Кир Булычев - Последние сто минут

Кир Булычев

Последние сто минут

(Монументы Марса)

Я не выспался. Я спал на балконе, на раскладушке, там было чуть прохладнее, но грохотал гром, всю ночь вспыхивали молнии - будто кто-то входил ко мне, включал ослепительный свет над головой, а потом, не извинившись, уходил, потушив свет и оглушительно хлопнув дверью. И донимали комары, городские, мелкие, беззвучные, озлобленные, что совокупляются в мокрых подвалах и плодят таких же, мелких и подлых.

Я дремал, просыпался; мне казалось, что я совсем не сплю, хотя я, конечно, сколько-то спал.

Встал я в семь, начал собираться, формула «возьмите с собой только самое необходимое» вчера не казалась столь невыполнимой. Я принялся складывать самое необходимое на пол в комнате, чтобы потом отобрать из самого необходимого самое-самое необходимое. Процесс этот был длительным и очень печальным, потому что мне все время встречались вещи, которые нельзя было назвать необходимыми, но без которых существование теряло смысл.

Я стоял над грудой необходимых предметов, когда начал звонить телефон. Это было сразу после восьми.

– Прости, - сказал Булыгин, не поздоровавшись, - ты сегодня будешь в конторе?

– Не знаю. А что?

– У меня гипертонический криз. Не могу выйти на улицу. Но если я сегодня не заплачу за водопровод в дачном кооперативе, меня лишат. У тебя есть полторы сотни?

– Но я сегодня, наверное, не буду…

– Постарайся, Сережа. Мне очень нужно. Найдешь Каца и отдашь, полторы сотни, запомнил?

– Запомнил.

Я повесил трубку и утешил себя тем, что Булыгин уже позвонил с той же целью еще пятерым сослуживцам.

Я вернулся к груде абсолютно необходимых вещей и положил рядом с ней дорожную сумку.

Уже в половине девятого температура была тридцать три градуса. Жара держалась уже двадцать пятый день. И это в мае!

Я включил телевизор.

Скучный японский профессор рассказывал о необратимости парникового эффекта. Я принялся раскладывать необходимые вещи на две кучи.

Затем отечественный профессор, куда веселее и жизнеспособнее японского, комментировал речь коллеги, обвинил его в пессимизме и сообщил, что меры принимаются. Потом девица с красными волосами начала петь и припрыгивать. Наверное, это была старая запись. В Москве уже две недели никто не припрыгивает.

Я пошел в душ - все равно проблему необходимых вещей мне не решить.

Тут же меня догнал звонок телефона. Я вернулся. Совещание у Филимоненко состоится во вторник, в три часа, сказала секретарша Леночка.

Я согласился. Я не стал говорить ей, что во вторник меня уже не будет в Москве.

Я включил душ. Сквозь шум тепловатой воды донесся телефонный звонок. Мокрый, но не освеженный, я кинулся к телефону. Боба сказал, что умерла его тетя. Я эту тетю никогда в жизни не видел, но завтра будет вынос тела и надо помочь нести гроб. Я сказал Бобе, что меня не будет в Москве, но Боба не поверил и обиделся.

Я вернулся в душ. Снова зазвонил телефон. Междугородный. Это был Мирошниченко. Было плохо слышно, но я понял, что с поездами из Харькова произошла заминка и потому он не смог достать билета. Так что я должен ждать его через две недели. Я согласился ждать.

Доктор позвонил ровно в десять. К тому времени я успел поговорить с двенадцатью знакомыми и малознакомыми. Градусник за окном показывал тридцать восемь - температура поднималась катастрофически, как и предсказывал доктор еще на той неделе.

Доктор спросил:

– Вы готовы?

– Почти.

– Почему такой голос? Плохо спали?

– Плохо. Но это понятно.

– Разумеется, нервы?

– Нет, очень жарко.

– Я вам завидую. Если вы не лжете, то, значит, вы умеете владеть собой. Теперь слушайте меня внимательно. Сейчас десять часов три минуты. Через сто минут я жду вас на пустыре за гастрономом. Знаете?

– За стекляшкой?

– Да. Там забор, но в нем много отверстий, сделанных пьяницами. Сегодня суббота, на пустыре никого не должно быть.

– Через сто минут? - Мозги были совсем жидкими, и меня охватило вялое раздражение против его манеры изъясняться не по-человечески. Сто минут. Значит, во сколько мне надо быть на пустыре?

– Значит, на пустыре вы должны быть в одиннадцать сорок три. Ни минутой позже. Мы не можем ждать.

– Я понимаю, - сказал я.

– Надеюсь, вы уже уложили вещи?

– А можно взять вторую смену?

– Ни в коем случае. Вес вашей сумки не должен превышать пяти килограммов трехсот граммов.

Доктор отключился.

Я подумал, что у меня достаточно времени, чтобы еще раз залезть под душ. Но не дошел до душа. Снова зазвонил телефон, и я решил было не подходить, потому что после разговора с доктором окончательно понял, что завтра меня в Москве не будет, но потом все же подошел - в последний раз.

Звонила Ольга. Она очень удивилась, что я так рано встал, хотя я всегда рано встаю. Оказывается, она не хотела меня будить. Потом она спросила, как я себя чувствую, и я честно признался, что чувствую себя паршиво.

– Все себя чувствуют паршиво, - сказала Ольга. - Ты не представляешь - я сейчас говорю с тобой, а вся потная, словно камни таскала. Когда это кончится?

– Не знаю, - сказал я. - Может быть, никогда.

– Ой, не надо меня пугать! Меня все пугают - и телевизор, и даже ЖЭК. У нас горячей воды нет.

– А разве сейчас бывает другая?

Она не поняла юмора и сказал:

– Я, в принципе, согласна на горячую воду, потому что ее можно охладить. Ты меня понимаешь?

– А что звонишь? - спросил я, поглядев на часы и поняв, что семь минут из отведенных мне ста я уже истратил.

– Вопрос сексуальный, - сказала Ольга. - Конечно, при такой температуре думать о сексе неприлично, но женщина должна устраивать свое личное счастье. Как ты думаешь, Андрюша не импотент?

– Что?

– Манихеева мне сказала, что она точно знает от его прошлой любовницы, что он практически импотент…

Когда я смог повесить трубку, оказалось, что потрачено пятнадцать минут.

И тут же телефон взвыл снова. Он требовал меня, он желал общаться.

Я протянул руку к аппарату и тут осознал, что я не только сто минут - я могу всю свою жизнь провести у телефона.

Я законопослушный человек и не люблю бить чашки. Но осознание катастрофы вошло в меня в этот момент так глубоко, что я осторожно и медленно поднял телефон на уровень плеч и с наслаждением мальчишки, который ломает дорогую игрушку, швырнул его на пол. От телефона отлетели какие-то куски, он весь стал плоский, но тут же зазвонил вновь.

И тогда я его растоптал.

Топтал я его увлеченно, но кончилось это плохо, потому что я поскользнулся на какой-то детали и сел на пол. Отшиб копчик. Да так, что думал - уже не встану. Только мысль о том, что мне осталось восемьдесят минут, заставила меня с кряхтеньем подняться на четвереньки и приняться за отбор самых необходимых вещей.