Владимир Чистяков - Попадают по-разному (СИ)
— Как этого главу звать?
— Брат Андор.
— Слыхала… Рэдд ма подсказал, какого-то разбойника наказали, отрубив ему одну руку, одно руку, одно яйцо и выколов один глаз. Ма понравилось, сказала, что этому Андору так и сделает, только ещё одну ногу отрубит, а яйца вырвет оба, притом лично. Святому человек они ни к чему. И он так поживёт, прежде чем ему голову пилой отпилят, — замечаю, Живодёр слушает очень внимательно. Не сомневаюсь, предложенное он скоро на ком-нибудь попробует. Он из тех людей, кому просто нравится убивать. Как, к сожалению, и Динке.
— Что именно он натворил
— О-о-о! Много чего. Из особо интересного — он себя крупным знатоком медицины возомнил. Трактаты всякие пописывал. В одном ма прочла… Угадай, что он призывает отрезать новорождённым девочкам? Подсказываю, у мужчин этого нет.
— Больной ублюдок.
— По мнению ма, за одно это казнить следует медленно и мучительно. Тот, кто дурацкие книжки пишет в десятки раз опаснее тех, кто их читает. Кстати… Эй, засранцы, из вас кто читать умеет?
Головами мотают, Живодёр уже другой нож в пальцах вертит. Динка, ухмыляясь на него смотрит.
— Ответ верный. Зачем мясо мечей грамоте учить? В немом благоговении святым отцам внимать должны. Вдруг научившиеся читать поймут, что за хрень в святых книгах написана?
— Смотри-ка, чьё знамя! — Динка часто-часто и глупо-глупо моргает, совершенно по-дурацки ухмыляясь при этом.
Достала уже своими шуточками! Несколько часов назад чуть не умерли, притом, во многом из-за неё и дурной привычки слишком вольно понимать приказы.
Хотя, она права, знамени Яграна тут быть не должно.
— И он сюда направляется. Как раз с той стороны такие виды! — совсем уж откровенно мурлыкает. Придавить иногда хочется. Другое дело, она сама кого хочешь придавит, или скорее, на кусочки порежет.
Как раз та стена. И все, кто под ней.
— Иди, встречай, на тебе кровь, кстати.
— Где
— Везде, вообще-то. Жаль, шлем сняла, там даже на усах было. Будто пила.
Так и стою. Что-то не так. Стенку разобрали, пушку откатили. И все куда-то делись.
Так, а со мной-то что не так? Клинки в ножнах, пистолеты вот только не заряжены.
Влетает. Хм. Сегодня, он похоже, в бою всё-таки побывал. Шлем даже снять успел. Обводит взглядом двор. Меня словно не заметил. К сестре приехал, так и думала. Она на воротами прямо за его спиной стоит и рожи корчит.
Снова на меня посмотрел. Лицом изменился. Как слетело оттуда всё его матерью наведённое. Не к сестре он мчался, не к сестре.
Бежит ко мне. Подхватывает на руки.
Какого! У меня же сплошной синяк по всему телу.
— Ты плачешь?
Угу. Реву. Слёзы от боли во всех местах выступили. И если он меня поставит, я тогда точно упаду.
Дойдёт, что мне больно сделал?
— Ты ранена?
Надо же, догадался.
— Почему молчишь? Всё в порядке.
Угу. И ещё помолчу, лишь бы такой голос послушать.
Не понимаю! Ничего не понимаю впервые в жизни! Что с ним? Что со мной, кроме того, что отбито всё, что можно. Или так больно просто потому, что впервые так серьёзно пострадала в бою?
— Сумасшедший…
— Знал, что так скажешь.
— Я тебе не пара.
— Глупая ты, хотя и страшно логичная.
— Я страшно уставшая, контуженная и, вероятно, раненная, но не глупая.
Смеётся непонятно чему. Что-то я в жизни пропустила. Сколько уже меня держит. А я не лёгонькая, да в полной броне. Ещё не забыла, выше его была, да что там я, Динка была длиннее. И вот как всё повернулось. Хотя, он и сейчас, если меня и выше, то ненамного.
— Я люблю тебя, Осень Ертгард. Боялся, не успею сказать.
Вот так так! Одновременно хочется ругаться последними словами и плакать неизвестно от чего. Слёзы и так на глазах.
— Хоть и побита, помирать не собираюсь. Пошли, поговорим спокойно. И поставь меня, наконец.
В глазах потемнело, чуть не упала. Удержалась на ногах всё-таки. Угу. Потому что он подхватил.
Непойми откуда хохочет Маленькое Чудовище.
— Девушек вокруг полно, а он в самую ненормальную после меня втюрился.
— Я всегда ненормальных обожал, дорогая сестрёнка, — весело несётся в ответ. Меня, впрочем, поддерживать он не забывает.
Слышу, Ягран посылает кого-то за их врачом. Что, и казначей здесь? Вряд ли, в кои-то веки отпустив от себя любимого сыночка (или тот смелости набрался и сам удрал?), уж точно всеми возможными способами о его безопасности позаботилась.
Маленькое чудовище рядом, подхватывает тоже.
— Нести меня не надо. Сама доползу как-нибудь.
В храме уже нет никого. Устраивают в самой освещённой части.
Динка убегает, бросив на прощанье.
— Я там скажу, чтобы вас не беспокоили.
— Убью! — вроде, одного возраста, только сколько раз ощущала, будто намного старше её.
— Ты что делаешь? — почему-то шепчу, нащупывая левой рукой рукоять стилета. Старые привычки никуда не делись. Мало кто умеет столько ножей за раз в одежде прятать. Даже Динка на спор не всё находила.
— Тебе броню надо снять. Дышать легче будет.
Отпускаю рукоять. С ума, что ль схожу? Взялся, так пусть стаскивает. Всё равно, ничего из желаемого особо не нащупаешь. Да и видел он меня уже много раз в куда более лёгкой одежде, чем сегодня.
Вот только сейчас не так, как тогда.
Действительно, дышать легче.
— Хватит! Отбой не трубили ещё.
Садится рядом. Прислоняется. Не отстраняюсь, но и головы на плечо не кладу.
— Всё наоборот.
— Что наоборот?
— С тобой всё наоборот.
— Чем с кем?
— Чем с книгами. Храбрый воин спешит на выручку к беззащитной девице, доказывая ей и всем свою храбрость. А тут… Мне тут говорили, будто ты считаешь меня трусом.
— Я такого не говорила.
Смеётся.
— Как ни крути, доказательств моей храбрости ты не видела, зато на твои насмотрелся.
— Кроме как в высшей математике, никому ничего не доказывала. Просто дело делала.
— Дважды сестру от смерти спасала.
— Напомни про второй раз.
— Сегодня.
— Её от самой себя спасать надо.
Почему он опять смеётся?
— Странная ты.
— Сам говорил, любишь таких.
— Не таких, а тебя одну, неповторимую.
Прислушиваюсь к себе. Пока слышу только, что давно не ела.
— Рожки донесли, на тебя сейчас почти все девушки и не очень в лагере сильно злы, — «рожки» детское прозвище Маленького Чудовища, я даже помню, был у неё такой шлем с рожками, словно у косули, заодно, знаю, только Ягран, и может быть, его сёстры, могут Динку так называть.
— Почему? — вообще-то, прекрасно понятно, вот только пусть он это вслух скажет.
— Ты лишила их даже теоретической возможности заполучить самого желанного жениха Империи, — усмехается, — Будь осторожна, они могут попытаться тебе отомстить.
— Кишка тонка.
— Я просто не в состоянии постоянно за тобой присматривать.
— Я уже большая девочка. Сама за собой присмотреть в состоянии.
— Те же рожки говорили, тебя даже убить обещали.
— Не станут.
— Откуда такая уверенность?
— Будь дело только в тебе, красавчик Империи главный, кто-то, может и рискнул бы меня извести, ты бы снова стал свободным и для охоты пригодным. Что с неё спустили бы шкуру, притом в прямом смысле и живьем — люди не всегда о таких мелочах задумываются. Травить возомнившую о себе, в лучшем случае, бастардку, а то и вовсе, простолюдинку — это одно. А вот покушение на личного представителя Верховного — совсем другое. Тут даже в случае успеха, и сам, и ближайшее окружение, и родня, лишаются всего. Плюс наследница Верховного — мой друг, а ссорится с ней — тоже чревато. Да и тебя никто не отменял. Так что, получается, я самый защищённый в Империи, человек.
Уже не смеётся, а просто хохочет.
— Те же рожки мне передали слова Верховного. «Яграну по шее надо дать — стащил лучшую розочку из моего цветника».
Слегка по шее его и стукнула. Он так же легко — мне.
Тут дверь почти вынесли — врач с помощниками явился. Принца выставили наружу. Вслед за ним отправили четверых помощников — раненными заняться. Остался сам старший врач и помощница, судя по виду — его дочь. Вроде, у Госпожи видеть приходилось. Из оставшихся доспехов меня вытряхивают куда быстрее, чем это получилось у меня самой, даже и не побитой.
Перевязки делать учили. Раны обрабатывать тоже, самые простые ещё и зашивать. Вроде получалось. Но тут. Не сравнить просто. Тут ещё рассказы Динки наложились, какая рана больнее. Всё чаще от неё слышишь о человеческой боли…
Замотали-залатали быстро и ловко. Знает врач казначея своё дело! Хотя и ворчит всё время. Про то, что я за здоровьем и внешностью не слежу. Молчу. Не обольщаюсь, его дочери двадцать пять точно есть, а выглядит получше моего. Насколько я знаю, в походы побольше моего ходила.
Казначей их слушает. Нечасто старшая сестра смотрится моложе младшей. Или в той больше внутреннего огня, и она быстрее сгорает?
