Ревизор: возвращение в СССР 10 - Серж Винтеркей

— В психушку его упекут после такого… — обречённо сказал дед. — А потом уволят. Устроил тут!.. Не мог по-тихому, как всегда. Все же всё понимают, глаза закрывают. Но сейчас!.. — он с досадой махнул рукой.

За своего печётся… И ведь верно, это же СССР. Власти терпеть не могут вот таких вот попыток самоубийств в общественных местах. Обследование в психушке — самое мягкое, что ждет Эдичку, если удастся его сейчас удержать от прыжка. А как бы вообще не законопатили на несколько лет… Ой, дуралей!

Тут в люке наверху показалась голова в милицейской шапке.

— Подымайтесь! — крикнул он, глядя на меня с Галией.

Поддерживая жену, я поднялся за ней на крышу. Там было полно народа. Два врача. Двое в гражданке, видимо, начальство заводское, четыре милиционера в форме. Мы с женой. И, собственно, Эдичка. Он сидел на бетонном бортике, окаймляющем всю крышу. Толщиной он максимум кирпича два. Эдичка сидел боком, и, хотя обе его ноги были на стороне крыши, ему достаточно было просто откинуться назад, и он полетел бы вниз головой. Он сидел, наклонившись вперёд и смотрел перед собой.

В темноте мне показалось было, что он спит, но вдруг он резко поднял голову к небу и опять раздался душераздирающий вой:

— Га-алечк-ааа!

Галия испуганно оглянулась на меня. Тут нас заметили.

— Ваша задача отманить его от края крыши, — сказал, подойдя к нам, майор милиции. — Мы отойдём, а вы зовите его, — сказал он Галие.

Мы оставили её одну рядом с открытым люком, в котором засел один из милиционеров, готовый выскочить в любую минуту. Я зашёл за ближайшую вентиляционную будку.

Остальные тоже попрятались кто куда.

— Эдуард Владимирович! — прокричала Галия в темноту.

— Громче зовите! — услышал я откуда-то сверху. Оказалось, майор на мою будку залез и там залёг.

— Эдуард Владимирович! — прокричала ещё раз Галия.

Этот дятел услышал, но не понял в темноте, откуда донёсся голос.

Галия сделала шаг в его сторону.

— Стой! — крикнул я и выскочил за ней. Нервы сдали.

Вспомнил, как к Славке подбирался на обрыве. Встал в полный рост. Остановил Галию. И пошёл к этому придурку спокойно, не прячась. Пока он в темноте, да с пьяных глаз разобрал, кто к нему подходит, я уже тянул его на себя подальше от края.

Мужики налетели, скрутили этого барана. Галия в меня вцепилась, расплакалась.

— Всё, всё, всё. Не плачь, — поднялся я. — Где твои игрушки ёлочные?

Обнял её за плечи и повёл к люку. Там остались только коллеги Галии. Эдичку увели и все официальные лица спустились вместе с ним.

— Ты что такой грязный! — воскликнула ещё одна женщина из их коллектива, пока я спускался, поддерживая спускающуюся следом Галию.

Только оказавшись на освещённой лестничной площадке, мы с женой обратили внимание на моё пальто. Вывозился я на крыше знатно.

— Снимай, — велела коллега жены. — Сейчас растворителем почистим.

— Это бензином надо или керосином, — подсказал ей Петрович. — Иннокентич, где у тебя керосин?

— Пойдёмте к нам, — опомнился старый. — Что мы тут стоим.

Юрка протянул мне наши свёртки с игрушками, взял наши портфели и потащил вниз. Мы с женой, оказывается, на автомате у лестницы под люком всё побросали, когда нас наверх позвали. Хорошо, хоть это СССР — в девяностых кто-нибудь под шумок обязательно бы приделал ноги к нашему имуществу.

В мастерской Галия пришла в себя, поставила греться чай. Отвела меня руки помыть. Когда мы вернулись, нас уже ждал Михаил, помощник местного комсорга.

— Ну устроили вы тут сегодня! — воскликнул он, увидев нас и бросаясь нам навстречу. Впрочем, по его возбуждённому лицу и искрящимся любопытством глазам я понял, что он нас не ругать сюда пришёл.

— Так это не мы, — протянул я ему руку.

— Да знаю, знаю… — примирительно сказал Миша. — Рано или поздно этим бы закончилось. Да, Василий Иннокентьевич. Вы ещё в прошлый раз говорили, что он раз от раза тяжелее выходит. Вот и не вышел вообще. Что с ним теперь делать?

— Жаль дурака, — сказал старый. — Он талантливый. Может, дадут ему ещё шанс?

— Алкоголизм не лечится, народ, — сказал я. — Можно только взять и отказаться от алкоголя сознательно. Но это очень тяжело. Любой запретный плод, сами знаете, сладок. Он сам должен захотеть. А захочет он быстрее, когда последствия появятся. Надо было раньше его увольнять, быстрее опомнился бы.

— Или совсем бы скатился. — добавил Иннокентич.

— Так все равно ведь скатился, — ответил я. — Тут уж ничего не поделаешь. Он уже алкоголик. И это не ваша вина.

Мне показалось, что старый очень переживает за Эдичку. Слишком для обычного коллеги.

— Иннокентич когда-то руководил этим подразделением, Эдуард его ученик. — догадавшись о моих подозрениях, объяснил Михаил.

— Да, он как сын мне. — с чувством подтвердил старый.

Это серьёзно. За близкого человека всегда переживаешь, даже если этот дурень сам всё испортил. Всё, молчу.

Но Галию в этой богадельне не оставлю, если Эдичку не уволят. Кивком головы отозвал Михаила.

— Слушай, мне не хочется, чтобы жена работала в такой обстановке. — тихо сказал ему я. Помощник комсорга кивнул с сочувствием. — Если его не уволят, придётся уволиться ей. Хотя, ей здесь очень нравится.

— Сейчас ждем, что медики ещё скажут. Может, он и не вернётся. — похлопал меня по плечу помощник комсорга. — В любом случае, после таких выходок месяц, не меньше, его на бюллетене продержат и обследовать будут в психиатрии. Так что, прямо сейчас увольняться не надо.

— Хорошо. — чувствуя явное облегчение, ответил я.

— У тебя же есть мой телефон? — уточнил Михаил.

— Да.

— Позвони через месяц, уже понятно будет, увольняться ли ей. А пока не говори ничего. Она тут так сработалась со всеми. Какой макет представили! А ведь там полно ее работы, Иннокентич сказал, и Юру этого она тоже привела. Согласен же?

— Согласен. — улыбнулся я.

Мне сразу полегчало, что не надо прямо сейчас Галие всё бросать. Это старому Эдичку жалко, а остальные, как я посмотрю, не сильно из-за него переживают, улыбаются, вон, смеются. Похоже, достал он тут многих неслабо. Ладно, пусть Галия ещё поработает.

Да и мне приятно было, вот прямо гордился тем, как серьезно она за дело тут взялась. Сказал же ей прямым текстом, что это временная работа, и надрываться особо не надо, но нет, она так не умеет. Ценное качество в человеке, буду в ней такой настрой и в будущем поддерживать. Хуже нет, когда человек на работу ради денег