Юрий Брайдер - Хозяева Острога

Все трое остановились напротив Темняка и поклонились — сначала ему, а потом толпе, что вызвало очередную вспышку криков.

Дряк поглядывал на Темняка исподлобья, Млеха больше интересовали носки собственных башмаков, один только Бадюг по своей всегдашней привычке ворчал что-то о недоеденном завтраке.

— Как дела, друзья дорогие? — поинтересовался Темняк, как бы говоривший от имени толпы. — Может, что-нибудь интересное нам расскажете?

Друзья дорогие к излишней откровенности, похоже, не были расположены. То ли аудитория их не устраивала, то ли личность вопрошающего.

— Давай, Млех, — сказал Темняк. — Тебе первому ответ держать. Начинай.

— Виноваты, что уж теперь оправдываться, — староста левой стороны улицы Сторожей поднял глаза, в которых стояла прямо-таки собачья тоска. — Позабыли твои заветы… Сначала ещё помнили, а потом как-то на всё рукой махнули. Думали, ты уже не вернёшься. Одним днём жили… Пользовались твоим именем для собственного обогащения! Бабы да попойки… Простите, люди добрые, — он вновь повернулся к толпе. — Прости и ты, Бадюг Верёвка.

— А перед Бадюгом ты чем провинился? — полюбопытствовал Темняк.

— Мы его в последнее время в заточении держали, — признался Млех. — Чтобы не стыдил нас…

— Да я не в обиде, — махнул рукой Бадюг. — Ты их, Темняк, крепко не наказывай. Сам же учил, что оступившихся надо прощать… Хотя подлецы они ещё те! Особенно вот этот…

Он хотел легонько ткнуть Дряка в спину, но от превентивной затрешины сам еле устоял на ногах.

— Да что это здесь творится! — размахивая кулаками, вскричал староста правой стороны улицы Сторожей. — О чем вы толкуете? Не видите разве, что вам самозванца подсунули! Никакой это не Темняк! Темняк таких нарядов отродясь не носил! Не верьте ему!

В руке старосты что-то блеснуло, но Темняк, заранее готовый к такому повороту событий, упредил предательский удар. Молнией блеснула спираль, позаимствованная у Кнока, и четырех пальцев Дряка как не бывало. Остальное в мгновение ока довершила толпа, охочая не столько до справедливости, сколько до крови.

Темняк успел втащить Млеха и Бадюга на “трибуну”, где и прикрыл собственным телом.

— Не надо насилия! — кричал он, простирая к толпе руки. — Надлежит беречь каждого острожанина, ведь на этом свете их осталось не так уж и много… А теперь попрошу немного внимания! У меня есть для вас чрезвычайно важное сообщение.

Не давая толпе опомниться, Темняк сделал заявление, огорошившее буквально всех.

— В самое ближайшее время я собираюсь добиться от Хозяев одной весьма немаловажной уступки. Всем желающим будет позволено покинуть Острог. Понимаю, что мои слова очень многих из вас приведут в ужас, но другого пути к спасению просто нет. Выбирайте, что вам больше по вкусу — питаясь чужим дерьмом, ютиться в тесных норах или покорять новый мир, просторный и прекрасный, где хозяевами будете вы сами.

Толпа на мгновение умолкла, словно многоликое чудовище, прикусившее все свои языки сразу, а потом взорвалось оглушительным воплем, в котором всего было через край — и гнева, и восторга, и недоумения, и одобрения, и полного неприятия.

— Дай-ка я им сам пару слов скажу, — Бадюг отодвинул в сторону Темняка. — Досточтимые острожане, собрание закончено! Повторяю, собрание закончено! Темняк Опора сказал всё, что хотел сказать. Право выбора за вами. Можете уходить из Острога, можете оставаться здесь. Никто вас в шею не гонит. Время на раздумье есть… А теперь, поскольку возвращение Темняка Опоры непременно следует отметить, прошу угощаться киселем. Пейте на здоровье. Всё будет оплачено за счёт покойного Дряка и ныне здравствующего Млеха. Только не переусердствуйте. Сказано ведь было: отныне каждая ваша жизнь на счету.

Темняк, в свою очередь, посчитал необходимым добавить следующее:

— Когда будете принимать решение, не забывайте о своих детях. Ведь вы выбираете будущее не столько для себя, сколько для них!

А Бадюг, знавший нравы Острога лучше кого-либо другого, не унимался:

— Спешите! Наливайте! Всё дармовое! Первый глоток за здоровье Темняка Опоры! Второй за острожан! Пить до дна!

На сей раз отклик толпы можно было оценить как однозначно доброжелательный. Люди, до этого сбитые в плотный ком, словно роящиеся пчелы, теперь разъединялись, обосабливались, вновь обретали свою индивидуальность и тихо-мирно расходились — кто по домам, а кто и по многочисленным лавчонкам кисельной улицы. Свирепый монстр за считаные минуты превратился в скопище добродушных обывателей. Остались только те, кому не терпелось узнать об участи своих близких, предположительно находившихся на верхотуре, но Бадюг, созвав всех находившихся поблизости Сторожей, уже уводил Темняка прочь.

— Наворочали вы тут без меня дел, — тяжко вздыхал Темняк, с укоризной поглядывая на своих приближенных. — А я-то вас за порядочных людей считал.

— Сам виноват, — ответил Бадюг, возобновивший прерванный завтрак. — Наговорил целую бочку умных слов и смылся неведомо куда. В народе слушок прошел, что ты к Хозяевам за правдой отправился. Стали старушки порог твоей норы целовать. Дальше — больше. Вот они и воспользовались, — последовал кивок в сторону Млеха, стоявшего перед ними навытяжку, словно набедокуривший школьник. — Сначала, правда, крепились. Твои наставления вслух повторяли… А потом пошло-поехало. Во всё тяжкие пустились. Каждый день дым коромыслом. Блудниц здесь столько перебывало, что и не счесть.

— А Дряка мне всё же жалко, — промолвил Темняк. — Зря погиб. Такие люди нам сейчас очень пригодились бы.

— Погорячились вы оба, — кивнул Бадюг. — Да и я проморгал… Надо было просто горшок ему на голову надеть. Сейчас бы с нами сидел… Атак и в гроб нечего класть.

— Теперь уже поздно горевать… Ну а с тобой что прикажешь делать? — Темняк покосился на Млеха.

— Не знаю, — тот ещё больше вытянулся, словно солдат на смотру. — Поступай как знаешь. Хочешь — казни, а хочешь — милуй. Я заранее на всё согласен.

— И в самом деле, помилуй ты его, дурака, — попросил Бадюг. — Только к людям его не допускай. Не взлюбили что-то его наши люди. Пусть пока посидит там, где я сидел. А когда понадобится, мы его обратно призовём.

— Так и быть… Пошёл прочь! — Темняк сделал в сторону Млеха жест, словно сметал со стола объедки. — Сиди пока тихо и дожидайся моих распоряжений. Думай на досуге о своих грехах. А искупить их у тебя возможность будет.

Когда они остались вдвоем, Бадюг Верёвка утерся рукавом и, не глядя на Темняка, спросил:

— Думаешь, пойдут за тобой люди?

— Пойдут, — ответил тот таким тоном, словно речь шла о чем-то давно решенном. — Не все, но пойдут. В основном, конечно, молодежь. Старики, скорее всего, останутся. Хотя народ без стариков — это уже совсем другой народ. Как еда без соли.