Юрий Никитин - Рассветники

Он произнес так зловеще и с подтекстом, что Люцифер испуганно оглянулся по сторонам, словно кто-то уже подкрадывается с занесенным над головой топором.

– Чего это вдруг?

– Перестанете? – спросил Уваров.

– Ну да… Ничего я не перестану!

Уваров вздохнул:

– Тогда жаль вас будет потерять из рядов этого великолепного коллектива. Как я слышал, дураков здесь не держат.

Люцифер сказал обиженно:

– Юмор, по-вашему, дурость?

Уваров поглядел на него свысока.

– Мальшик, а назовите-ка юмористов… давай самых великих и известных, которыми восторгались совсем недавно… Неважно, эстрадники или писатели! Давайте-давайте!.. А теперь скажите, сколько из них осталось. Нет, не померли, их не убили. Да только уже не острят. Почему, не задумывались?

Люцифер подумал, усердно морщил лоб и двигал бровями, наконец сказал рассерженно:

– Ладно, скажите, если вы как-то и зачем-то задумывались!

Уваров отмахнулся:

– И я не задумывался, это же очевидно. Юморение – признак незрелости ума. Подростковость, детское бунтарство, когда воюют против усего, высмеивая и снова высмеивая. Но подростки, бывает, взрослеют… Вы об этом слышали? Правда?.. как странно… Тогда еще не все потеряно. В общем, взрослые не острят.

Вертиков сказал издали:

– А вот Люцифер острит. А уж куда взрослее!

Уваров отмахнулся:

– У него развитие ребенка.

Вертиков спросил с удовольствием:

– Хотите сказать, что он дурак?

Уваров посмотрел на надувшегося Люцифера и покачал головой:

– Разве все ребенки дураки?

– То ребенки. А если взрослый на уровне ребенка, то дурак?

Уваров широко улыбнулся:

– Это вы сказали, не я. Значит, с вами не все потеряно.

Люцифер все еще морщит лоб, Уваров посматривал снисходительно, память у него прекрасная, помнит всех известных юмористов еще с начала падения коммунизма, тогда их развелось особенно много, почти все и сейчас еще живы, но их острение продолжалось всего несколько лет, потом угасло. Один-два сумели перебраться во взрослую литературу, хотя успехов там не достигли, там требования повыше, а конкуренция посильнее, а остальные так и вовсе после долгого молчания перешли в стан пенсионеров.

У юмористов век короткий. Корнилов рассказывал, у него на прошлой работе в отделе работает один… Пять лет тому взошла на небосклоне его звезда: острил, сыпал остротами с экрана, издал три книжечки с хохмочками, затем как-то разом исчез. Кто-то даже думал что заболел и умер, но нет, здоровехонек, только вырос из коротких штанишек. Но в мире взрослых надо начинать снова, а на это не у всех юмористов хватает пороху. И становятся заурядным офисным планктоном.

Юмор – защитное свойство молодости. Показывает, что уже не воспринимает все, установленное старшим поколением, как железобетонную догму. А старшему возрасту юморить над всем вокруг уже не такая необходимость. Они отюморили, сейчас твердо стоят на задних конечностях, у них свой ум и свое мышление, уже сами что-то делают, а не гыгыкают над тем, что сделано другими.

Глава 11

Науки всегда боялись, но плодами ее пользуются даже самые боязливые. Мы все стремимся к стабильности, предсказуемости, а наука постоянно чем-то пугает, а мы себе кажемся ну такими умными, когда что-то не одобряем! Смеемся над футбольными фанатами, что берутся руководить футболистами на поле, но сами такие же, когда заходит треп о политике, экономике и даже науке.

Да и всякий оптимист почему-то чаще всего выглядит дураком, а вот такие алармисты, постоянно предупреждающие об опасностях науки – та-а-акие умныя, они ж все видят наперед и предупре-е-е-ежда-а-а-ают… Да и сейчас… Ах-ах, мобильники вызывают рак, но что-то никто из алармистов не перестал ими пользоваться.

Сейчас снова начались атаки на слишком дорогой коллайдер, мол, опасен и вообще зачем, но коллайдер в числе тех вещей, что приближает нас к тому времени, когда наука окончательно победит болезни, откроет бессмертие, создаст мир изобилия.

Коллайдер – это звено в цепи, сам по себе вроде бы ничего не даст моему огороду и моей корове, но с его помощью в том числе наука сделает еще шажок, и уже на нем, возможно, избавит нас от страданий и бедности, а взамен даст вечный мир изобилия, энергии и щастя.

Кабанов, наш специалист, заявил глубокомысленно:

– А вот я, чудо такое, абсолютно уверен, что широкое внедрение этих чипов поможет коллайдеру привести человечество к общей мутации! Даже если то начнет сопеть и упираться.

Люцифер посмотрел на него с отвращением, скривился, словно вместо компота хватил уксуса.

– Мутации? – переспросил он брезгливо. – Дорогой Семен Семенович, мутации ведут просто к смерти, а не к появлению сверхчеловеков. Это у нас в кино как мутация, как множество всяких людей-икс…

Урланис вставил с тяжелым сарказмом:

– Или зомби.

– Или зомби, – согласился Люцифер. – На самом деле мутации ведут к гибели…

Кабанов возразил:

– Я тоже, знаете ли, что-то помню из школьного курса! А как тогда появляются новые пятнышки на спинках божьих коровок?

– При благоприятной мутации, – сказал Люцифер, – шанс которой один к ста миллиардам, на спинке божьей коровки добавляется одна точка к остальному десятку. Остальные сто миллиардов коровок просто от этой мутации дохнут. Потом еще миллион лет эта мутация закрепляется. А вы говорите про мутацию, когда шел по улице Вася Пупыркин, его облучило чем-то неизвестным, и он получил способность летать, видеть сквозь стены, читать чужие мысли… что там еще?

– Уламывать баб? – сказал Кириченко и смачно потер ладони.

– Вот-вот, – сказал Люцифер. – Уламывать баб. Хотя способностей видеть сквозь стены и читать мысли достаточно, чтобы уломать любую.

Вертиков прислушался, спросил с патетическим недоумением:

– Вы о чем? Где такие, которых надо уламывать?.. Интересно, дайте адресок этой психклиники!

Люцифер замычал, как от зубной боли.

– Господи, – сказал он с тоской, – уже и третья волна сексуальной революции прошла, а они все о бабах, словно в пещерное время!

– Да мы не о бабах, – возразил Кабанов. – Мы о мутациях. Это так, по дороге…

– Где бабы, – спросил Ветиков сварливо, – а где мутации?

– Бабы и есть мутация, – глубокомысленно рассудил Люцифер. – Как ты не понимаешь?

– Не понимаю, – сказал Вертиков сердито. – Шеф, не пора ли им урезать зряплату?

Урланис слушал, кривился, мялся, переступал с ноги на ногу, отводил взгляд в сторону. Мы ощутили нечто и ждали, а он плюхнулся в кресло и, развернувшись к нам, сказал хмуро:

– Я все-таки заказал чип и уже оплатил. Завтра буду ставить.

– Ого, – сказал Люцифер с удовольствием. – Давно пора. Ты у нас самый примерный. Уж тебе-то стыдиться нечего точно.