Сизя Зике - Сахара

Это арест.

Поворачиваюсь к Джеки и предупреждаю его по-испански:

- Внимание. Держи ухо востро.

Нас хотят посадить за решетку. За нашими спинами пять вооруженных типов, плюс эти, с книгой. У нас ни малейшего шанса.

- Отдайте нам свои личные вещи.

- Зачем? Я хочу видеть комиссара.

Мужик вопит, чтобы мы не усложняли ему работу, "сержант" делает шаг вперед. Они ничего не желают слышать, у них есть приказ. Вытаскиваю из ботинок деньги. Джеки делает то же самое. Выкладываем на стол двести тысяч франков, наш небольшой запас на развлечения. Кучка банкнот возбуждает жадность. Сержант предлагает мне не вписывать деньги в реестр.

- Положим их в конверт, напишешь на нем свое имя, и всех делов.

Несмотря на отсутствие доверия к их долбаным официальным документам, я диктую писарю, что он должен записать в книгу. Помимо денег имеется золотая пряжка от моего ремня, наши цепочки и небольшая золотая пластинка в виде подкладного листа, которую я ношу в качестве медальона. Снимать все это перед присутствующими обезьянами - это истинная пытка.

Нас выпихивают из комнаты и под усиленным эскортом ведут в самый конец двора. Мы босиком, без поясов, совершенно безоружные. Здание представляет собой длинный павильон с жестяной крышей. Единственное отверстие наружу - это окошечко в двери. Оттуда несет смрадом.

- Погоди. Я хочу встретиться с комиссаром. Отведи меня к комиссару.

- Она уже ушла.

- А когда вернется?

- Завтра утром. Тогда она тебя вызовет.

Сержант отодвигает засов. Нас впихивают в средину, вонь запирает дух в груди - это какой-то животный запах, плотный, к тому же здесь царит невероятная сырость, из-за которой мы тут же обливаемся потом. Мы очутились в жаркой и вонючей печке.

Темнота абсолютная, не видать абсолютно ничего, но здесь находятся люди, причем, их очень много. Как только мы входим, то сразу же натыкаемся на толпу, сформированную в плотную очередь, толпу стоящих людей.

Глаза наконец-то привыкают к темноте. Повсюду передо мной головы негров, одна рядом с другой, блестящие глаза, какие-то отблески еще, но больше не видно уже ничего. И на целом теле чувствуешь прикосновения.

Мое первое инстинктивное желание - это распихивать всех и бить им рожи, лишь бы только отодвинулись. Сред этого множества голов вдруг раздается чей-то голос и приветствует нас. Я перестаю боксировать во все стороны. Похоже, что это никак не поможет. Здесь нас слишком много, чтобы дать место, опять же, никто нам ничего плохого не желает.

Другой голос, такой же спокойный, поясняет, что дышать нужно через отверстие в двери, столь долго, когда находишься рядом.

А потом уже не твоя очередь. Нужно ждать.

Вдыхаю в себя глотки воздуха. Через пару минут слева толкают, нужно отодвигаться.

Как только отходишь от окошка, сразу же начинаются трудности с дыханием. Воздух испорчен, он жжет и пропитан невыносимым смрадом. Я весь промок, чувствую, как пот стекает мне на ноги. Джек ниже ростом, он сразу же теряется среди негров, и ему намного хуже. Волосы прилипают к голове, а лицо истекает потом.

Я начинаю видеть уже значительно лучше. В этой каморке с металлической крышей стоят молодые, старики, разные. Стаскиваю рубаху и выжимаю - течет струйка влаги. А ведь мы здесь не пробыли и часа.

Кошмарная история!

***

Мы постепенно перемещаемся. Каждые две-три минуты толпа сотрясается, и каждый передвигается на пару шагов. Пора, чтобы и другие подышали возле окошка.

Какое же это удовольствие, вдохнуть глоточек свежего воздуха! Только моя очередь еще не скоро. Я все так же истекаю потом. Наверное, бывают более жаркие дни, когда здесь падают трупы.

Чтобы обмануть нарастающий испуг, пытаюсь поговорить с соседями. Совсем еще недавно я их отталкивал, но в одиночестве здесь никак не выжить. Поэтому поболтать желают все. Каждый рассказывает, за что здесь очутился. У первого типа, с которым я разговорился, был долг в размере тысячи центральноафриканских франков, то есть, четыре доллара. За это он проведет здесь двадцать дней. Другой парень должен провести в этом аду целый месяц. Третий торчит здесь уже неделю. Не могу в это поверить.

Как они здесь выдерживают, как вообще остаются живыми? Один из заключенных рассказывает о себе. Чем больше я слушаю, тем более опасной кажется мне ловушка, в которую мы попались. Мужики находятся здесь по самым невероятным причинам. Один плохо исправил машину местного мусора, второй выставил властям слишком крутой счет, третий ударил двоюродного брата полицейского. Некоторые вообще не знают, когда отсюда выйдут.

***

Это кошмарный сон. Это истинный средневековый подвал. Никаких законов нет, царствует сплошная глупость. Нет, кровь из носу, нужно, чтобы эта комиссарша пришла и вытащила нас отсюда.

По мере того, как выслушиваю истории, узнаю пару практических мелочей, столь интересных, как и все остальное: едк приносят сюда члены семей. Если никто не прийдет, то нечего и жрать. Все очень просто!

Заключенных выпускают раз в день, утром, на десять минут, тогда же можно отлить и высраться. Если кто-то не выдерживает и накладывает кучу на месте, тогда вонь усиливается. Все вокруг меня смердят. Точно так же, как Джеки и я, они обильно потеют. Запах пота кислый, его трудно выносить долго.

Наконец-то, через сколько-то там часов, приходит моя очередь подышать у окошка. Я от него буквально в метре, когда стоящий снаружи мусор подает находящемуся у двери парню самокрутку с травкой. Работаю локтями, подтягивая за собой и Джеки, чтобы подобраться к счастливчику. Тот не выпендривается, и дает затянуться и нам. Хорошая травка делает наше положение чуточку более сносным.

Этот ад устроен с мыслью об африканцах. С тех пор, как я нахожусь на этом блядском континенте, меня не раз и не два изумляла моральная и физическая стойкость здешних обитателей. Они сильные, чертовски стойкие, они одарены удивительной способностью сносить все удары судьбы, волей к выживанию, причем, без какого-либо бунта. Именно поэтому сотни лет назад они позволили превратить себя в рабов. В этой тюреге они-то выжить еще могут, но не двое белых, которые страдать никак не любят. Не знаю, прийдет ли сюда мадам комиссар, но мы выйти отсюда просто обязаны.

Когда все упали, где стояли, чтобы забыться во сне, усаживаюсь рядом с Джеки на чем-то вроде узенькой лавки под стенкой. Мы оба мокры, одежду тоже хоть выжимай. Травка немного отупила нас, и это хорошо. Мы разговариваем лишь затем, чтобы сохранить внутренний покой. Так, болтаем о том, как прийдет комиссарша и освободит нас с извинениями, только никто в это уже и не верит.

- Джеки, еще один день мы просто не выдержим. Сдохнем.