Далия Трускиновская - Жонглёр и мадонна

- Похвальное решение! - иронически одобрила Майя, но Иван, не обращая внимания, продолжал:

- Я вот с музыки начал. Мне из дому присылают кассеты. Двоюродный брат переписывает с пластинок и присылает. У меня сейчас с собой верджиналисты и Фрескобальди, можно послушать. А книги пока читаю развлекательные. Вот Дюма на работу хорошо настраивает...

Иван говорил и чувствовал на себе изучающий взгляд Майи. Это был взгляд человека, столкнувшегося с совершенно непонятным ему, не из его мира явлением, и размышляющего - а не послать ли это явление куда подальше? Но, видно, откровенность Ивана ей понравилась.

- "Кориолан", "Зимняя сказка" и "Буря" - последние пьесы Шекспира. И ничего удивительного, что вы их не знаете - их очень редко ставят, подумав, сказала Майя.

- Почему?

- Они скорей для чтения.

- А разве бывают пьесы для чтения?

- Бывают, - со вздохом ответила Майя, раз уж взялась просвещать самоучку, так надо держаться до конца. - Хотя бы "Жакерия" Проспера Мериме. Я вам ее дам. Занимательная штука, французский романтизм.

И, не видя интереса на Ивановом лице, добавила:

- Не хуже Дюма.

- Спасибо скажу, - пообещал Иван. И вдруг увидел настенные часы. Было куда больше десяти.

Время, которое он сам себе отпустил на тихие домашние радости, истекало. Главное - он не успел спросить о своем будущем номере! А ведь за тем и ехал... Она знала что-то такое, что ему бы и на ум не пришло, и это знание так и останется при ней.

- А посуда так и стоит немытая, - проследив взгляд Ивана и удивившись скоротечности времени, произнесла Майя.

- Помочь? - Ивану страшно хотелось еще что-то поделать в этом симпатичном хозяйстве.

- Вы лучше книги посмотрите, - любезно предложила Майя.

Когда она вернулась с кухни, он перебирал тома Шекспира. Между страницами обнаружились квадратики плотной бумаги с акварельными миниатюрами. Иван разложил их на столе и искал - не найдутся ли еще?

- Это я еще в академии мудрила, - объяснила Майя.

- Вот от этого я обалдел! - честно признался Иван и осекся - таким несуразным показалось ему расхожее словечко. "Это" было парным стилизованным портретом в лиловых тонах. Как бы две камеи, на одной профиль Ромео, на другой - к нему повернутый профиль Джульетты... С точки зрения сегодняшней Майи, работа была наивная, но спорить с Иваном она не стала, понимая, что человеку, в живописи совершенно девственному, надо же с чего-то начать...

- Как неожиданно получилось, - сказал Иван, осторожно собирая в стопочку миниатюры. - Я вдруг у вас дома, ем рыбу, пью чай, говорю об искусстве. Я уже давно ни с кем так долго не разговаривал.

- Комплимент? - иронический тон у Майи не получился.

- Просто мне в коллективе не с кем особенно разговаривать. Ребята у нас неплохие... они у меня книги берут почитать... и возвращают... и вообще... На я все равно, даже когда выпиваем вместе, все равно как-то не с ними. У вас не бывало такого ощущения?

- Бывало, - нехотя призналась Майя.

И наступило молчание.

Иван не хотел смотреть на Майю, потому что сам знал - взгляд у него сейчас просительный. Часы показывали много - и истекали последние минуты в теплом доме. Иван всегда и везде был гостем, хуже того - уходящим гостем, и безумно боялся, что это и будет прочитано в его взгляде.

- Уже поздно, - сказал он, чтобы не услышать от нее намека на время. Но сказал как бы вопросительно. И по тому, как чуть-чуть отстранилась Майя, понял, что действительно нужно уходить.

С какими-то вежливыми до нелепости словами она вывела его в прихожую. Он долго вытягивал из рукава шарф, потом проверил, в котором кармане кошелек. Она молчала. Она хорошо выдержала эту роль благовоспитанной хозяйки - и на ее лице было написано, что большего от нее требовать, кажется, нельзя.

И вдруг она усмехнулась.

- Ладно, - сказала она. - Чего уж там...

И чуть-чуть отступила назад, в комнату, как бы приглашая следовать за собой.

Иван отлично помнил, как она ночью убегала из цирка, такая обиженная, с разболевшимся зубом. Помнил ее резкие слова. Понимал, что вся благожелательность этого вечера - просто маленькая месть, урок невежде. Но, выходит, обо всем этом следовало немедленно забыть?

Он пошел следом, стягивая на ходу куртку, а потом, стоя посреди комнаты, не знал, куда ее девать. Ясно было одно - его почему-то не выставили за порог вместе с равнодушно мурлыкающим Мэгги и освобожденными от апельсинов руками.

Майя, хотя и более изящно, оставляла его себе примерно так же, как он ее - в гримерке. Ситуация вывернулась наизнанку, Майя наслаждалась ею, Иван смотрел на Майю и думал, что сейчас надо бы обнять. И что-то сказать, потому что молчание уж больно затянулось.

Говорить с женщинами на нежные темы он никогда не умел. Было в арсенале несколько фраз - и их вполне хватало.

- Кусочек секса? - тихо спросил Иван. Фраза была свеженькая, еще не обкатанная, и прозвучала как-то испуганно.

- Почему бы и нет? - шепотом ответила Майя.

После чего они-таки обнялись и стали целоваться.

Потом Майя пошла принять душ, а Иван разложил постель и поставил у изголовья корзиночку с апельсинами. На пол он поставил Мэгги и включил задумчивую павану Орландо Гиббонса. Свет он тоже придумал - принес лампу с рабочего стола Майи и прикрыл абажур цветастым платком.

Когда Майя пришла из ванной, Иван, стоя спиной к двери, как раз возился с этим самым платком. Он быстро повернулся, но Майя успела заметить рваные шрамы на плечах и спине.

- Что это? Кто тебя так? - даже испугалась она.

- Было дело... - туманно объяснил Иван и, во избежание расспросов, поскорее притянул ее к себе.

Они неторопливо легли и как-то очень спокойно соединились. И это было похоже на размеренную, безупречную по ритму павану, которой потчевал их Мэгги. Иван ощутил, как нарастает напряжение, и отпустил себя на свободу...

Потом он несколько мгновений пребывал в невесомости. Резко приподнявшись на локте, окинул взглядом комнату. Тело разрядилось - но азарт еще не нашел выхода! Разгулявшаяся внутри сила просилась на волю.

Тут Иван заметил апельсины.

Его как будто сдернуло с постели. Как был, схватив корзиночку, он кинулся к окну, где не рисковал задеть люстру, и стал с упоением кидать четыре, пять, шесть апельсинов, больше не было, он и корзиночку запустил в работу...

Иван не чувствовал своего тела, рук, пальцев, веса приходивших точно в ладони апельсинов. Все получалось само собой - и получалось прекрасно. Это была такая радость, что куда там до нее постельной... Он сейчас был победителем почище, чем на манеже.

- Ничего себе... - сказала Майя. Она сидела, обхватив колени, и смотрела на него даже без особого удивления, просто с любопытством.