Алексей Золотухин - Агония небес. На исходе дней

Мне вспомнилось, как дочь как-то сплела мне браслет на руку, а сын смешными каракулями нарисовал меня, вместе с ним сражающимся с какими-то монстрами из детского мультфильма, причем сделал это на обоях рядом со своей кроватью. Как-то с детьми мы сбивали бумажные кораблики в небольшом ручье, вместе катались на каруселях, ели пиццу, смотрели мультики по телевизору, игра ли в монополию и все время подшучивали друг над другом.

Максим тоже скучал по своей дочери, это было заметно по тому, как часто он доставал ее фотографию. Однако два комиссара от руководства, заславшего меня на родину вербовать агентов, просто не давали вздохнуть, не говоря уже о том, чтобы позаниматься личными делами. Им не было никакого дела до наших переживаний, для них мы были лишь инструментом для выполнения задач руководства.

Евгений начал решать организационные вопросы центрального штаба, причем, видимо, не выходя из запоя, и уже в первый день на родине я получил кучу форм различных отчетов.

Палач сразу по прибытии отправился по кабакам и стриптиз-клубам Москвы, но зато Герман ходил за мной всюду по пятам, пытаясь вникнуть в каждую бумажку.

Ни одна из попыток Шустрого выманить его на диалог об откате с денег, которыми мы распоряжались, чтобы тот умерил свой пыл, не увенчалась успехом. Вместо этого он подсел на энергетики, и ходил абсолютно на все встречи с нашими новыми агентами, чем изрядно мотал нам нервы.

Все, что мы ни делали, его не устраивало. Едва Шустрый снял какой-то офис и с огромным трудом нашел хоть каких-то специалистов, чтобы начать закрывать дыры в штатном расписании, Герман затребовал, чтобы те выучили свои должностные инструкции наизусть, решив принять у них экзамен. Этим он особенно взбесил Дениса, который даже детского стишка за всю жизнь не выучил.

Все беседы с Германом были в основном односторонними. Собеседники внимали его монологу о том, что нужно делать, а когда с ним соглашались, он неожиданно начинал приводить аргументы, почему так делать не стоит. В головах у присутствующих уже была такая каша, что почти никто не понимал, что нужно делать, а чего нельзя ни в коем случае. Все это напоминало театр одного актера, причем порой казалось, что актер явно не в себе.

Когда Германа, не спавшего во время всего перелета, наконец сморила усталость и он на наших глазах уснул в кабинете прямо на клавиатуре, Кабан не выдержал и, взяв стоявший рядом с надсмотрщиком клей, бесцеремонно вылил его на волосы спящего. Затем положил пустой флакон рядом и, пожав плечами, обратился к присутствующим:

– Как не повезло парню: дернулся во сне, клей на себя опрокинул, да еще и… – Кабан взял горсть бумажек с важными для Германа заметками и посыпал ими мокрые от клея волосы нашего мучителя, а затем закончил фразу: – Да еще и бумажками обклеился. Не бережет себя, бедолага.

В результате этой шутки Герману пришлось побриться налысо, а его рвение в наблюдении за нами, кажется, удесятерилось.

Однако, несмотря на все сложности, одно важное дело сделать все же удалось.

Вместо земли под строительство Дмитрий нашел готовый торговый центр. Он уже работал, хотя были построены пока только подземные уровни, а надземная часть ограничивалась только каркасом. Он, как торговый комплекс «Охотный ряд», выходил своим подземным входом прямо в метро. Магазины подземной части уже работали, а верхние этажи должны были его просто дополнить. В этом был большой плюс.

Проект торгового центра был грандиозным, даже по меркам бурно развивающейся столицы. К счастью для нас, хозяева центра испытывали некоторые финансовые сложности, и, обсудив сумму, мы смогли его перекупить. Сроков оформления свидетельства мы не стали ждать, сочтя это чистой формальностью, и я вступил во владение в первый же день. Теперь под видом подбора персонала, как для стройки, так и для будущей всероссийской сети магазинов, мы смогли подбирать людей официально.

13 сентября 13:05

Москва

Офис штаба по подготовке

к всемирному референдуму

Головной офис ООО «Добрый мир», за вывеской которого маскировалась сеть референдума, ранее принадлежал предыдущему куратору и располагался в центре Москвы. Я перенес его в новое здание, что находилось напротив строящегося торгового центра. Никогда бы не подумал, что можно все так оперативно организовать, и поэтому ожидал, что меня хотя бы похвалят. Но, естественно, об этом никто даже не подумал.

Ближе к обеду, когда я, в пене от подписания договоров, покупок крупной недвижимости и тупых вопросов набранных Шустрым специалистов, попытался хотя бы съесть бутерброд, позвонил осипший до неузнаваемости Евгений:

– Саша, нету фишки в нашем референдуме. Подумай, Саша! Нам нужно что-то такое, что заставит людей выйти на улицы и пинать правительства своих стран, что побудит их поставить свои подписи за нужный нам экономический союз.

– Хорошо, подумаю… – ответил я замученным голосом.

– Думай быстрее, – прошептал Евгений. – Большой Босс мне сегодня весь мозг вынес на эту тему. Приперся в номер, и давай мне по ушам ездить, на больную голову. А ты ж этих толстосумов знаешь, в любой момент переклинит, и нас сменят. А меняют здесь только одним способом: новых – в дело, а старых – червям… – И, закашлявшись, он повесил трубку.

Думать я не мог. Куча дел, бесконечные отчеты, придуманные Евгением и дополненные Германом, новые люди с какими-то вопросами – все это вызывало у меня сильную головную боль.

Чтобы хоть как-то отвлечься, я вышел из офиса на улицу.

Купив в ближайшем магазине пару баночек газированных слабоалкогольных напитков, я выпил их одну за другой. Легкий дынный вкус, смешанный с привкусом спирта, и боль в голове понемногу отступила. Даже легкое покалывание в затылке, которое периодически меня мучило при усиленных размышлениях, стихло.

Единственное, что омрачило радость, – это мысль о том, что мой приемный отец страдал алкоголизмом и такими темпами я скоро пойду по его следам. К тому же легкий животик, что сменил идеальный пресс, которым я мог гордиться до больницы, тоже не радовал, а подобное питье было весьма калорийным.

Да и вообще, что такое со мной?.. Физическая форма и здоровье всего за десять дней уже пошли вразнос. Связи с детьми не было, любимую девушку где-то потерял, где моя приемная мать, я и понятия не имел. Вместо благих дел занимался непонятно чем, работая на итальянскую мафию и снова втянув в опасную авантюру всю свою команду. Про Марину и говорить нечего – совершенно никакого самоконтроля… Нужно было что-то менять. А тут еще какой-то «фишки» у референдума, видите ли, нет, и за это всех могут в расход пустить!