Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич
– Только для землян? – возмутился Хенк. – Что вы хотите этим сказать? Я не землянин? Кто же я?
– Для этого мы и собрались, Хенк, – так же медленно закончил диспетчер. – Согласись, я не могу не верить Расчетчику. А ответ, каким бы странным он ни оказался, будет важен не только для тебя, Хенк. Да, не только для тебя, Хенк. Мы, Хенк, тоже полны любопытства.
10
Не землянин!
Хенк ошеломленно уставился на Челышева.
Он, Хенк, не землянин! Что за бред? Он же помнит себя, он помнит Землю, он помнит своих друзей, свой дом, учителей и учеников. Хенк почти кричал. Он даже потребовал повторить расчеты.
– Это ничего не даст, – устало сказал диспетчер. – Расчетчик не ошибается. Я как-то слышал о такой ошибке, но, скорее всего, это анекдот.
– Не будь я собой, – возразил Хенк, – разве я не ощущал бы этого?
– А ты не ощущаешь?
Они замолчали.
Хенк выдохся. Он вдруг понял, как нелегко сидящим перед ним людям.
Он собрался с силами и сумел поставить себя на их место. Они правы: у них нет резона ему доверять. Он пришел из Нетипичной зоны, данные, предоставленные им, дают странные результаты. Что они должны думать? Они просто обязаны докопаться до ответа на вопрос: кто он – Хенк?
Этот же вопрос задал Челышев.
Улыбка у него получилась мрачноватая.
– Ты ведь позволишь порыться в твоей памяти, Хенк?
Четверть часа назад даже намек на такое вызвал бы в Хенке ярость.
Но сейчас он только кивнул. Почему бы и нет? Если его обманули (он не нашел в себе смелости сказать – подменили), он сам хотел знать – где? кто? когда? с какой целью? И лишь сейчас он понял назначение робота, все еще стоявшего на пороге.
– Это Иаков, – пояснил Охотник. – Не знаю, почему он назван так, не интересовался. Но знаю, что он свободно ориентируется в любой лжи.
– Иаков! – приказал он. – Займи место в лаборатории.
Лаборатория оказалась просторной и почти пустой комнатой.
На темной, ничем не украшенной стене мерцало несколько больших экранов, в углу светился пульт, на стеллаже – ворох датчиков. Еще один угол занимала массивная тумба самописцев.
Оплетая голову Хенка змеями датчиков, диспетчер предупредил:
– Здесь прохладно, Хенк, но тебе придется снять рубашку…
И замолчал, увидев шрам, изуродовавший спину Хенка.
Легко, одним пальцем, он коснулся ужасной, уходящей под левую лопатку вмятины:
– Где тебя так?
– Не все ли равно?
– Не все равно! – резко вмешался Челышев. – Мы не задаем пустых вопросов.
– Под объектом 5С 16.
– 5С 16? – Челышев вспомнил. – Там твоя «Лайман альфа» попала в аварию? Об этом есть запись в бортовом журнале?
– Разумеется.
Тон, каким Хенк это произнес, не мог оживить беседу, но Челышев настаивал:
– Такой удар должен был разорвать тебя на части, Хенк. Подозреваю, как нелегко было снова собрать тебя.
– Шу все умеет.
Из-под пера самописцев поползли испещренные непонятными знаками ленты. Попискивала, скользя, координатная рама. Где-то искрил контакт – пахло озоном. Хенка неумолимо клонило в сон.
– Не спи, Хенк, – громко предупредил Челышев, просматривая ленту. – Тебе нельзя спать.
Хенк услышал удивленное восклицание Челышева:
– На «Лайман альфе» стоит Преобразователь?!
– Что в этом странного?
– Преобразователями снабжены лишь Конечные станции. Почему ты не зарегистрировал свой Преобразователь на Симме?
– Я радовался возвращению. Да и вы сбили меня с толку этой охотой.
– Все еще жалеешь протозида, а, Хенк?
– Жалею.
– Не напрягайся, – попросил диспетчер. – И помолчи.
– Мне холодно.
– Полчаса потерпишь.
– Хорошо, потерплю, а потом?
– А потом отдыхай. Мы постараемся помочь тебе.
– Я хочу вернуться на «Лайман альфу».
– А вот этого делать не надо. Отдохни от своего корабля, Хенк.
11
Хенк выбрал бар.
Не лучшее место для размышлений.
Но сидеть в пустой комнате перед экраном отключенного инфора было просто тошно. «Если Ханс окажется в баре, – загадал про себя Хенк, – значит все выяснится быстро».
Звездный перегонщик оказался в баре.
– Я всегда здесь, – объяснил Ханс, быстро шевеля плоскими губами. – Если жарко, ищу прохлады; если холодно, ищу тепла. Если бы не дела, – неопределенно закончил он, – я бы давно покинул Симму.
В настоящее время Ханс, по-видимому, мерз.
Не прерывая своих сетований (эти проклятые протозиды!), он порылся в тайниках климатической панели, и прозрачные стены бара, потускнев, медленно уступили место душному тропическому лесу. Хенк сидел все за той же стойкой, но вокруг дрожало гнусное марево, лениво клубились влажные испарения. Мангры, а может, другая какая гадость – когтистые, волосатые корешки, – мертво нависали над запотевшей стойкой, у ног бармена тускло отсвечивала плоская темная лужа. Он хмыкнул и опасливо заглянул под стойку.
– В прошлый раз, – упрекнул бармен Ханса, – из-под стойки выполз здоровущий кайман. Ты осторожней, Ханс. Кайман, конечно, бесплотен, но на нервы действует.
– Это жизнь, – поджал губы перегонщик.
– То, что ты создаешь, Ханс, никто не назовет жизнью. Нежить, призраки, так будет точнее. – Бармен лениво сплюнул под стойку в плоскую темную лужу. – Впрочем, развлекайся. Имеешь право.
Где-то невдалеке над душными зарослями взлетела, шипя, красная сигнальная ракета.
– Готовь титучай, Люке, – хмыкнул Ханс. – Если я прав, сейчас сюда вылезет вся вчерашняя свора.
– Вот чего не хватало, – пожаловался Люке. – Призраки призраками, а грязь на ногах понанесут настоящую, и счет их у нас недействителен.
– Зачем вам все это? – хмуро спросил Хенк.
Ханс медленно обвел взглядом джунгли:
– Как на Земле. Правда?
– Земля давно не такая.
Ханс, казалось, не слышал.
Он теперь завелся на всю катушку.
Он задавал Хенку глупейшие вопросы и сам же отвечал на них, нудно при этом поясняя, что именно так Хенк ему бы и ответил.
– Пока мы контролируем Крайние секторы, – нудно утверждал он, – влияние нашего Межзвездного сообщества практически безгранично. И когда наконец мы ликвидируем всех этих паскудных протозид, Хенк, мы поставим жирную точку.
– Чем они вам так насолили, эти протозиды?
– Ханс многие годы поставляет пылевые облака в район Тарапы-двенадцать, – пояснил за Ханса бармен. – Пылевые облака, если я не ошибаюсь, единственная жратва протозид. По крайней мере, от пыли они не отказываются. К тому же облака эти – единственное, на что они обращают внимание. А Ханс – фанатик. Он умеет делать свое дело. Он многие годы живет работой звездного перегонщика. Он лучший перегонщик всего этого сектора. Никто быстрее, чем он, не может распотрошить и перегнать на сотню световых лет настоящую глобулу – пылевую туманность. И вдруг эти твари… – Бармен недоброжелательно покосился на Хенка. – И вдруг эти протозиды бросают все
