Скопа Московская (СИ) - Сапожников Борис Владимирович
Ландскнехты подступили к самым стенам, и теперь орудовали пиками, не давая стрельцам вести огонь из-за частокола. Под их прикрытием к городьбе подбиралось всё больше казаков, и вот уже с десяток просмолённых фашин затлели под нею. Я понимал уже чем это закончится, и велел всем убираться прочь со стены. Теперь её уже не спасти, надо занять новый рубеж обороны на случай если враги ринутся в вот-вот образующийся в ней пролом.
— Назад! — крикнул я, первым отступая внутрь гуляй-города. — Головы, десятники, уводить людей. Сигнал к отходу!
Сигнальные рожки запели грустную мелодию — никто не любит отступать, даже организованно и спиной вперёд. Однако я уже знал, что вскоре произойдёт, и гробить людей без толку, не собирался. Стрельцы отступили вполне организованно, дворяне и дети боярские попросту отбежали от стен, словно волна отхлынула. Они встали между ровными шеренгами стрельцов, прикрывая их своими саблями. Я же расположился в тылу, спрятав палаш в ножны. Сейчас мне нужно следить за ситуацией на поле боя, а не им размахивать, хотя раскроить парочку казацких или венгерских, а ещё лучше немецких черепов я был бы не проч. Но уже не время. Пора вспоминать, что я не только боец, но в первую очередь воевода.
Взрывы петард разорвали частокол в нескольких местах. Здоровенные, крепкие брёвна выворачивало из земли. Они валились друг на друга, катились в нашу сторону, правда все остановились шагах в двадцати от первой шеренги стрельцов. Оставшиеся на месте брёвна горели, подожжённые просмолёнными фашинами, и вряд ли к утру из получится погасить.
— Посоху сюда! — тут же начал раздавать приказы я. — Брёвна заливать, пока весь частокол не выгорел к чёртовой матери. Пускай, что смогут восстановят к утру. Работать, покуда лях в атаку не пойдёт, как при Клушине.
Посошную рать уже собирали, вытаскивая из обоза мужиков с плотницкими топорами и пилами. Однако первыми бежали совсем ещё молодые парни, которым никакой серьёзной работы не доверяли, а вот заливать огонь из вёдер и засыпать его землёй — это дело как раз для них.
— Работай веселей, — напутствовал их я. — Завтра всех до отвала накормим, как выборных дворян.
Однако проходивший мимо меня посошный ратник глянул угрюмо, и пробурчал себе в бороду нечто вроде «Завтра всех нас ляхи досыта накормят». Я не стал поднимать шума, сделал вид, что не понял ни слова. Никому не будет лучше, если этого мужика сейчас же вздёрнут за его слова. Пускай себе работает. Тем более что и сам я пребывал в столь же мрачном настроении.
Мы вроде и отбились — под прикрытием всё тех же ландскнехтов уцелевшие венгерцы и казаки отступали обратно к королевскому лагерю. Вот только левая крепостица, которую оборонял Ляпунов, лишилась почти всей наружной стены, и теперь была бесполезна. Правая, чьей обороной занимался Михаил Бутурлин, едва не полыхала. Врагу удалось поджечь фашинами изрядную часть её стены, и теперь воевода вместе со стрелецким сотенным головой выводил из горящей крепости своих людей. Ляпунов от него не сильно отстал. Торчать в крепостице, лишённой стены, обращённой к врагу, глупо, и ждать приказа Захарий Ляпунов не стал.
Так мы лишились передовых крепостиц и завтра придётся принимать бой прямо у стен гуляй-города. Это совсем не то, на что я рассчитывал в этой битве, однако выбора не остаётся. Надо воевать, как бы туго ни было — выбора-то и в самом деле нет.
[1]Сайдак (также сагайдак, садак, саадак, сагадак, согодак) — набор вооружения конного лучника. Состоял из лука в налуче и стрел в колчане (иначе в туле), а также чехла для колчана (тохтуи или тахтуи). Был распространён у тюркских народов, монголов, а также на Руси до XVII века. Несмотря на то, что был атрибутом именно конного лучника, сотенные головы, происходившие из детей боярских, также умели обращаться с ним и носили с собой на войну, вот только пускать в дело его вряд ли приходилось часто
* * *
Узнав об успехе вылазки, король поднял бокал токайского за победителей этой ночи.
— Пан Вейер, — вызвал он к себе командира ландскнехтов, — ваши бравые немцы решили исход сражения. — Король велел налить старосте пуцкому бокал. — Вы и ваши солдаты достойны первого тоста этой праздничной ночи. Мы будем отмечать первый успех, который, уверен, завтра приведёт к падению лагеря московитов. А значит, к падению их царя!
— На погибель! — выпалил едва вернувшийся с поля боя Вейер. Он сам водил ландскнехтов в атаку, не доверяя их офицерам. И без того, пришлось платить этим жадным ублюдкам из собственного кармана, чтобы заставить выйти из лагеря и прийти на помощь захлёбывающейся атаке казаков и гайдуков.
— На погибель московитскому царю! — поддержал его король.
Все, кого он пригласил в свой роскошный шатёр на празднование первой победы, выпили до дна.
— Завтра с самого утра, — его величество решил не терять времени и начал отдавать приказы, как будто собрал всех не на пир, а на воинскую раду, — пан гетман, берите гусар и ударьте по московитам так, чтобы пух и перья во все стороны полетели.
— Московиты упорны в обороне, ваше величество, — напомнил ему без особой нужды Жолкевский. — К тому же у князя Скопина остались немцы и шведы. Справиться с ними будет непросто. Даже если нанести удар гусарией.
— Вы потеряли сердце под Клушином, пан гетман, — выступил вперёд Ян Потоцкий.
— А вы едва не потеряли голову и правую руку сегодня днём, — кивнул ему Жолкевский. Именно туда угодили московитские пули, когда гусары Потоцкого попались на удочку князя Скопина и по ним дали залп из не взятых ещё крепостиц. Спасли Яна Потоцкого только крепкий доспех и ещё более крепкий шлем, и то из боя ему пришлось выезжать, оставляя командование на Якуба и молодого Станислава, который проявил себя с лучшей стороны, настоящим рыцарем и толковым командиром. — И если бы не мой племянник, пан Ян, возможно, гусария бы понесла сегодня куда более серьёзные потери, нежели под Клушиным.
Тут Потоцкому крыть было нечем. Жолкевский даже не стал говорить, что предупреждал его о подобном подлом вероломстве московитов, да Ян не послушал опытного гетмана польного. Как бы ни относился к нему Потоцкий, однако он признавал, что Жолкевский офицер опытный и к советам его, даже если они звучат не слишком приятно, лучше прислушиваться. Как это было сегодня. Хотя бы причин для упрёков не будет.
— Что же вы предлагаете, пан гетман польный? — взял на себя роль миротворца король, веля слугам наполнить бокалы офицеров. Всё же сегодня у них праздник, а не воинская рада.
— Ударить гусарией, — кивнул Жолкевский, — но прежде занять то, что осталось от малых крепостей московитов. Пускай туда войдёт наша пехота, притащат малые пушки. Это заставит московитов и их союзников отступить внутрь лагеря, оставив совсем немного места для манёвра.
— Но кого куда посадить? — спросил Вейер. — Мои ландскнехты захотят за это дополнительную оплату, а мне и так пришлось платить им из собственного кошелька, иначе они не желали выходить в поле ночью. Гайдуки и казаки понесли тяжёлые потери этой ночью и загнать их в эти крепости под огонь из московитского лагеря будет также непросто.
— У нас есть ничего не делавшие сегодня московитские стрельцы, — напомнил Жолкевский.
— Им можно доверять? — приподнял бровь Лев Сапега. — Сегодня на поле они не сделали ни выстрела, что помешает им вести себя столь же пассивно завтра?
— Огонь московитов из главного табора, — уверенно заявил Жолкевский. — Наши стрельцы для московитов Скопина — предатели, которых никто щадить не станет. Как только они окажутся на расстоянии выстрела из пищали и пушки, уверен, по ним откроют огонь. Да такой, что они вынуждены будут отстреливаться, иначе их перебьют как куропаток.
— Меня устроят оба варианта, — усмехнулся король. — Лучше нету, нежели когда враги убивают друг друга. Вы отлично придумали, пан гетман, завтра же велите московитскому князю, который командует стрельцами, отправить их занимать крепости.
