Зубных дел мастер (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович
— Закусывайте! — поощрила квартиранта Люция Мечиславовна. — Под сало водка — это то, что нужно.
Кир бросил ломтик в рот и зажевал кусочком хлеба. Хм, не плохо. Спирт оттенил вкус жирного соленого свиного мяса. Раньше Кир не понимал, зачем его так заготавливают, и неохотно ел в деревне. И брать в Минск не хотел — мать навязала. Сказала: сало — настоящая еда, после него проголодаешься не скоро.
Хозяйка вновь наполнила стаканчики, разлив остатки водки из бутылки.
— М-м-мне з-з-завтра н-н-на р-р-работу, — Кир попытался отказаться.
— К утру вы протрезвитесь, — возразила Люция Мечиславовна. — Каких-то двести грамм для крепкого мужчины…
Они вновь выпили и закусили. Хозяйка вдруг промолвила:
— Юзефа моя давняя подруга, в войну с ней познакомились. Они с отцом возили к нам продукты в лес. Нам, в партизанах, было голодно, они и помогали. Рисковали жизнью — узнали б немцы, расстреляли. Бог миловал, — она перекрестилась всей ладонью, как принято у католиков.
— В-вы в-воевали? — удивился Кир.
— Какое там! — хозяйка отмахнулась. — Стирала партизанам, да еще еду варила. Партизанская жена, нас там таких хватало. А муж мой был врачом в отряде. После войны работал в клинике, а я там — секретаршей главного врача. Я образованная была — 10 классов закончила перед войной. У многих было всего семь. Со временем наш главный врач стал заместителем министра, когда назначили, забрал меня с собой. А там и до министра вырос…
Она немного помолчала, затем продолжила:
— Если бы Юзефа умерла, то попала бы в рай. Она сегодня исповедалась и причастилась. Возможно, это было б правильно, но я безмерно рада тому, что вы ее спасли. Да еще так ловко и уверенно! Вас этому учили?
— Д-да, — ответил Кир, соврав. От донора он знал, что их учили всего лишь оказанию первичной медицинской помощи. Забинтовать, жгут наложить, конечность зафиксировать сломанную. А если кто-то потерял сознание, то дать понюхать нашатырный спирт.
— Учат многих, — не успокоилась хозяйка. — Вы действовали хладнокровно и уверенно. Вы прирожденный врач, вам надобно учиться дальше. Зачем вам эти зубы? Ваше призвание — спасать людей.
— П-подумаю, — ответил Кир. Старушка явно захмелела, и спорить с ней — себе дороже. На этом их разговор и завершился. Хозяйка пошла спать, а Кир сварил себе пельменей, поел и тоже лег. Сегодня встали рано, и он не выспался. К тому же водки выпил. А завтра на работу…
[1] Удивительно, но эта столовая работает и в наше время. Почти что 60 лет с открытия. И кормят так же вкусно и недорого.
[2] Причиной этих ограничений была невозможность обслужить большое число читателей — библиотеки в СССР были популярны. И книг не хватало.
Глава 4
4.
На работу Кир отправился пешком. От дома, где он жил, до поликлиники, куда его распределили из училища, всего лишь пара километров. Лезть в переполненный троллейбус не хотелось, а ходьба полезна для зубного техника — работа у него сидячая. Пройдя по улице Плеханова, он миновал большой пустырь с бегущим посреди его ручьем и выбрался к проспекту Рокоссовского. Пересек его по переходу, повернул налево и двинулся вдоль жилой застройки. По одной стороне проспекта стояли серые пятиэтажки, похожие на ту, в которой он снимал свой угол, на другой же возвышались девятиэтажные строения — куда длинней и с лоджиями вместо балконов, как у пятиэтажек. Дойдя к кинотеатру с названием «Салют», Кир повернул направо и по тротуару вдоль проезда дошагал до поликлиники, в которой и располагалось стоматологическое отделение. Ключ от раздевалки у него имелся. Достав из выделенного ему шкафчика белый халат, надел его поверх рубашки. Бросил взгляд на циферблат часов — до восьми осталось ровно пять минут. Он вовремя.
Покинув раздевалку, Кир прошагал по коридору и толкнул дверь с табличкой «Зуботехническая лаборатория »№ 1′. Встав за порогом, осмотрелся. Большая комната с десятком расставленных в несколько рядов столов. Столешницы пластмассовые со вставкой посредине из нержавейки, снизу — тумбы, у дальней стороны столешниц — полки. Есть выдвижные ящики и вытяжки для пыли и химических паров. Стул возле каждого стола. Его рабочее место посередине в том ряду, что справа.
Кир не остался незамеченным — с десяток любопытных глаз уставились на молодого техника. Кир им кивнул и двинулся к своему столу. Там, сев, стал открывать ключами ящики и тумбы. Их выдали ему еще до отпуска вместе с инструментами.
— Гляди, глухой явился, — послышалось за спиной. — Ну, будет тут теперь мычать.
Кир встал и оглянулся. Мужчина лет двадцати пяти смотрел на него и нагло ухмылялся. Другие техники прятали улыбки.
— Я с-с-слышу, — сообщил им Кир.
— Как? — удивился наглый техник.
— П-п-просто. Т-т-так ч-ч-что п-п-придержи я-я-язык.
— Так ты ж глухонемой! — обидчик явно растерялся.
— Излечился.
— Такого не бывает, — не поверил наглый техник.
Кир лишь пожал плечами. Тут в комнату вошла женщина лет сорока в таком же, как у всех, халате. В руке она держала конверты из серой, плотной, как картон, бумаги. «Старший техник Ковалева, — подсказала память донора. — Главная над всеми нами. Еще имеется заведующий производством, но он за оборудование отвечает и с техниками не работает». Ковалева занималась с донором до отпуска: выделила рабочий стол, снабдила инструментами
— Всем здравствуйте, — сказала старший техник. — Ага! Явился наш молодой специалист. Я вам работу принесла, и в том числе ему. Как только объяснить ему, что делать?
— Людмила Станиславовна, он слышит, — наябедничал наглый техник.
— Не может быть! — воскликнула Ковалева. — Он же глухонемой.
— Мы тоже думали, — развел руками тот же техник. — Он сам сказал, что нет.
— Что, правда? — обратилась к Киру старший техник.
— С-с-слышу, — подтвердил он. — Н-н-но г-г-говорю п-п-пока ч-ч-что п-п-плохо.
— Не могу поверить, — сказала Ковалева. — Прекрасно помню, как ты пальцами перед лицом махал, а я сидела, ничего не понимая. Хорошо, что был с куратором, и та переводила. С чего стал слышать?
— П-п-попал п-п-под м-м-молнию в д-д-деревне.
— Не может быть! Не врешь?
Кир расстегнул халат, затем — рубашку и показал ей «дерево» на коже. Другие техники не удержались: вскочили с мест и подбежали посмотреть. Кир не препятствовал, охотно демонстрируя след от удара молнией. Пусть видят — меньше будет разговоров о том, что донор сильно изменился. Хотя они его не знали толком, но все же
— Ох, не фига себе! — заметил наглый техник. — Могло убить. С другой же стороны — стал слышать и заговорил. Тебя по телевидению надо показать: в программе «Очевидное — невероятное».[1]
— Успокойся, Коновалов! — одернула его старший техник. — Нам только телевидения не хватало. — Как ты, Чернуха? — повернулась к Киру. — Работать можешь?
— Д-д-да, — ответил он.
— Тогда держи, — Ковалева протянула два конверта. Кир взял их. — Здесь слепки пациентов — коронки нужно сделать. Сумеешь?
— Учили.
— Как сделаешь, принесешь их мне. С работой не затягивай. Примерка пациентам назначена на послезавтра. Вопросы?
— Г-г-гильзы?
— В конвертах. Там с запасом. Но в следующий раз за гильзами придешь ко мне. Понятно?
Кир вновь кивнул и отправился за свой рабочий стол. Там вытряхнул из конверта слепки челюстей и прочитал написанную на конверте формулу. Несложная работа, да что там говорить — простейшая. Две коронки на верхней челюсти у одного из пациентов, а у второго — столько же на нижней. Понятно, почему ему такую выделили. Он в поликлинике новичок и что умеет, неизвестно. Придется постараться, чтобы завоевать доверие начальства и стать здесь нужным. Кир был к этому готов. В противном случае ищи себе работу, а где, какую, он не представлял. Малознакомая планета и мир, в который он едва вступил одним шажком. Одно он твердо знал, что в СССР работать обязательно. Здесь даже лозунг есть: «Кто не работает — не ест». Причем, не просто лозунг: тех, кто не хотел трудиться, как сообщил системник, могли и посадить в тюрьму.