Стальной кулак (СИ) - Тыналин Алим
Я вздохнул. Да, Звяга не предатель, просто человек, чья принципиальность сделала его удобным инструментом в чужих руках. Что ж, тем более важно, чтобы наказание было соразмерным — простой перевод на другую работу, без тяжелых последствий.
Я посмотрел на часы. Скоро полночь.
— Ладно, — я начал собирать документы. — Действуйте. Но постарайтесь… без лишней жестокости.
— Не беспокойтесь, — Глушков спрятал папки в потертый портфель. — Все будет чисто.
Когда я вышел на улицу, дождь уже прекратился. В лужах отражались фонари, где-то вдалеке слышались заводские гудки.
Я шел по пустынным улицам и думал о том, что иногда приходится выбирать между плохим и очень плохим. И надеяться, что выбрал правильно.
Завтра Звяга сделает последний шаг в подготовленную для него ловушку. А послезавтра… Что ж, послезавтра мы сможем спокойно работать над танком.
В конце концов, именно ради этого все и затевалось.
После встречи с Глушковым я вернулся домой за полночь. В квартире уютно горел светильник. Варвара ждала меня, как обычно, в спальне с книгой. Она любила читать технические журналы перед сном.
— Все в порядке? — спросила она, откладывая немецкий «Zeitschrift für Motortechnik».
Я присел на край кровати, ослабляя галстук:
— Завтра все решится. Как там наша система вооружения?
— Уже работает, — она потянулась ко мне. — Решили проблему с прицелом. Руднев придумал очень элегантное решение с эжектором…
— Потом расскажешь, — я наклонился к ней. От волос девушки пахло сиренью, этот странный аромат сводил меня с ума.
Позже, когда мы лежали в темноте, Варвара тихо спросила:
— Что ты задумал со Звягой?
— Лучше тебе не знать подробностей, — я провел рукой по её плечу. — Просто верь мне.
— Я верю, — она помолчала. — Только… не переусердствуй. Он ведь не злодей, просто фанатик.
— Знаю, — я поцеловал ее в висок. — Все будет в меру.
Утром я проснулся рано. Варвара еще спала, и я тихо оделся, стараясь её не разбудить. Впереди сложный день.
В семь утра мне позвонил Глушков:
— Все готово. «Немец» на позиции. Наблюдение установлено.
— Действуйте, — коротко ответил я и положил трубку.
Теперь оставалось только ждать.
* * *На углу Малой Ямской и Ильинской улиц, у старой булочной с облупившейся вывеской, остановился высокий худощавый человек в потертом пальто и круглых очках в тонкой оправе. Эрнст Карлович Миллер, бывший инженер Коломенского завода, а ныне «случайный» участник тщательно спланированной операции, достал карманные часы. Время приближалось к назначенному.
В подворотне через дорогу Глушков поднял воротник потертого пальто, делая вид, что прикуривает. Неподалеку, у газетного киоска, застыл с развернутой «Правдой» молодой сотрудник ОГПУ.
В окне второго этажа напротив виднелся силуэт еще одного наблюдателя. Мальчишка-посыльный в картузе, якобы торгующий папиросами, был готов в любой момент передать условный сигнал.
По тротуару, опираясь на трость, шел Прокоп Силантьевич. Его потертая кожанка поблескивала от мороси, партийный значок ярко алел на лацкане. Глушков отметил характерную прихрамывающую походку. Старая рана давала о себе знать в сырую погоду.
Он сделал едва заметный жест рукой. Сигнал группе наблюдения быть наготове.
«Немец» как раз выходил из булочной с батоном под мышкой, когда столкнулся со Звягой.
— Ох, простите! — воскликнул он на чистом русском с едва заметным акцентом. — Товарищ Звяга? Какая встреча!
Прокоп Силантьевич нахмурился:
— Мы знакомы?
— Не имел чести лично, но наслышан о вашей принципиальной позиции, — «немец» понизил голос. — Особенно в отношении этих опасных экспериментов на вашем заводе.
Звяга насторожился, его маленькие глазки сузились:
— Вы от кого?
— От людей, разделяющих вашу озабоченность, — Миллер огляделся по сторонам. — Алексей Иванович Рыков очень интересуется ситуацией на местах. Особенно там, где под видом технического прогресса протаскивают чуждые идеи.
В глазах Звяги мелькнул интерес:
— Продолжайте.
— Может, пройдемся? — «немец» кивнул в сторону сквера. — Здесь не лучшее место для серьезного разговора.
В подворотне Глушков кивнул напарнику, и тот достал из потертого портфеля новенькую «Лейку», редкий немецкий фотоаппарат, полученный специально для этой операции. Бесшумно щелкнул затвор, фиксируя встречу.
Мальчишка-папиросник неторопливо двинулся в сторону переулка, где ждала опергруппа, условный сигнал к готовности.
Звяга и Миллер медленно шли по аллее. «Немец» что-то негромко говорил, активно жестикулируя. Парторг внимательно слушал, время от времени согласно кивая.
— Вот именно! — донеслось до наблюдателей. — Эти эксперименты с дизелем — типичный пример технократического уклона. А за ним стоят…
— … более серьезные силы, — закончил Звяга. — Я давно это подозревал!
— И не только вы, — Миллер достал из портфеля папку. — Вот некоторые материалы. Здесь анализ ситуации, подготовленный нашими товарищами. И кое-что интересное о связях Краснова.
Звяга взял папку, и в этот момент из-за угла вышли двое в штатском.
— Гражданин Звяга? — старший показал удостоверение ОГПУ. — Пройдемте с нами.
Прокоп Силантьевич побледнел, увидев, как «немец» быстро отступает в сторону:
— Это провокация!
— О да, — усмехнулся оперативник. — Только не с нашей стороны.
В машине Глушков удовлетворенно кивнул:
— Чисто сработано. Теперь надо правильно оформить документы. Пусть выглядит как идейная ошибка, а не предательство.
Глушков достал папиросу, закурил:
— Все-таки жаль мужика. Хотел как лучше, а попался на простейшей комбинации.
На углу улицы появился извозчик, заранее подготовленный транспорт для наблюдателей. Начинал накрапывать дождь, и в его каплях растворялись последние следы тщательно спланированной операции.
А в полутора километрах отсюда, в своем кабинете, Краснов ждал условленных новостей от Глушкова. Одна партия в этой сложной игре подходила к концу.
* * *Я сидел в кабинете, пытаясь сосредоточиться на бумагах, но мысли все время возвращались к операции. Старинные английские часы на стене мерно отсчитывали минуты. За окном моросил дождь, на подоконнике тихо позвякивали капли.
Наконец в приемной раздались знакомые шаги. Глушков вошел без стука, отряхивая с пальто дождевые капли.
— Все прошло чисто, — он присел в кресло, достав потрепанный блокнот. — «Немец» сработал идеально. Звяга проглотил наживку сразу, как только услышал про группу Рыкова.
Я молча кивнул, разливая чай из дымящегося чайника.
— Вот, — Глушков положил на стол несколько фотоснимков. — Момент передачи папки зафиксирован. Плюс показания трех свидетелей и запись разговора, сделанная нашим стенографистом.
— Как он? — я взял верхний снимок, где Звяга что-то горячо доказывал своему собеседнику.
— Держится достойно. Твердит про провокацию, но… — Глушков усмехнулся, — сам понимает, в какое положение попал. Материалы уже у следователя. Тот получил соответствующие инструкции — оформить как идейную ошибку, без намека на измену.
Я отложил фотографии:
— Когда решение?
— К вечеру будет приказ о переводе на другой завод. Куда-то в Сибирь, подальше от здешних мест. Но без репрессий, как договаривались.
За окном прогромыхал трамвай. Я подошел к окну, глядя на мокрую улицу.
— Знаете, Матвей Кузьмич, — я обернулся к Глушкову, — в чем-то он был прав. Мы действительно ставим рискованный эксперимент. Только ставка в нем гораздо выше, чем он думает.
— Эх, Леонид Иванович, — Глушков поднялся, — я после Гражданской насмотрелся на таких идейных. Они как щепки, ломаются, но не гнутся. А время сейчас такое… гибкость нужна.
Он направился к двери, но у порога обернулся:
— Да, чуть не забыл. Варвара Никитична просила передать — у них какой-то прорыв с системой наведения.
