Марк Гэтисс - Клуб «Везувий»
— Боже мой. «Газетт» приносит вам свои искренние соболезнования.
Молодой человек горестно шмыгнул носом и посмотрел на меня.
— Все были очень удивлены, не только врачи. Семья. Его друзья и коллеги.
— А похороны?…
— Были позавчера. Это было… ну… Все уже кончилось.
Я одарил его печальной улыбкой.
— А вы не могли бы рассказать мне, над чем работал ваш отец?
Уголки губ Вердигри опустились.
— Честно говоря, вряд ли. Я непроходимый тупица во всем, что касается папиных работ. Если подождете, я принесу вам книгу.
— Я был бы вам очень обязан, сэр.
Пока его не было, я быстро обследовал стол и камин. Судя по всему, в камине ничего не жгли, но на столе я заметил большой ежедневник. Я пролистал его. Что я искал? Ну, что-нибудь необычное, скорее всего. Но не удалось обнаружить ничего, кроме записей о скучных делах Вердигри, да и дальнейший осмотр кабинета не дал никаких результатов. Стены были сокрыты под книжными полками и какими-то невыразительными пейзажами, с которых явно пора было стереть пыль. Я аккуратно закрыл ежедневник, стряхнул лиловую пыль, которая налипла на рукав, и метнулся к креслу.
Вернулся молодой Вердигри и вручил мне толстый пыльный том.
— Вот. Труд всей папиной жизни. Я все мозги сломал, пытаясь вникнуть, но…
Я повертел книгу и посмотрел на корешок. На нем золотым оттиском сияло название:
Магнетическая вязкость. С примечаниями по вулканической конвекции.
Похоже, меня ожидала еще пара часов увлекательного чтива.
Уже sans[15] усов я пообедал в зале домино кафе «Рояль», изучая отчеты коронера о смерти обоих мужчин. Следов токсинов не было. Ничего, свидетельствующего о том, что смерть наступила не в результате какого-то странного приступа. Но на какую связь указывала телеграмма Дурэ? И почему исчез сам Дурэ?
Я возобновил маскировку а ля лучшие из лучших с Флит-стрит[16] и сел в подземку, чтобы отправиться на встречу с супругой профессора Фредерика Саша, второго из покойных ученых. Я попытался понять хоть что-то в книге Вердигри, но безуспешно. То была либо чудовищная бессмыслица, либо что-то чудовищно умное.
Миссис Саш, весьма симпатичная особа с лебяжьей шеей, приняла меня достаточно благосклонно, хотя у нее была невыносимая привычка прерывать человека на полуслове. Попивая чай, я оглядывал затемненную гостиную.
— Вижу, у вас есть экземпляр этой основополагающей «Магнетической вязкости» Вердигри, — небрежно заметил я. — Ваш муж был знаком с…
— О да. Еще со времени их учебы в Кембридже. Кажется, Эли умер на следующий день после Фредерика. Ради всего святого, что это может значить?
Я сочувственно кивнул и почесал фальшивые усы.
— Разумеется, не было никаких… враждебных чувств между…
Миссис Саш покачала хорошенькой головкой:
— Нет, какое-то соперничество, разумеется, было, они все же работали в одной области. Но не более того. Они всегда были в очень хороших отношениях, даже несмотря на то, что редко виделись после завершения их приключений на Континенте.
— На Континенте?…
— Когда-то они вместе работали в Европе. Очень недолго.
Я сделал пометку в блокноте.
— Не болел ли он?…
— Ничего необычного.
Я надеялся убедить эту даму ненадолго покинуть комнату, подобно тому, как убедил сына профессора Вердигри, и быстро осмотреться, но в ответ на мою просьбу принести чего-нибудь освежающего, она лишь слегка дернула шнурок звонка, и в комнате появился лакей с непроницаемым лицом.
Я ненадолго перестал писать.
— Это вашего?…
— Кабинет мужа? Нет-нет. У него комната на втором этаже. Он говорил, что тут, внизу, слишком шумно. — Она провела рукой по лицу. — Он все дни проводил дома, работал над теоремой. Последняя почта пришла, как раз когда… — Она вытерла одинокую слезинку. — А теперь вы должны меня простить, сэр. Мы тут все несколько не в себе. Столько нужно сделать.
— Последний вопрос, миссис Саш. Я пропустил похороны?
Оказалось, что пропустил. Они состоялись только вчера в Саутворке.
Миссис Саш взглянула на свои аккуратные маленькие руки.
— И даже с этим возникли проблемы. Мы не смогли воспользоваться услугами фирмы, на которую всегда рассчитывала семья моего мужа.
— Фирмы?
— Похоронное бюро, сэр. Братья Тюльпен. Удалились от дел, кажется, и даже уведомления не прислали! Похоронами занимались другие люди. Думаю, все прошло неплохо…
— Но?
— Но было в них что-то… странное.
— Почему вы так считаете?
Она вздохнула.
— Вероятно, у них были самые лучшие намерения, но это мало чему помогло. Все было сделано очень неумело.
— И как же называется эта любопытная фирма?
Миссис Саш подошла к маленькому бюро и достала оттуда визитную карточку с черной каймой.
— Я не утверждаю, что обязательно проводить журналистское расследование, — сказала она, протягивая мне карточку. — Но их подход к делу показался мне весьма специфичным. Мне было бы значительно легче, если бы кто-нибудь… раскопал что-нибудь про них… — Она улыбнулась — впервые за все время.
Я взял карточку.
ТОМ КОТЕЛОКС. ПЕРВОКЛАССНЫЕ ПОХОРОНЫ.
ИНГЛАНДЗ-ЛЭЙН, 188, ЛОНДОН, С.З.
Днем, когда я, переодевшись, натягивал холст в студии, попутно размышляя о том, как проникнуть к этим могильщикам, не предъявляя им труп, неожиданно раздался стук в дверь.
Все еще ожидая, что дверь откроет старый Топол, я игнорировал этот стук примерно минуту и лишь потом, пробормотав некое проклятье, пошел в коридор.
На моем крыльце стояла исключительно привлекательная особа, и рука ее в кружевной перчатке сжимала сложенную газету.
— Мистер Бокс.
— Он самый.
Она сделала шаг вперед, и лучи солнца осветили ее рыжевато-коричневое платье, которое очаровательно подчеркивало ее фигуру. Высокая, с эльфийскими чертами лица и роскошными локонами, как на картинах Мухи,[17] незнакомка протянула мне газету и мило улыбнулась.
— Я пришла по вашему объявлению. — У нее был легкий акцент — датский? — а голос звенел, как музыкальная шкатулка.
— Объявление? А! Ну да, конечно же! Пожалуйста, входите, мисс…
— Пок.
— Пок?
— Белла Пок.
Небесное создание переступило порог моего дома и с любопытством осмотрело прихожую.
— Может быть, хотите чаю? — спросил я.
Она посмотрела мне прямо в глаза:
— А у вас есть что-нибудь покрепче?
— Бог мой, верю ли я своим ушам? Пожалуйста, проходите.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});