на собеседника Николай.
— Нет, не готов. Не осилю такой задачи. Но, к огромному нашему счастью, у Вашего Величества есть целых два кандидата на этот пост. И оба справятся лучше меня!
— И кто они?
— Первый — это Столыпин Пётр Аркадьевич!
«Хозяин земли русской» недовольно нахмурился. К моменту своей отставки Столыпин успел «до самой печенки» «достать» очень многих нужных трону людей. А Николай прекрасно понимал, что самодержец, хоть и несёт за страну ответственность перед Всевышним, но в одиночку править страной не может. Недаром же родилось выражение «опора трону».
И хоть прошло уже три года, но эмоции, связанные с постоянными жалобами на жёсткий стиль Петра Аркадьевича, не успели поблекнуть в памяти.
— А кто второй?
— Витте Сергей Юльевич!
— М-да-а! Тогда, конечно, лучше пригласим Столыпина!
из мемуаров Воронцова-Американца
«…Состав кабинета, сформированного Петром Аркадьевичем, разумеется, всем известен. И упоминаю я тут только чтобы описать свои чувства по поводу того или иного назначения. Сам он привычно оставил за собой помимо премьерского поста и руководство МВД, а военным министром поставил Алексея Андреевича Поливанова, давнего своего поклонника. Поливанов был выпускником Николаевского инженерного училища, так что 'дело разумел».
Помимо этого было учреждено министерство энергетики, руководить которым поставили Глеба Кржижановского, директора станции «Электропередача». Этого я знал, весьма толковый энергетик, к тому же его идеи весьма напоминали знаменитый в моей реальности План ГОЭЛРО, ту его часть, которая ещё не была реализована нами и Графтио.
Петра Львовича Барка всё же поставили на вожделенный для того пост министра финансов, поставив условие: пока идёт война, даже не заикаться о «Сухом Законе». Барк оказался договороспособным и притащил новые идеи. Во-первых, увеличить акцизы на спиртное, тем самым несколько ограничив пьянство и сработав на пополнение казны, в чём мы ему только аплодировали.
Во-вторых, он несколько снизил стандарты водки, допустив вместо чисто зернового спирта готовить водку из зерна и картофеля. Мне помнилось, что нечто подобное применялось в Великую Отечественную. Так что и тут я его только поддержал.
Ну, а в-третьих, он предложил не ждать с введением подоходного налога, но вводить его постепенно. В 1915 году — «плоскую» шкалу, для всех по пять процентов. На следующий год немного поднять и сделать её прогрессивной. Ну, а до целевых значений довести аж к 1918-му, а даст Бог, война раньше закончится.
Насчет большинства остальных у меня своего мнения не имелось. Министром металлургии и горного дела стал Разум Николай Иванович. Иностранными делами ведал Сергей Сазонов, а министром двора остался бессменный барон Фредерикс. Хе! Посмотрел бы я на того, кто рискнул бы заменить его!
Морским министерством поставили рулить адмирала Ивана Григоровича, о котором мне помнилось только хорошее, а за образование отвечал Пётр Кауфман. Вполне толковый и преданный своему делу человек, нам такой на этом посту и был нужен.
А Кривошеину пришлось не только по-прежнему отвечать за сельское хозяйство, но и совместить это с руководством министерством экономического развития, предпринимательства и торговли. Честно сказать, когда я услышал название, мне аж икнулось. Эдакий «привет из 'девяностых». Ну и посочувствовал я ему от всей души. В условиях войны и старые-то обязанности потребовали бы полной отдачи, а вкупе с новыми — хоть стреляйся!
Впрочем, Столыпин заверил, что «Александр Васильевич потянет!»
А вот дальше начались сюрпризы! Нет, против министра путей сообщения Трепова я ничего не имел. Но почему, спрашивается, у меня буквально «по-живому» выдрали Колю Финна на должность товарища министра[33], а Тимонова, «по самые брови» занятого в своем проектном институте, — на роль советника этого министра.
И ведь этого мало! Руководить министерством боеприпасов он поставил директора Онежского пушечного завода. А с тем у нас была куча договоренностей по выпуску снарядов.
Честно скажу, бушевал я тогда долго, но Столыпин был непреклонен, и твердил, что «только с этими людьми у него есть шанс справиться». Пришлось пойти на эти жертвы. Увы, не первые в эту войну, но и далеко не последние…'
Австро-Венгрия, крепость Перемышль, 3 ноября 1914 года, вторник
— И-и-и-и-БУММ!
Помощник писаря Ярослав Гашек, дождавшись последнего в этом артналёте взрыва, неторопливо поднялся, отряхнулся и двинулся дальше по своим делам.
И угораздило же его в своё время принять предложение Воронцова! Или, вернее, угораздило же так не вовремя! Всего на несколько часов раньше, и он спокойно пересёк бы границу. Да, в России его непременно задержали бы, как подданного враждебной державы и вероятного шпиона, но зато не пришлось бы воевать. А там, глядишь, Воронцов бы и вытащил его к себе. В тылу всяко интереснее, тем более — в почти сказочном Беломорске.
