Аргентинец поневоле (СИ) - Дорнбург Александр
Мы уже собирались вскоре приземляться в аэропорту Буэнос-Айреса, когда потерпели крушение. Значит, я в Аргентине. Поскольку солнце восходит впереди от берега. Был бы на восточном берегу — в Уругвае, то солнце бы всходило несколько сзади и сбоку.
А так как когда я нахлебался воды, то она не походила на морскую, то значит передо мной залив Ла-Платы. Это огромная дельта большой реки, впадающей в океан и образующей большой лиман. Устье или эстуарий по-испански. За размеры и за вкус воды испанцы когда-то называли его «Сладким морем».
Одежда и носки высохли, а башмаки были сыроваты. Ничего, досохнут на мне и будут плотнее облегать ногу. Поскольку чувствовал я себя на редкость отлично, голова была ясной и работала как хороший компьютер, то решил пока провести инвентаризацию своих вещей. Ведь весь багаж, тю-тю, на дне океана, мне недоступен. Глядишь и спасатели подоспеют. Ноги бить не придется. Доберусь до аргентинской столицы как белый человек, на вертолете.
Поскольку март в России еще зимний месяц, а в Аргентине — летний, то я был сразу одет в летний костюм. Сине-зеленый пиджак, типа клубного, и светлые штаны. А вот летние туфли надевать на ноги я побоялся, даже с учетом того, что ехал в аэропорт на такси. Не по нашей погоде. Остановился на легких осенних ботинках. Выглядел, конечно, странновато, но переодеться мне пока не в чего. Верхняя одежда — шапка с дубленкой — где-то плещутся в океане, вместе с моими чемоданами на колесиках.
Зато карманы пиджака были забиты. Паспорт с бумагами в одном, портмоне в другом. Так как в Аргентине вечные дефолты и карты могут отказать, то я взял с собой бумажные доллары. Двадцать стодолларовых бумажек. Итого: две тысячи баксов. Думал, хватит на все случаи жизни. А случаи разные бывают. Сейчас денежные бумажки просохнут и можно не очковать. Я буду при деньгах.
Так же во внутреннем кармане у меня имелась алюминиевая фляга, емкостью с четверть литра, в которой еще на две трети объема сохранилось водки из «Дьюти Фри», что я взял чтобы снимать стресс в полете. Запас карман не тянет и жопу не дерет. Я сделал глоток из фляги — нормально, морская вода в емкость не проникла.
На ремне в чехле висел сотовый телефон. Экран треснул, из-за пребывания в воде аппарат был безжизненный, как кусок кирпича. Впрочем, треснул не экран, а защитное стекло. Попробую эту трубку просушить, затем положить в банку с сахаром, чтобы тот вытянул лишнюю влагу — может эта вещица и заработает. Нет — вытащу хотя бы симку.
В боковом нижнем кармане — связка ключей. Два больших, маленький от общего коридора, пластмассовый от подъезда, колечки и старый алюминиевый брелок. На последнем символически было изображено то ли солнце, то ли осьминог, то ли еще какая-то хрень.
Российская мелочь — три монетки общей суммой в пять рублей. Помятый, словно вытащенный из задницы путеводитель, который был засунут в боковой нижний карман пиджака. Он значительно пострадал от влаги. Я оторвал скомканную и рваную обложку и выкинул, остальная бумага просохла и годилось хотя бы подтереться после туалета.
Ожидание спасателей затянулось. Чтобы не терять времени, я кое-где простирнул свои светлые штаны. Вот же, уделался местами в глине! Свинья всегда грязь найдет! Ничего сейчас все быстро высохнет. Вон как солнышко зло припекает. Южноамериканское лето не торопится уступать место осени.
Я просидел на склоне холма часа два с половиной, когда понял, что никакие спасатели на «голубом вертолете» за мной не прилетят. Да и есть ли сейчас вертолеты? По крайней мере, опять я не видел ни машин, ни самолетов с их следами в небесах, ни нормальных судов в море. Только дальше, в глубине заливе, прищурившись, разглядел нечто похожее на классическую каравеллу. Только с голыми мачтами. Та еще дурында!
Прям теряюсь в догадках!
Так же на горизонте промелькнула парочка всадников, похожих на киношных мексиканских бандитов (вышедших из классических голливудских вестернов), которые куда-то целеустремленно скакали по полям диких жасминов, густым ковром покрывавших в это время песчаные поляны побережья, как на пожар. Мистика какая-то!
— Дурдом! — пробормотал я. И потом добавил универсальное:
— Вашу мать!
Может, уже пора нервничать? А смысл нервничать? Расслабься, Яша.
За это время я посетил туалет, который устроил в кустах и потратил на подтирку один из листов своего путеводителя. А кроме всего, я уже изрядно проголодался и главное очень хотел пить. Жажда замучила. Ручьев поблизости я не нашел, а из моря пить было бесполезно.
Главное, что рядом появился какой-то угрюмый пастух, который глядел на меня с подозрением, словно думал, что я тут для того, чтобы украсть его баранов. В ответ я тоже поглядывал на него недобро, подозревая во всех смертных грехах. Короче, мне стало неуютно. Э-хе-хе, жизнь моя жестянка!
Я понял, что если буду сидеть на попе ровно на берегу, то завтрак и ванна мне не светят. Делать нечего, пришлось тащиться к тому населенному пункту, что был побольше. Тут максимум километра четыре, дойду за час. И я пошел, к огромному облегчению пастуха. Считающего, что «наша служба и опасна, и трудна». И к полному удовлетворению его большой косматой собаки, вся шерсть у которой была в колтунах. Приходилось только радоваться тому, что ленивый пес не счел меня достойным для своего гавканья.
Добрые, почтенные, здравомыслящие существа эти собаки!
День обещал быть по-летнему жарким, уже с утра солнце начало припекать. Моя одежда и обувь давно обсохли и выглядели вполне прилично. За исключением того момента, что я резко помолодел, причем сильно, и костюм болтался на мне, как на подростке, нарядившемся в отцовское шмотье. Хорошо хоть размер обуви уже был сорок второй.
Поскольку до города было недалеко, то я довольно быстро выбрался на укатанную дорогу. Грунтовку, которая была густо " заминирована" как старыми, так и свежими «коровьими лепешками» и «конскими каштанами», вокруг которых стайками вились мелкие серые мухи.
Подойдя к городу километра на два, я смог рассмотреть, что ближняя часть ко мне застроена глинобитными сараями, халупами и «халабудами», которые явно сооружали пьяные строители, причем в период самого лютого запоя. И опять же нигде не видно столбов с электропроводкой, ни телевизионных и спутниковых антенн. Однако.
Такое печальное зрелище, вкупе с моим внезапным омоложением, позволило мне предположить, что я пополнил дружные ряды попаданцев. А подобных книг о приключениях этих доблестных героев я за свою жизнь уже прочитал немало. Хотя там трезвым не напишешь, не пьяным не прочтешь. Ох и вляпался же я! Чё-ёрт!
Теперь становились актуальными вопросы: «Где я?» и «Когда?». Скоро я смог несколько удовлетворить свое любопытство. Меня нагнал на телеге какой-то крестьянин, который вез на своей скрипучей повозке, запряженной довольно мелкой кобылой вульгарной коровьей масти, какие-то овощи на городской рынок. Крепкие и плотные томаты, хрустящие огурчики, цветную капусту, сладкие и жгучие перцы, зелень и травы, от которых шел одуряющий запах.
Сама судьба нас свела!
Крестьянин был классический «латинос» средних лет. Мелкий, коренастый, смуглый, небритый, с длинными подковообразными усами, одетый в соломенную шляпу с широкими полями и рубаху в комплекте со штанами из грубого небеленого полотна. И рубаха и штаны были довольно грязными. Особенно обильно извозюканы были штанцы. Казалось, что это мужик с простецкой рожей колхозника, изо всех сил бежал до туалета, но немного не дотерпел. «Душок» от встречного мужика шел соответствующий. Словно от портянок солдата советской армии сразу после марш-броска. Одним словом: пижон!
Ноги латиноса были босые, грязные с почерневшими ногтями, изъеденными грибком.
На его фоне я в своем летнем костюме выглядел настоящим принцем крови. Что же касается моей второй молодости, то в 16 лет в России парень по телосложению равен 19 летнему латиноамериканцу. Латиносы то ли мало каши едят, то ли от они природы такие, но по росту и телосложению они редко когда дотягивают до среднестатистического русского. А я по росту и остальным параметрам пошел больше в мать. То есть, казался вполне взрослым.
