Нищий барин - Дмитрий Валерьевич Иванов
Дальнейшее общение с Фросей не заладилось. Та хоть мне и не перечила, но сидела за столом молча, глаз не поднимала. Запугал, получается, девчонку. А ведь ей всего шестнадцать, ребёнок ещё, можно сказать. Младшая она в семье, мамка больше не рожает — по местным меркам она старуха. А ведь матери всего сорок, а начала рожать с четырнадцати. Такие нынче времена.
Злой и неудовлетворенный ложусь спать.
Утром просыпаюсь и сразу понимаю — мне объявлена война. На столе завтрак: блины, пшёнка и кисель. И всё! Никаких тебе мясных изысков, рыбы или пирогов — Матрёна явно решила показать своё недовольство.
— Барин, Фрося и Тимоха ждут тебя, — входит в комнату какая-то молодуха.
Блин, а как её зовут? Вылетело из головы. Девка неказистая, постоянно на подхвате у Матрёны бегает. Спросить сейчас? Да ладно, дождусь, пока кто-нибудь её кликнет, тогда и узнаю.
— Зови сначала Фросю, — даю указания я.
На улице раннее утро, солнце ещё не добралось до своего зенита, но уже сейчас можно сказать — день будет жарким.
В гостиную вплывает павой девушка. Пудра, румяна, вся фигня и… фингал под левым глазом.
— Кто бил? — удивленно спрашиваю я.
— Батя разуму поучил, — вздыхает девица. — Прости, Алексей Алексеевич, дуру. Не ведала я по малолетству своему, чего мужчине надобно.
— Прощаю, — смутившись, торопливо говорю я. — Вон вишь картоху в мешке?
— Это ж чертово яблоко! — восклицает девица.
— Во-о-от! Берешь, отрезаешь ножиком ростки и сажаешь их в землю.
После того как я объяснил девке все премудрости посадки картофеля, та ушла на огород вкалывать. Зову Тимоху. Морда у него помятая. Бухал вчера?
— Болеешь? — без сочувствия спрашиваю я. — Похмелить?
— Да я уже того…, — машет рукой Адам-Тимоха.
— Чё там у тебя дома? — интересуюсь я.
— Ой, да все хорошо. Жена вокруг меня летала бабочкой, хоть и брюхатая. Оно и понятно — столько добра в дом приволок. Дети сытые — пирогов твоих объелись. Спасибо, барин, — с явной издёвкой отвечает он, поклонившись мне в пояс.
Но мне сейчас не до его подколок. Я настроен решительно.
— Короче, Ара, бери бумагу, перья и за работу! Каждый дом обойди. Нужно знать, какой скот в каждом дворе, сколько птицы и какой, состав семьи, в чём нуждаются, чем занимаются. Сегодня деревню обходишь, а завтра по хуторам пойдёшь. Денег у меня мало, но чтобы с голоду подыхали мои пейзане — не хочу этого.
— А денег мне дашь? — спрашивает ушлый попаданец. — На овец?
— Дам рублей сорок, — киваю я.
Тимоха уходит, а я решаю обойти дом, посмотреть, что у меня там в комнатах имеется. Окромя моей, в барском крыле есть ещё три комнаты: отца, матери и для гостей. Начал с гостевой. Вижу две аккуратно заправленные кровати, зеркало в полный рост, скромный комод. В комоде нашлось немного вещей: свечи, маленький молитвенник, два стакана и ножик. В нижнем ящике — бельё. И всё! Ничего интересного.
Перехожу в мамину комнату. Здесь чуть больше роскоши: кровать с балдахином, тяжёлые шторы, два стола, комод — близнец гостевого. На резном столике стоит фигурка ангелочка, рядом письменный набор (вот где ещё чернила есть!), салфетки, скорее всего, маминой работы, и два маленьких портретика: батин и мой. На нем я, как настоящий ангелочек!
Открываю комод и аж подпрыгиваю от неожиданности!
Глава 7
Сначала я подумал, что в комоде лежит фаллоимитатор — уж больно форма была подходящая. Но, приглядевшись, понял, что это моржовый клык. Хотя, честно говоря, и для непотребных целей сгодился бы. Внутри комода — тряпки, одежда, полотенца и прочая мелочёвка. Вот серебряный крестик — непонятно чей, ведь хоронят-то нынче с ним. Ещё нашёл что-то с кружевами, но брать побрезговал. В глубине ящика попались мамины записи. Почерк у неё красивый, округлый, но чертовски сложный для понимания. «Казённый сбор — два рубля с души», — только и смог разобрать. Это я должен платить, или мне? Наверное, я. Лежит и список двухгодичной давности, по которому вижу, что душ было сто семь, а сейчас — семьдесят девять. Надо бы Тимоху дождаться, разобраться.
Вот ещё: покупка хлеба — 1200 рублей, итого на одну семью тридцать рублей, примерно. Я, что ли, покупать должен? О, как я тут выживу⁈ Расстроенный, сажусь на мамину кровать и смотрю в окно, сдвинув пыльную штору. А там кино поинтереснее: моя «картофелесажалка» марки Ефросинья закончила движение задом ко мне и, почти уперевшись попой в стекло, развернулась лицом. Меня не замечает, так как в окошко не смотрит, а мне её тугая титька, почти выскользнувшая из платья, хорошо видна! Зашевелился червячок сомнения: а по назначению ли я использую Фросю? И так, надо сказать, прилично зашевелился. Ничего, никуда девка от меня не денется. Пойду в отцову комнату, там посмотрю.
У отца захламлено, примерно так же, как у моего родного бати в его сарайке. Жуть. Тут и ковер, сразу видно, негодный — дырка на дырке, и что-то вроде удочек, и сеть, запутанная, рыбацкая. Батя рыбак был? Ого! А эти монструозные доспехи похожи на панцирь! Откуда они? Из цельного листа железа, мне велики. А это что? Лампа Аладдина? Нет просто кувшин красивый, восточный. Трофей, возможно. Сабля! Барабан! Сука, а щенка нет, продал я его! Сабля богатая, с каменьями какими-то красноватыми. Надо у Тимохи спросить. Может, он разбирается в камнях?
— Барин, снедать будете? — заглянула чумазая молодуха из моей дворни.
Интересно, а я её того… или нет? Некрасивая она на мордашку.
— Буду, накрывай! — неожиданно я понял, что кашкой с утра не наелся.
На обед были: суп гороховый, каша пшенная, кролик тушёный (или заяц это?) Неизменные пироги с разной начинкой, соленья. Хотя, откуда грузди — непонятно! Прошлогодние, не иначе.
Матрена морды своей виноватой не кажет. Да и виновной себя не считает, уверен.
Бормочу про себя молитву. Уже привык по поводу и без повода крест на себя накладывать да «Отче наш» читать.
— Готово, барин! Яблоко это чертово закопала, как вы и велели! — слышу звонкий голосок Фроси.
— Руки мой и садить со мной обедать! Еще тебе задание дам, — командую я.
Матрены, слава богу, нет, возразить некому.
— Благодарствую, — и не думает отказываться девушка.
— Что, пойдешь ко
