Филип Фармер - Мир Реки: Темные замыслы

— Этот не открывается, — сообщил он по-немецки. — Может быть, попозже откроется. Уверен, он тут стоит для того, чтобы показать, что нам делать с нашими контейнерами.

Мужчина представился Львом Руахом и после того, как Бёртон, Фрайгейт и миссис Харгривз назвали свои имена, перешел на английский, на котором говорил с ужасающим акцентом.

— Я был атеистом, — сказал он, обращаясь больше к самому себе, чем к кому бы то ни было. — А теперь я уже и сам не знаю! Это местечко, знаете ли, может здорово шокировать как атеиста, так и самых фанатичных верующих, которые представляли себе загробную жизнь совсем иначе. Ну так вот, стало быть, я ошибался. Ну да это не впервой.

Он хмыкнул и посмотрел на Моната.

— А тебя я сразу узнал, — проворчал он. — Это хорошо, что ты примкнул к тем людям, большинство из которых померли в девятнадцатом веке. Иначе тебя бы линчевали.

— Это почему? — спросил Бёртон.

— Он погубил Землю, — ответил Фрайгейт. — По крайней мере, я так думаю.

— Сканер, — печально проговорил Монат, — предназначался для уничтожения только человеческих существ. И его действие не распространялось на все человечество. Он должен был прекратить воздействие после того, как заранее определенное число людей — увы, довольно-таки значительное — умрет. Поверьте мне, друзья мои, я этого не хотел. Вы не представляете, какой боли, какого труда мне стоило решение нажать на кнопку. Но я обязан был защитить мой народ. Вы вынудили мою руку нажать на кнопку.

— Все началось, когда Монат выступал в прямом эфире, — сказал Фрайгейт. — Монат сделал опрометчивое заявление. Он сказал, что ученые его планеты располагают знаниями и способностью спасти людей от старения. Теоретически — с помощью техники таукитян — человек способен жить вечно. Но на его планете эти знания не применялись — там они запрещены. Тележурналист, который вел беседу, спросил его, можно ли применять эту методику для продления жизни землян. Монат ответил, что не видит причины, почему бы и нет. Но омоложением его народ не пользовался по вполне веской причине, и это также относилось к землянам. К этому моменту правительственный цензор понял, что происходит, и отключил звук. Но было уже слишком поздно.

— А потом, — добавил Лев Руах, — американское правительство сообщило, что Монат не понял вопроса и что недостаточно хорошее знание английского языка привело к тому, что он ошибся в ответе. Но было слишком поздно. Народы Америки и всего мира потребовали, чтобы Монат раскрыл тайну вечной молодости.

— Которой я не располагал, — вставил Монат. — И ни у кого из нашей экспедиции таких знаний не было. На самом деле мало кому на моей планете это ведомо. Но говорить об этом людям было бесполезно. Они думали, что я лгу. Начался бунт, толпа разогнала охрану около нашего корабля и ворвалась внутрь. Я видел, как моих друзей, пытающихся образумить толпу, рвали в клочья. Образумить!

Но я сделал то, что сделал, не в отместку, а совсем по другой причине. Я понимал, что после того, как нас перебьют, правительство США наведет порядок. И заполучит наш корабль. Не пройдет много времени, и земные ученые сумеют построить такой же. За этим неизбежно последует отправка земной флотилии к нашей планете. И вот я решил сделать так, чтобы Земля была отброшена назад на многие столетия, а может быть, и на тысячелетия. Зная, что я должен совершить страшный поступок ради спасения собственной планеты, я послал сигнал сканеру, находившемуся на орбите. Мне бы не пришлось делать это, если бы я сумел добраться до кнопки самоуничтожения корабля. Но я не мог попасть в отсек управления. И тогда я нажал кнопку активации сканера. Через несколько мгновений толпа ворвалась в комнату, где я прятался. После этого я ничего не помню. Фрайгейт сказал:

— Я находился в больнице в Западном Самоа, умирая от рака, и гадал, похоронят ли меня рядом с Робертом Льюисом Стивенсоном. «Вряд ли», — думал я. Но ведь я все-таки перевел «Илиаду» и «Одиссею» на самоанский… А потом стали доходить новости. Люди по всему миру умирали. Причина этого была очевидна. Тау-китянский спутник что-то такое излучал, что поражало людей. Последнее, о чем я узнал, было то, что США, Англия, Россия, Китай, Франция и Израиль послали ракеты, чтобы перехватить спутник и взорвать его. А спутник летел так, что через несколько часов должен был оказаться прямо над Самоа. Я, наверное, слишком сильно переволновался для того ослабленного состояния, в котором находился, и потерял сознание. Больше я ничего не помню.

— Перехват не удался, — сказал Руах. — Сканер взорвал ракеты, когда они еще не успели к нему подлететь.

Бёртон подумал, что ему еще многое нужно узнать о времени после тысяча восемьсот девяностого года, но теперь размышлять об этом не время.

— Предлагаю прогуляться по холмам, — сказал он. — Нужно посмотреть, что там за растительность и нет ли полезных растений. Кроме того, если там найдутся какие-нибудь камни, мы могли бы изготовить из них оружие. Этот парень из палеолита и наверняка соображает в обработке камней. Он покажет нам, как это делается.

Они пересекли равнину шириной в милю и углубились в холмы. По пути к группе присоединились еще несколько человек, в том числе маленькая девочка лет семи с темно-синими глазами и хорошеньким личиком. Бёртон на двенадцати языках спросил У нее, нет ли поблизости кого-то из ее родителей или других родственников, и все это время девчушка жалостливо смотрела ему в глаза. Все, кто знал еще какие-нибудь языки, все их перепробовали — множество европейских и многие из африканских и азиатских: иврит, хинди, арабский, берберский диалект, румынский, турецкий, фарси, латынь, греческий, пушту.

Фрайгейт, немного знавший валлийский и гэльский языки, заговорил с девочкой. Она выпучила глаза, а потом нахмурилась. Похоже, слова этих языков были ей знакомы, но все-таки недостаточно для того, чтобы их понимать.

— Судя по всему, — сообщил в конце концов Фрайгейт, — она, скорее всего, из древних кельтов. Все время повторяет слово «Гвенафра». Может быть, это ее имя?

— Мы научим ее английскому, — сказал Бёртон. — И будем звать ее Гвенафрой.

Он подхватил девочку на руки и зашагал вперед. Девчушка расплакалась, но вырываться не пыталась. Плакала она, видимо, потому, что измучилась от невыносимого напряжения и наконец нашла защитника, чему страшно обрадовалась. Бёртон наклонил голову и прижался лицом к тельцу малышки. Он не хотел, чтобы другие видели набежавшие на его глаза слезы.

В том месте, где равнина встречалась с холмами, словно линия была проведена — невысокая трава резко сменялась толстыми стеблями растений высотой до пояса, напоминавших альфальфу. Кроме нее тут в изобилии росли высокие, словно башни, сосны — красные и широкохвойные, дубы, тисы, сучковатые гиганты с багровыми и зелеными листьями и бамбук. Бамбука насчитывалось несколько разновидностей — от тоненьких стебельков высотой всего в несколько футов до гигантов выше пятидесяти футов. На многих деревьях висели лианы, усыпанные крупными зелеными, красными, желтыми и синими цветами.