Дмитрий Изосимов - Метагалактика 1993 № 2

Яран повернул в сторону от озера. Длинная ломкая трава хрустела под ногами и вжималась в мягкий чернозем. Михаил поминутно наступал на чьи-то жесткие хвосты, дергающиеся лапы и щупальца, ему вслед злобно и раздраженно огрызались и шипели. Очень было неприятно чувствовать присутствие посторонних. Вспомнилась поговорка насчет тигра и змеи.

Потом идти стало труднее. Трава впереди нависала мощными широкими листьями, двухметровые стебли практически не сгибались. Михаил вытащил из пластиковых ножен на поясе длинный и страшный охотничий нож, встал первым и принялся за работу. Яростно сверкала и звенела сталь, вонзаясь и брызгая зеленой мякотью, толстые стебли подламывались, как тростник, и мягко падали на землю. Михаил косил долго и настойчиво, медленно продвигаясь вперед, джунгли отступали, но не сдавались, и иногда казалось, что травы впереди становится все больше и больше.

Когда он выдохся, нож взял Яран. Он работал с неменьшим усердием, хотя на плечах по-прежнему висел тяжеленный рюкзак. Потом снова Михаил. Так они чередовались, пока заросли перед ними не расступились и показалась очень чистая и опрятная полянка. Последние стебли рухнули под ноги, Михаил по инерции взмахнул ножом по воздуху, охнул и не удержал. Нож выскользнул из ладони и закачался, впившись в многострадальный ободранный ствол.

Здесь было гораздо больше света, чем там, около озера. Косые розовые лучи проникали сюда сквозь разлапистые вершины и светлыми пятнами лежали на мягком мхе. Голубой туман с озера медленно клубился и оседал. И деревья здесь были совсем другие: необычайно толстые, древние и мудрые, лихо присевшие в пышный мох. Но что-то еще их отличало. Михаил никак не мог понять, а потом догадался, что здесь очень много ветвей, могучие мертвые ветки внизу и заросшие зеленью выше. Кто-то здесь недавно побывал: мерно качались потревоженные оранжевые лианы и сверху сыпался обезьяний хохот.

Михаил присел к упругим корням темно-коричневого стометрового великана и помассировал мышцы правой руки. На ковбойке темнели пропотевшие подмышками пятна и быстро съеживались, испаряясь. Яран освободился от своей ноши, прыжком уселся на ветке и стал быстро забираться наверх.

— Яран, ты куда? — крикнул Михаил и запрокинул голову. Прямо в лицо посыпалась кора. Михаил чертыхнулся.

— Я хочу найти дупло! — издалека отозвался Яран.

— Что?

— Дупло-о!

«Какое еще дупло?» — подумал Михаил.

Наверху шумно завозились, что-то с треском обломилось и считая ветки, полетело вниз, опережая яраново ругательство.

— Ты там поосторожнее, Яран. С высоты гулко донеслось:

— Что ты говоришь?

— Не упади там! — заорал Михаил и осмотрелся.

Здесь было хорошо, вольготно. Прямо под ногами — съедобный и питательный мох. В траве кишмя кишат животные, на верхних ярусах полно дичи. Тенек, прохладно, свежо, все в меру. Прямо рай земной! Только вот это-то и настораживало Михаила. Уж слишком тут спокойно.

Яран раскачался на руках, цепляясь за толстый корявый сук, и удивительно бесшумно спрыгнул. Подошел, сел рядом, задумался.

— Ну как?

— Я добрался только до шестого яруса, — проворковал он. — Их всего двадцать, но дальше я не смог — слишком сильно там все заросло.

— Взял бы нож, — деловито предложил Михаил.

— Дело не в ноже, — вздохнул Яран.

— А в чем? Яран, не тяни резину.

— Какую резину? Объясни.

— Ну… Тянуть резину — это значить… Ну… Медлить, специально долго тянуть время, когда тебя ждут другие.

— А разве время можно растягивать?

— Да я не то хотел сказать. Слово «медлить» тебе понятно?

— Да.

— А «специально медлить»?

— Теперь я тебя понял, — сказал Яран. — Там, наверху, птицы.

— Какие птицы? — не понял Михаил. Он даже забыл, о чем они говорили до этого.

— На шестом ярусе я нашел гнездо, — серьезно сказал Яран. — Большое, метров пять в диаметре. Там лежало десять коконов. — Он быстро повернулся и в упор посмотрел на него. — Десять здоровых коконов, Миша. И мне этого соседства очень не хочется.

Яран говорил серьезно, без дураков. Он выглядел напуганным, но это был не испуг, а скорее озабоченность и беспокойство. Лицо ничего не выражало да и не могло — у Ярана были плохо развиты лицевые мышцы, к тому же мешала корка наростов. Однако Михаил почувствовал гнев на Ярана за его, яранову, чрезмерно развитую чуткость или как это там называется. Ведь он, Михаил, человек, он ведь тоже может о себе позаботиться, ведь у него есть навыки охоты, борьбы с чудовищами, он умеет построить себе жилище, все, чему он учился на Земле, когда собирался стать Искателем. И тут припомнилось множество жизненных моментов, от которых Михаил почувствовал себя свиньей.

Последнее время только Яран и добывает что пожрать, разве что Михаил вчера подстрелил жалкого грызуна. Яран таскает хворост, носит этот рюкзак, Яран ищет дупла на деревьях, чтобы жить (кстати, не только для себя ищет), а я раскис, растекся, как кисель, когда обнаружил, что друг, оказывается, умеет терпеть меня и в любых случаях; у меня есть боль и я с лопнувшими веревками элементарной порядочности кричу об этом, как будто никого вокруг нет и я не умею себя контролировать. Куда исчезает вся наша выдержка, самообладание, ведь днями тренируемся дома и на звездолетах, а беда-то, оказывается, не в этом, а в самом человеке. А Яран наверное догадывается и знает, но просто не подает виду, он что-то понимает, но разве можно понять меня, дурака. Да, Михаил, судьба послала тебе и другу испытание, а друг-то оказался гуманнее тебя. Хочется ругаться и кого-то винить, наорать на него, подлеца, а виноватый — ты сам. До чего же все скверно!

Яран встал, размялся и сказал:

— Однако время идет. Надо еще поискать. Миша, если ты устал…

— Ничего я не устал, — раздраженно сказал Михаил, мысленно избивая себя руками и ногами. — Куда нам идти?

— Наверно, туда. — Яран показал пальцем и взялся было за лямки рюкзака, но Михаил отобрал рюкзак, взвалил себе на плечи и, сгорбившись, пошел в указанном направлении.

Было приятно идти по мху, мох спокойно пружинил и распрямлялся, поднимался вверх по деревьям зелеными потеками и местами был объеден. Скоро Михаил и Яран вышли к горному ручью. Вверху в листве шла полоска неба, там маячили резкие подвижные тени. Ручей мирно и деловито катился зигзагами, вымывая в земле широкие круглые дыры так, что выступали наружу коричневые пласты железняка. На противоположном бережку прыгали длинноносые птицы на тонких ногах, копались клювами в земле и протяжно вскрикивали. Лесные запахи и звуки, покой постепенно заливали бушующее пламя гнева, Михаил медленно остывал, но рюкзак все еще не отпускал.