Юрий Брайдер - Хозяева Острога

— Если это и в самом деле так, пусть они будут прокляты! — с чувством произнес Свист.

— Вот как встречают меня люди, ради благополучия которых я каждодневно рискую жизнью, — сетовал Темняк, осторожно ощупывая своё исцарапанное горло. — Это же надо, так испортить настроение! Невольно подумаешь, что все здесь такие… Неужели в очереди не найдется ни одного просителя, общение с которым вызвало бы у меня отрадное впечатление?

— Просители — люди безотрадные уже по самому своему положению, — заметил Бадюг, подбирая с пола осколки посуды, оставшиеся после визита Свиста. — Тот, кто просит, заранее готов на унижения. По мне так лучше украсть, чем просить… Но я всё же гляну. Авось что-нибудь отрадное и найдется.

— Только ты в очереди ищи, а не в соседнем притоне! — крикнул вслед ему Темняк. — Знаю я твои пристрастия…

Отсутствовал Бадюг не больше пяти минут и вернулся вместе с давней знакомой Темняка — Чечавой Одёжкой (впрочем, скрывая свое простонародное происхождение, она обычно выдавала себя за Иголку).

— Вот, — буркнул он, пропуская вперед девицу, разодетую и накрашенную как на бал. — Предпоследней в очереди стояла. Пришлось за беременную выдать, а иначе другие просители не пропустили бы.

То, что Чечава была облачена в парадный наряд, а не в повседневное платьице, сильно декольтированное как сверху, так и снизу, косвенно подтверждало слова Бадюга. Да и по притонам она не имела привычки шляться, блюдя если и не свою честь, то свой высокий статус.

— Не ожидал! — честно признался Темняк, усаживая девицу на самое почетное место. — Бадюг, сбегай-ка за свежим киселем.

— Я не пью, — заявила Чечава, томно обмахиваясь платочком.

— С каких это пор? — удивился Темняк, хорошо помнивший былые пристрастия своей гостьи.

— С нынешнего утра, — сообщила она. — Сразу после того, как услышала твои речи. Ведь там, куда ты нас зовешь, киселя, наверное, не сыщешь.

— Это ты верно подметила, — сказал Темняк, только сейчас осознавший, что перспектива лишиться любимого напитка может отвратить от похода немало ост-рожан. — Но там найдется другое питьё, куда более вкусное и полезное, чем кисель.

— Полезное нам ни к чему, — изрекла Чечава. — Нам давай такое, чтобы душу веселило.

— Найдется и это, — туманно пообещал Темняк и постарался перевести разговор на другую тему. — И как ты только удосужилась навестить меня? Большинство старых знакомых или шарахаются от меня, или валятся на колени. Причем у всех при этом вытягиваются лица. А ты прямо сияешь!

— Разве ты не рад этому?

— Наоборот, очень рад.

— Вот и славно… Хотя, честно сказать, сияю я через силу. Сердце у меня от страха вот где! — Она приложила ладонь к пупку. — Ведь Темняк Опора — это не какой-нибудь опостылевший сосед, с которым видишься по десять раз на дню. О тебе сейчас каждый клоп шуршит и каждая вошь верещит. Как я понимаю, даже город, который острожане когда-нибудь построят на новом месте, будет называться твоим именем.

— Скорее всего, он будет называться Новым Острогом, — возразил Темняк.

— Скромничаешь… Ну пусть даже и так. Всё равно память о тебе сохранится на долгое-долгое время, а быть может, и навсегда. Если бы я раньше знала, кем ты станешь нынче, то и относилась бы к тебе совсем иначе.

— Интересно, как? — Беседа эта постепенно стала забавлять Темняка. Похоже, что на сей раз Бадюг потрафил его желаниям.

— Ну-у-у… — Чечава закатила глаза к потолку, будто бы обдумывая что-то весьма важное. — Я бы тебе тогда ни в чем не отказывала. А то раньше, помнится, ты у меня частенько получал от ворот поворот.

— Разве? — делано удивился Темняк. — Я такого случая что-то не помню.

— Не помнишь — и ладно, а если помнишь — забудь. Я, между прочим, потому сюда и явилась, чтобы исправить прежние ошибки, — она встряхнула всеми своими одеяниями, отчего по комнате даже душистый ветерок пронёсся. — Пока собралась как следует, уже очередь стоит в сто человек. Подавай им, значит, Темняка Опору! Я от обиды даже зареветь собралась, а тут твой холуй подскочил.

— Он не холуй мне, а приятель, — запротестовал Темняк, стараясь заглушить недовольное бормотание Бадюга. — Теперь касательно ошибок… Хотелось бы знать, как в твоем понимании должна выглядеть работа по их исправлению?

— Да очень просто! Отныне и на веки вечные я твоя, — без тени смущения заявила Чечава.

— Но я ведь жениться не собираюсь, — поспешил сообщить Темняк.

— А я к тебе в жены и не набиваюсь! Я твоей соратницей собираюсь стать. Где надо, помогу. Кому надо, словечко замолвлю. Баб наших на твою сторону буду склонять. Без баб-то ваш поход не состоится. Если надо куда сбегать — сбегаю. Я быстрая! — Задрав юбки, Чечава продемонстрировала свои ноги, стройные в голяшках и пышные в бедрах. — Ну и вообще, буду состоять при твоей персоне для выполнения разных деликатных поручений. Есть в нашей жизни такие дела, с которыми не справится ни один даже самый преданный слуга мужского пола. Согласен?… Почему ты молчишь?

— Думаю, — ответил Темняк. — Прямо скажем, озадачила ты меня.

— Если ты не уверен в том, что я пригожусь, давай устроим мне маленькое испытание. Ты ведь сегодня уже намаялся, наорался, перенервничал, даже подраться с кем-то успел, — она осторожно коснулась шеи Темняка. — Понятное дело, что после такой встряски душа будет не на месте. А я тебя привечу, приласкаю, успокою. Совсем другим человеком станешь. Попробуем?

Темняк ещё ничего толком не успел ответить, а одна из пышных юбок уже полетела в него.

— Только ты холуя своего убери, — продолжая раздеваться, попросила Чечава. — А то подглядывать будет.

— Да я и сам уйду! — подал голос Бадюг. — Очень уж мне охота на ваши голые задницы смотреть.

Он удалился, громко топая ногами, но девице этого показалось мало — на всякий случай она закрыла дверь, ведущую в соседнюю комнату, на засов. Стыдливость, демонстрируемая Чечавой, как бы подтверждала её скоропалительное моральное перерождение.

Лифы и юбки (шились все эти вещи на заказ из специально выделанного “хозяйского пуха” и стоили баснословно дорого) уже покрыли Темняка пышным невесомым облаком, но Чечава по-прежнему выглядела вполне одетой. Такой наряд был хорош ещё и тем, что давал мужчине возможность подумать напоследок — а нужно ли ему то, к чему он так страстно стремится.

Чечава между тем рассуждала:

— Я совсем-то раздеваться не буду. Мы ведь проводим испытания, верно? Вдруг тебе когда-нибудь захочется ласки прямо в походе или, хуже того, в бою. Там ведь голышом не попрыгаешь. Поэтому отныне будем заниматься любовью только в полном… или почти полном облачении.