Время перемен - Владимир Владимирович Голубев
У ребят, кстати, была настоящая любовь, а дочерей у неаполитанской четы было множество, причём одна из них даже была супругой императора Франца. Вот она-то сестре вполне сочувствовала, да и вообще – такая романтическая история прекрасно вписывалась в настроения европейского общества, даже в Неаполе бегство принцессы с возлюбленным, отлично известным и весьма щедрым аристократом, вызвало скорее понимание, чем осуждение. Ну и чего взъелась на меня Мария Каролина? При этом флот Неаполитанских Бурбонов был не очень силён, и Ушаков слал мне достаточно плотоядные планы по бомбардировке Неаполя с целью побуждения королевства к миру.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
На другом конце империи Суворов не получил приглашения к переговорам – маньчжуры со всей возможной страстью сражались с «Белым лотосом», который оказывал весьма упорное сопротивление поработителям, совершенно не обращая внимания на русских. Фельдмаршал, устав ждать, двинулся дальше, в глубину империи. Мукден[41] был очень серьёзной крепостью, который должен был по замыслу Хэшеня остановить русские войска до следующего года. Но наша армия уже очень хорошо научились брать крепости, к тому же искусство китайских фортификаторов сильно отставало от европейского…
Менее, чем через месяц Мукден пал, а генерал-майор Иловайский[42] с тридцатью тысячами русских и частью союзных монголов, отправился действовать в отрыве от основных сил – в Халху. Там шла настоящая битва между войсками Цин и мятежниками. Армии маньчжур очень не хватало сил кочевников, которых повелители империи привечали как своих родственников, пусть и весьма дальних, и давних помощников в борьбе против оседлых китайцев. Сейчас преимущество было на стороне племён, верных императору, но наше вмешательство изменило баланс.
Всего лишь около тридцати тысяч бойцов, поддержавших маньчжур, смогли уйти, остальные же были убиты, причём так же, как и их семьи. Кровь лилась рекой. Что поделаешь, традиция степи… Кстати, именно Иловайскому были обязаны жизнью более двадцати тысяч детей, которых он вывел в Россию. Они были слишком малы, по обычаю убивать их было запрещено, но и выжить без заботы родных они бы не смогли. Генерал и его люди вывезли их, передав уже нашим окольничим. Детей распределили по всей России, такое множество сирот разом всё же было для нас впервые…
Суворов стоял возле Мукдена, к нему присоединялись монголы, готовые сражаться, а гонцов с предложением мира всё не было. Тогда ему просто пришлось нанести удар в самое сердце империи Цин – пойти на её столицу. Сражение длилось почти неделю, крови пролилось много, маньчжуры дрались за Пекин отчаянно, но укрепления уже безнадёжно устарели, а русские весьма поднаторели во взятии крепостей.
Падение Пекина да высадки камчатских войск и союзных японцев на Шаньдуне[43], наконец, вызвало реакцию властей империи, благо самого́ монарха и его родственников успели вывезти из столицы. Молодой император Юнъянь[44] смог взять власть в свои руки и отстранить Хэшеня, а потом и казнить его. В Пекин к Суворову прибыло полномочное посольство, в знак примирения везущее собранные по всей империи части тел убитых членов русской миссии и голову виновника этого преступления, повлёкшего за собой форменную катастрофу для Китая.
Фельдмаршал равнодушно взглянул в открытые глаза Хэшеня, поклонился праху соплеменников и деловито перешёл непосредственно к дипломатической работе. Александру Васильевичу хотелось скорее закончить эту войну…
Переговоры прошли довольно неожиданно, совершенно не плану, который построили у себя в голове фельдмаршал и его помощники. Суворов привык иметь дело с восточными людьми и всегда, и везде торговаться. Так и здесь, он с ходу заявил, что будущая граница должна пройти по Хуанхе[45] и Вэйхе[46], а под контроль России ещё перейдут вся Халха, Шаньдун, Синьцзян и Тибет, рассчитывая на получение встречных предложений и переход к дальнейшему обсуждению. Однако делегация маньчжур взяла паузу и принесла ответ через два дня. Они в принципе соглашались на предложенную линию границы, желая оставить себе только Монголию.
Стало понятно, что империи Цин нужен мир даже больше, чем нам, и им очень нужны монголы, чтобы держать в узде ханьцев. У нас тоже не было никакого желания затягивать войну, которая потребляла чудовищное количество ресурсов, к тому же сами маньчжуры полностью разорили при отступлении захваченные нами земли, и сейчас нам очень напрягала необходимость на постоянной основе снабжать огромную армию по пустынным, безлюдным регионам. Зимой же эта проблема грозила обернуться подлинной катастрофой.
Суворов взял на себя ответственность – переговоры нужно было завершать очень быстро. Фельдмаршал отлично понимал, что передать всю Халху маньчжурам, означает предать союзников, а это серьёзно осложнило бы наше будущее в регионе. Одновременно нам совершенно не были нужны ни Тибет, ни Синьцзян, ни даже бывшая Джунгария. Более того, получение земель Южной Маньчжурии и Северного Китая не соответствовало нашим интересам, но и отказаться от них сейчас было совершенно невозможно, не потеряв лица. Тем более что камчатские казаки уже по-хозяйски обживали берега Жёлтого моря.
Остановились на варианте прохождения границы империи Цин по основному течению Хайхе[47], а потом по Хуанхе. За маньчжурами оставались Джунгария, Синьцзян, Тибет, Ордос[48] и почти половина Халхи, где могли кочевать союзные им монголы. Важной частью Пекинского договора стали поставки русского оружия, которое было очень высоко оценено империей, и снятие всех ограничений на торговлю.
Господи, да за нами оставался даже Пекин! Таких уступок мы не могли предвидеть. При этом Суворов забрал территории почти пустые, разорённые. Маньчжуры и раньше не позволяли китайцам жить на их исторических землях, а уж во время войны они старались максимально затруднить наше снабжение и полностью перекрыть нам варианты получения припасов на местности. Халха получала независимость, причём большинство монгольских вождей уже готовы были принести мне вассальную присягу.
В империи же шла гражданская война, что в любом случае отодвигало для нас до её окончания риск нового столкновения с маньчжурами. Надо заметить, что сразу же после послов императора Юнъяня к Суворову прибыло посольство от так называемого императора Джу Ди, который претендовал на принадлежность к династии Мин. Он был провозглашён императором ханьскими повстанцами, которые пытались возродить собственно Китай.
«Белому Лотосу» тоже нужно было оружие, много оружия, без которого им невозможно было бы победить маньчжуров. Посланцы Мин признали наш договор с Цин, в обмен на обязательство наших поставок. Ну а после
