Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич
Хенк промолчал.
– Мы делаем общее дело.
Хенк не ответил. Он отключил экраны и передал управление Шу. Уже полчаса он не слышал от нее ни слова. Она, конечно, сердилась, но при этом только она понимала, что он провел Охотников. Они ничего не знали о Преобразователе «Лайман альфы», они считали, что Хенк разнес протозида на атомы. В принципе, так оно и было, только каждый атом пылевой тучи, в которую превратился протозид, и сейчас был строго определен в пространстве. Это со стороны протозид выглядел нейтральной тучей, бессмысленным темным облаком, застлавшим полнеба, – на самом деле это облако оставалось живым. Медлительное, бесформенное, оно продолжало осознавать себя протозидом, и он, Хенк, верил, что рано или поздно вернет ему первозданный вид.
Настроение Хенка медленно улучшалось.
Он выполнил приказ Земли, ведь он оставался землянином.
Но он не уничтожил протозида, ибо, как всякий землянин, чтил Свод, созданный для всего разумного в космосе.
7
«Все! – сказал себе Хенк, подставляя голые плечи под тугие струи воды. – Больше я не выполню никаких приказов. Протозид распылен, это ошибка. Я обязан сообщить об этом на Землю».
Он вспомнил брата.
Роули обожал безумные проекты.
Мечтой Роули была мгновенная всекосмическая связь.
Как на возможное будущее такой связи он указывал на протозид.
Когда-нибудь по собственной воле протозиды расселятся по всем Крайним секторам. Все известное протозиду, находящемуся на одном краю Вселенной, мгновенно становится известно другому протозиду, находящемуся совсем на другом краю. Если протозиды войдут в Межзвездное сообщество, незачем станет гонять из конца в конец дорогостоящие тахионные ракеты, забрасывать пространство радиобуями, платить цветочникам только за то, скажем, что однажды ему, разведчику Роули, захочется поговорить с братом.
– Шу, – потребовал Хенк по внешнему инфору, – мне необходим кристалл «Протозиды».
– Запись «Протозиды» подлежит просмотру лишь на Земле.
Ответ Шу прозвучал в высшей степени категорично, и Хенк не стал спорить.
Пусть так. Не отключая связи, Хенк мерял шагами свою комнату на Симме. Экран инфора светился, по нему пробегали мутные светлые и темные полосы, они бесконечно таяли и бесконечно возникали, оставаясь все теми же полосами. Собственно, подумал Хенк, это и есть портрет Шу.
– Сегодня в Аквариуме оберон с Оффиуха.
– Советуешь посмотреть?
– Конечно.
Хенк вздохнул.
Он отчетливо ощущал свою зависимость от некоторых тайных решений Шу.
Иногда это его раздражало. И все же он никогда не противился этой зависимости.
8
Аквариум оказался не так велик, как представлялось Хенку.
Овальный зал, поверху – галерея, внизу три стрельчатых узких входа.
В соседней с Хенком ложе располагалась целая семья: две женщины, пятеро мужчин и семь или восемь мелких отпрысков с желтоватыми, как тыквы, лысыми головами. По вялым их движениям Хенк сразу признал арианцев, естественно прошедших через Преобразователь. Потомки одной из некогда самых агрессивных рас, арианцы никогда не питали особых симпатий к Преобразователю. Собственные тела, как бы странно они ни выглядели, устраивали их больше всего, и необходимость рядиться в чужое тело их угнетала. Вот они бы ни на секунду не пожалели протозида, подумал Хенк. Но это ладно. Время терпит. Скоро он будет на Земле. Скоро он скажет все, что думает о протозидах и об Охотниках.
Он откинулся на спинку кресла.
Было приятно думать о возвращении.
До объекта 5С 16 он дойдет на тахионной тяге. А там…
Хенк мысленно представил длинную цепочку звезд, свернувшуюся на карте, как змей из древних легенд, – созвездие Гидры. Это уже Внутренняя зона. Там, на одной из планет звезды Альфард, он проторчит месяца три. Но это тоже не страшно. В сущности, звезда Альфард – преддверие Земли.
В центре Аквариума вспыхнул свет.
Свет становился все ярче. Он ширился, он медленно, но сильно заполнял Аквариум, как гигантский лучащийся пузырь. Впрочем, это и был пузырь – мощного силового поля. Очень скоро он занял весь центр зала, и алые, без перепадов тона, медленно перешли в более спокойные оранжевые.
Белый…
Желтый…
Ослепительно-голубой…
Исполнялся цветовой звездный гимн Рессела-Кнута, давно вошедший в опознавательную окраску всех кораблей Межзвездного сообщества.
И этот свет становился все нежней и нежней… он расслаивался… он медленно плыл в своей замкнутой сфере… и в нем, ни на секунду не смешиваясь, вспыхивали яркие фиолетовые искры и точки, разворачивались голубоватые сполохи – бесконечный рассвет над безмерными океанами Оффиуха…
Хенк невольно привстал.
Его переполнил настоящий восторг.
Ему самому захотелось всплыть, зависнуть над силовым шаром невидимого, воплотившегося в свет оффиухца. Его останавливали лишь редкие зрители на галереях и в ложах. К тому же парение могло не понравиться арианцам.
А в силовом пузыре, заполненном нежным сиянием, уже металась странная смутная тень, которая не могла быть даже тенью, такой легкой она была, и, оглянувшись, Хенк увидел, как просветлели даже лица арианцев.
На мгновение Хенка захватила острая, пронзительная тоска.
Он опять был грандиозным облаком. Звездный ветер гнал его бесформенное тело в сторону от квазара Шансон, прямо к Стене, в мрак, в бездонную тьму, в ничто. Звездный ветер вырывал из него мириады атомов, но он, счастливое пылевое облако Хенк, тут же восполнял потери за счет рассеянной межзвездной пыли. Он был туманностью, небулой, рассасывающейся в кромешном пространстве; и такой же туманностью, такой же нежной небулой казалась ему тень оффиухца – бесконечно длящийся взрыв непостижимо добрых лучей, заставляющий его вновь и вновь переживать счастливую уверенность в вечности звезд, в вечности всего разумного.
Потом оффиухец развернулся в широкий линейный спектр.
Но это был не просто спектр. Нет, конечно нет. Хенк не один час провел над камерой спектрографа, он видел тысячи самых разнообразных световых линий в тысячах самых разнообразных сочетаний, но сейчас перед ним разворачивался и сиял некий символ живого.
Хенк застыл в восхищении.
Он никогда не бывал на планете оффиухца.
Но теперь он знал, что планета оффиухца – не худшее место в космосе.
И вдруг услышал испуганное восклицание. Ах да, арианцы! Хенк незамедлительно упал в кресло. Он и завис-то над ним на какую-то секунду, но арианцы успели это заметить. Его странный поступок испугал и возмутил их. Им нравился оффиухец, но они не хотели больше оставаться в зале.
Хенк молча проводил арианцев взглядом.
Они испугались! Они испугались его! Почему?
Ну да, он забылся. Его нелепые звездные привычки многим могли показаться дикими. Но в них не было
