Стальной кулак (СИ) - Тыналин Алим

— Смотрите, — Варвара протянула мне график. — При работе больше двух часов температура в картере поднимается выше критической. А здесь, — она показала на диаграмму, — явное падение крутящего момента.

Я склонился над агрегатом. В нос ударил запах перегретого масла. На зубьях главной пары виднелись характерные следы неравномерного износа.

— Позвольте заметить, — Циркулев поправил пенсне на черном шнурке, — что изначальная компоновка не предусматривала таких нагрузок. Геометрия зацепления…

— Дело не только в этом, — перебил его Руднев. — Смотрите на подшипники. При такой схеме распределения усилий они работают на пределе.

Вороножский, прижимая к груди пробирку с маслом, возбужденно зашептал:

— Николаус предупреждал! Он чувствовал дисгармонию в системе охлаждения.

Я молча разглядывал поврежденные детали. В памяти всплыли чертежи танковых трансмиссий из будущего. Как я мог упустить этот момент? Ведь современные решения появились не просто так, они вобрали в себя десятилетия испытаний и ошибок.

— Это еще не все, — мрачно сообщил Звонарев. — У нас проблемы с гусеничным ходом.

Мы перешли к следующему стенду. Здесь на массивной раме был смонтирован сегмент ходовой части с катками и фрагментом гусеницы.

— Вот, смотрите, — Звонарев включил привод. — При повороте возникает неравномерное натяжение. Крайние катки перегружены, а центральные теряют контакт с поверхностью.

Руднев уже строчил что-то в блокноте:

— Нужно полностью пересматривать конструкцию балансиров. И система амортизации никуда не годится.

— А еще эта вибрация, — добавила Варвара. — На определенных режимах возникает резонанс. Того и гляди все развалится.

Я обвел взглядом унылые лица своих инженеров. Похоже, мы столкнулись с комплексом проблем, каждая из которых требовала серьезной проработки.

— Что будем делать? — тихо спросила Варвара.

— Работать, — ответил я, доставая чистый лист бумаги. — Давайте по порядку разберем каждую проблему.

Следующие три дня мы работали практически без сна. Каждый занимался своим направлением, и постепенно проблемы начали поддаваться.

Руднев полностью переработал конструкцию подшипниковых узлов трансмиссии. Его новое решение с двухрядными роликами и принудительной системой смазки показало отличные результаты на стенде.

— Смотрите, — он протянул мне график испытаний, — температура стабилизировалась на приемлемом уровне. А износ практически отсутствует.

Варвара создала новую схему балансиров для катков. Теперь нагрузка распределялась равномерно по всей длине гусеницы.

— Мы добавили гидравлические демпферы, — она показывала чертежи. — При повороте система автоматически компенсирует перекос.

Даже Вороножский внес вклад, разработав новый состав смазки для узлов ходовой части.

— Николаус в полном восторге! — размахивал он пробиркой. — Этот состав снижает трение на тридцать процентов!

К вечеру третьего дня мы собрались у испытательного стенда. Массивная конструкция, имитирующая реальные нагрузки, работала без единого намека на проблемы.

— Все параметры в норме, — докладывал Звонарев, сверяясь с приборами. — Температурный режим стабильный, вибрации в допустимых пределах.

Циркулев педантично заносил показания в журнал:

— Позвольте заметить, что результаты превосходят все технические требования.

Я смотрел на слаженную работу механизмов и чувствовал, как отступает недавняя тревога. Кажется, мы действительно справились. Команда превзошла сама себя.

— Через два дня можно проводить комплексные испытания, — уверенно заявила Варвара. — Все системы отлажены.

— Отлично, — я улыбнулся. — Готовьте машину к демонстрации. Покажем военным, на что способен настоящий танк.

Руднев, протирая очки, довольно кивнул:

— С такими характеристиками мы утрем нос этому Черноярскому.

Вечером я задержался в кабинете, просматривая документацию. Все расчеты подтверждали, что мы создали именно то, что нужно. Современный танк, способный изменить ход будущей войны.

На столе лежала телеграмма. Завтра прибывает комиссия из Москвы. Что ж, пусть смотрят. Нам есть что показать.

Утро выдалось ясным и прохладным, идеальная погода для испытаний. На заводском полигоне собралась внушительная комиссия.

Я заметил знакомые лица: Дорохов с неизменной папкой документов, Самохин, внимательно осматривающий машину, братья Касаткины, о чем-то негромко переговаривающиеся между собой.

— Отличная работа, Леонид Иванович, — Дорохов пожал мне руку. — Мы все с нетерпением ждем демонстрации.

Самохин, проверив моторный отсек, одобрительно кивнул:

— Компоновка просто превосходная. Черноярскому такое и не снилось.

Их уверенность передавалась и мне. Все проблемы остались позади, сегодня мы покажем, на что способна настоящая техника.

Варвара колдовала над прицельными приспособлениями, Руднев в последний раз проверял трансмиссию. Звонарев настраивал приборы для фиксации всех параметров.

— Начинаем? — спросил Трубников, поглядывая на часы.

Я кивнул. Пора показать результат упорной кропотливой работы.

Двигатель запустился с первого раза, радуя ровным рокотом. Я видел одобрительные взгляды членов комиссии. Звук работающего дизеля впечатлял своей мощью.

— Шестьсот лошадиных сил, — с гордостью произнес Самохин. — И заметьте, какая равномерная работа.

Первые испытания прошли великолепно. Машина легко преодолела подъем, демонстрируя отличную тягу. На прямой показала хорошую скорость. Система прицеливания работала безупречно, три выстрела легли точно в цель.

— Превосходно! — Дорохов что-то помечал в блокноте. — Особенно впечатляет точность наведения.

Я заметил, как братья Касаткины одобрительно переглянулись. Трубников с явным удовольствием фиксировал результаты.

Первый тревожный сигнал появился после получаса работы. Звонарев, не отрывавший глаз от приборов, вдруг нахмурился:

— Температура трансмиссии растет быстрее расчетной…

— Может, датчики барахлят? — предположил я, чувствуя, как внутри что-то сжимается.

Руднев покачал головой:

— Нет, показания верные. Что-то не так с системой охлаждения.

Мы продолжили испытания, но я уже заметил, что машина начала двигаться менее уверенно. При поворотах появился характерный скрежет.

— Леонид Иванович, — тихо позвала Варвара, — там странные вибрации в башне…

Я видел, как меняются лица членов комиссии. Опытные инженеры, они понимали, что-то идет не так.

А потом все начало разваливаться с пугающей быстротой. Сначала заклинило механизм поворота башни. Следом раздался резкий металлический скрежет в трансмиссии. Машина дернулась и замерла, окутавшись облаком пара.

— Полный отказ системы охлаждения, — доложил побледневший Звонарев. — Температура критическая!

Руднев, заглянувший в моторный отсек, только покачал головой:

— Разрушение подшипникового узла. Полный выход из строя.

Я смотрел на застывшую машину и чувствовал, как рушатся все надежды. Где-то в глубине души понимал, что мы слишком поторопились, пытались перепрыгнуть через необходимые этапы.

— Что скажете, Краснов? — тихо спросил Дорохов. В его глазах читалось искреннее сочувствие.

Самохин хмуро разглядывал вытекающее масло:

— Похоже, проблема системная. Нужна серьезная доработка.

Я обвел взглядом команду. Варвара кусала губы, Руднев механически протирал очки, Звонарев застыл над приборами. Все понимали, что это провал.

— Испытания придется прервать, — официальным тоном произнес Трубников. — Очевидно, требуется доработка конструкции.

Братья Касаткины синхронно кивнули, избегая смотреть мне в глаза. Они поддержали проект, а я их подвел.

— Леонид Иванович, — Дорохов тронул меня за плечо. — Нужно готовить подробный отчет. И… возможно, стоит пересмотреть общую концепцию.

Я молча кивнул. В голове уже складывался план действий.

— Собирайте данные, — сказал я команде. — Все записи, все показания приборов. Будем разбираться.