Алексей Калугин - Геноцид

Алексей Калугин

Геноцид

Глава 1

Раф слизнул с губ соленые брызги разбившейся о край плота волны. Странно, почему вода на Глубине соленая, в то время как на Мелководье она пресная? И капли дождя тоже пресные. Раф часто думал об этом и не находил ответа.

Держась левой рукой за мокрый, скользкий поручень, тянущийся вдоль борта, ладонью правой Раф быстро провел по лицу, стирая капли дождя. Дождь хлестал так, что даже кепка с широким кожаным козырьком не спасала. Приходилось то и дело моргать, из-за чего никак не удавалось сфокусировать взгляд на том, что происходило за серой, мерцающей завесой ливня – на Глубине.

Уже над водой не было видно черенков тонких, ломающихся на ветру стеблей палочника, а это означало, что Мелководье скоро закончится. Еще метров сто, максимум – сто пятьдесят, и плот снесет на Глубину. Тогда шансы вернуться на Мелководье будут близки к нулю. Если только ветер вдруг резко переменится и погонит соленую глубинную воду на Мелководье. Но такое случалось редко, только после восточных штормов. А сейчас шторм шел с северо-запада. Он еще набирал силу, свирепел, как пойманный в петлю мокротень, явно готовясь бушевать дня три-четыре, а то и все пять, – никак не меньше.

Ударившая с левого борта волна приподняла плот. Раф обеими руками ухватился за поручень. И все равно ноги в плетеных сандалиях заскользили по рифленому пластику. Раф повис на поручне, отчаянно нащупывая опору. Когда ему удалось подняться на ноги, плот оказался развернут к Глубине правым бортом.

Держа на вытянутой руке фал, обвязанный вокруг пояса, Раф засеменил по мокрой палубе. Добравшись до жилой надстройки, он ухватился за тянущийся вдоль кабинки поручень и, перебирая его руками, перешел на другой борт. Еще одна короткая, безумно опасная пробежка, – и Раф навалился грудью на поручень правого борта.

Предмет, что он заприметил еще издали, по-прежнему был похож на размытое темное пятно. Но, гниль сырая, что еще это могло быть, как не плот, снесенный на Глубину! Вопрос только в том, кого и зачем понесло прочь с Мелководья, когда ребенку было ясно, что надвигается шторм? Даже в тихую, безветренную погоду опытные плотогоны отваживались зайти на глубину самое большое на триста метров. Да и то, закинув на Мелководье страховочный фал. А при такой волне, как сейчас, даже новый тростниковый канат не выдержит, если размотать его более, чем на сто метров. Ответ казался очевидным, – плот был бесхозный. Оторвался от связки и уплыл. Хозяин, конечно, болван, что не следит за своим имуществом. Но кем бы он ни был, унесенный на Глубину плот вместе со всем находящимся на нем имуществом по любым законам станет собственностью того, кто сумеет его достать.

Каждый год по тем или иным причинам пропадало от трех до семи пластиковых плотов. И это наносило серьезный урон не только владельцам потерянных плотов, но и всему обществу. Все больше тростниковых плотов приставало к Квадратному острову. А срок службы тростникового плота, при самом хорошем уходе за ним, не больше четырех лет.

Времени на размышление не оставалось. Еще минута-другая, и плот Рафа снесет с Мелководья. И тогда…

А что тогда?

Об этом тоже думал Раф звездными ночами, лежа на крыше жилой надстройки и глядя на небо, похожее на уснувшее море. Что будет, если уйти на Глубину и плыть все время вперед, все дальше, и дальше, и дальше, никуда не сворачивая? Одни говорили, что Глубина бесконечна. Так же, как небо. И огоньки, порой вспыхивающие на дне моря, были вовсе не отражениями звезд небесных, а совсем другими звездами, утонувшими в Глубине, как в небе. Другие утверждали, что если плыть по Глубине все время вперед, никуда не сворачивая, то в конце концов снова на Мелководье вернешься. Мол, такова природа Глубины, – не бесконечна она вовсе, а замкнута сама на себе. Вот только чтобы пересечь Глубину, плыть нужно очень-очень-очень долго. Так долго, что ни провианта, ни запасов пресной воды, ни здоровья не хватит. К тому же на глубине живут чудовища, способные в щепки разнести самый прочный плот из армированного стальной решеткой пластика. Одним словом, если кто и пытался по собственным разумению и воле уйти за горизонт, то история об этом умалчивала. Наверное, потому, что история, как водится, пишется одними разумными людьми для других точно таких же разумных людей, потому и нет в ней места для описания эксцентричных выходок безумцев. Общество способно терпеть безумца, поскольку он является хорошим примером для остальных. Прекрасным примером того, как не следует мыслить, что нельзя говорить, как не нужно поступать. Но, как только безумец скрывается за горизонтом, о нем тут же забывают. И больше никогда не вспоминают. Как будто его и вовсе не было.

Несмотря на весь свой интерес к тому, что же представляет собой Глубина, Раф вовсе не хотел, чтобы шторм, как языком, – большим, шершавым, соленым, – слизнул его связку плотов и увлек на Глубину.

Раф побежал на корму, проскользнул под поручнями и выскочил на край базового плота. Подтянув страховочный фал, он улучил момент, когда палубы обоих плотов встали почти вровень, и перепрыгнул на второй плот.

Тут его и накрыла волна, заставив присесть на корточки и едва ли не лбом упереться в широкие, плотные пальмовые листья, которыми Раф заблаговременно прикрыл грядки. А как же иначе? Если не позаботишься, то волны плодородный слой почвы смоют вместе со всем, что в нем укоренилось. Ныряй после этого за новой землей, промывай, выдерживай, доводи до нужной кондиции. И все равно, года два пройдет, прежде чем на грунте, поднятом со дна, «сухие» овощи станут хорошо расти. Ну, в смысле, те, что, кроме как на плотах, больше нигде не встретишь.

Переждав волну, Раф поднялся и побежал к корме второго плота. Бежал он осторожно, стараясь не наступать на грядки, и все же разок плот качнуло так, что он упал. Хорошо еще, что руки успел выставить. Но один или два огуречных куста оказались раздавлены. Добежав до кормы, где находились клети с возмущенно крякающими утками, Раф схватил подвешенный на углу поручня якорь и, размахнувшись что было сил, кинул его за борт. Не дожидаясь, когда якорь зацепится за грунт, Раф перебежал на другой край плота и кинул за борт второй якорь.

Именно так следовало действовать, чтобы во время шторма удержать связку из двух плотов на краю Мелководья. Если попытаться сначала затормозить идущий впереди базовый плот, то связку развернет, и второй плот, если не перевернется и не оборвет удерживающий его канат, потащит базовый за собой так, что самый лучший якорь не удержит.

Движение плотов замедлилось. Но все же шторм еще пытался стащить связку на Глубину.