Юрий Брайдер - Хозяева Острога

— Лизоблюды, — пробормотал Темняк. — Достали, сволочи… О чем они ещё говорили?

— Говорили, что это дело, — она чиркнула себя ладонью по горлу, — следует закончить ещё до того, как ты доберёшься до Бойла. В противном случае надо будет устроить так, чтобы на Бойле тебя даже никто пальцем не тронул. По-моему, чепуха какая-то… При чем здесь Бойло?

— Здесь я опасен живой, а на Бойле мертвый… Впрочем, тебя это не касается, — поморщился Темняк. — Ты лучше о себе подумай.

— Только это и делаю. Ну как, скажи пожалуйста, я могла так опростоволоситься? Ведь наверняка, кажется, била! То ли ты заговоренный, то ли у тебя шкура твердокаменная.

— У тебя нож тупой, — буркнул Темняк. — А теперь слушай приговор…

— Я готова, миленький! — Чечава опустилась на колени, приняв позу, одинаково удобную и для любви, и для смерти.

— Убивать я тебя не хочу, — сказал Темняк, стараясь не смотреть на обвиняемую, демонстративно повиливающую задом. — Но и помиловать не могу. Будем считать, что тебе предоставлена отсрочка.

— Надолго? — глядя на него снизу вверх, поинтересовалась Чечава.

— Это будет зависеть от твоего поведения… А сейчас уходи. Но только не домой. Затаись где-нибудь на время. Если лизоблюды перехватят тебя по пути, скажи, что колола меня ножом до тех пор, пока он не сломался о мои ребра. Дальнейшее тебе якобы неизвестно. Дескать, и так еле ноги унесла.

— Как же я пойду? — Чечава, оставаясь на четвереньках, принялась перебирать обрывки своего некогда роскошного наряда. — Ничего целенького не осталось… Хоть одеяло какое-нибудь дай.

Сняв с двери засов, Темняк крикнул:

— Бадюг! Наша гостья уходит.

— Скатертью дорога, — отозвался тот.

— Найди для неё какую-нибудь одежду.

— А что тут случилось? — Бадюг заглянул в дверь. — Ни фига себе! Горячая у вас любовь состоялась… На такую любовь нарядов не напасёшься.

— Да что ты, хмырь кособокий, понимаешь! — Чечава выпрямилась, представ во всей своей ничем не прикрытой красе. — Нет ничего в жизни дороже горячей любви!

— То-то тебе от этой любви всю морду перекосило, — заметил Бадюг. — Да и сиськи в синяках. Дней пять, поди, отлеживаться будешь.

— Ещё чего! Сегодня вечером я приглашена в очень даже приличную компанию… Ты мне дашь одеться или пялиться будешь!

— Сейчас, сейчас, — Бадюг ненадолго отлучился и вернулся с просторной накидкой, употреблявшейся Сторожами в ночное время. — В самый раз будет… Пошли. Чтобы люди в очереди не пугались, я тебя через другую дверь выпущу.

Всего за час на Темняка было совершено сразу два покушения — и беспределыциками, и лизоблюдами. Но если конфликт с первыми не мог иметь продолжения, то наскоки со стороны вторых ещё только начинались.

Когда Бадюг, провожавший Чечаву, вернулся, Темняк сказал ему:

— На сегодня прием посетителей закончен. В дом никого больше не пускать. Даже самых ближайших друзей. Даже самых соблазнительных женщин.

— Что так?

— Чем обернулась моя встреча со Свистом, ты сам видел. А на память о Чечаве осталось вот это, — Темняк продемонстрировал обломки ножа.

— Неужели эта вертихвостка хотела тебя зарезать? — ужаснулся Бадюг.

— Не то что хотела, а уже почти зарезала, — Темняк протянул к нему свои израненные руки. — Еле отбился. Отчаянная девка!

— В папашу уродилась, — пояснил Бадюг. — Он среди Воров был известнейшим человеком. А мамаша так себе… из Одёжек. Где они только состыковались… Но ты на меня не греши, я её к тебе безо всякого умысла привёл!

— Никто тебя не винит… Хотя обыскать её ты вполне мог.

— Обыскать! Если у меня на бабу ещё что-то и поднимается, так только не рука. Да и не разберешься в её тряпках. Там при желании десять ножей можно спрятать. И ещё один топор вдобавок.

— Ладно. Будем считать, что с этим покончено. — Темняк хлопнул себя по колену. — Но, чую, покушения будут продолжаться. Ночь мы как-нибудь перетопчемся. А вот утром всё и начнётся… Собери назавтра надёжных ребят. Человек девять-десять. Пусть они проводят меня до Бойла.

— Зачем тебе на Бойло? — удивился Бадюг. — Неужели соскучился?

— На Бойло я отправлюсь за смертью. Только не надо принимать меня за сумасшедшего. Бойло — самый удобный путь на верхотуру. Умрешь здесь, а оживешь уже там, — он ткнул пальцем в потолок.

— Что ты говоришь! — Бадюг присел на то самое место, где прежде голым задом восседала Чечава. — Вот почему Тыр Свеча здесь разгуливает!

— И не только здесь. Вчера мы с ним на верхотуре виделись. Он у лизоблюдов в заправилах состоит… Значит, насчет людей мы договорились?

— Что за вопрос! Я своих сыновей позову. Как раз десять человек. Так надёжнее всего будет.

— Ты ведь когда-то говорил, что их всего пятеро.

— От жены пятеро. А от других баб — столько же. Я их всех в одну кучу собрал и к общему делу пристроил.

— Так и быть, — согласился Темняк. — Зови сыновей.

Ночь, как и предполагалось, прошла без происшествий. Никто не осмелился напасть на нору, в свое время хорошо укреплённую Темняком.

Спозаранку явилось десять молодцов, почти совсем не похожих на своего неповоротливого, мужиковатого отца. Трое были рыжими, семеро блондинами.

И это при том, что сам Бадюг имел масть, близкую к чернявой.

Впрочем, ничего удивительного в подобном феномене не было. Столь универсальное и всесильное явление, как разум, способно, по-видимому, оказывать воздействие даже на человеческий генотип. Это только в мире животных ослёнок обязательно похож на осла, а зайчонок — на зайца. Иначе в своей экологической нише им просто не выжить.

У людей всё иначе. У тупого осла может родиться дочь-умница. У трусоватого зайца — сын-смельчак. А это куда поважнее всяких там внешних признаков.

Взять, к примеру, знаменитого в свое время графа Кутайсова, ставшего фаворитом Павла Первого исключительно благодаря своему виртуозному умению орудовать помазком и бритвой. Гнуснейшая была личность, мало что турок. А сын его, генерал от артиллерии, любимец солдат, либерал и поэт, геройски погиб на Бородинском поле.

Или тот же Федор Иоаннович, последний русский царь из династии Рюриковичей. Ангел был, а не человек — мягкий, душевный, набожный, даже немного не от мира сего. А ведь вышел из чресел самого Иоанна Васильевича, прозванного современниками Мучителем, а европейскими историками, плохо понимавшими русский язык — Грозным.

Так что пословица про яблочко, которое от яблоньки недалеко катится, в отношении людей верна не всегда. Далеко не всегда. Возможно, причиной тому загадочная природа человека, балансирующая на узкой грани между духовным и плотским, или дело тут в происках некой высшей силы, регулирующей равновесие добра и зла, вечно соперничающих в этом мире.