Алексей Калугин - Игра в реальность

Передавая Витьке речь Менелая, я в значительной степени сократил ее, оставив лишь то, что, на мой взгляд, было действительно важно:

– Он знает, что такое энтропия.

– Этот мир представляет собой переходную ступень от бытия к небытию, – сказал Менелай. – Понять его опираясь только на физические законы нельзя. Здесь невозможны никакие процессы, потому что тут все находится на грани умирания.

– Но мы-то пока еще живы. – Сказав это, я почувствовал некоторое сомнение. – Или нет?

– Трудно сказать, – задумчиво произнес Менелай. – Могу посоветовать вам провести простейший эксперимент, после которого вы, быть может, сами ответите на свой вопрос. Поднесите открытую ладонь к губам и подуйте на нее.

– И что?

– Сделайте, как я говорю.

Я поднес ладонь к губам и тихонько подул на нее.

– Что ты делаешь? – спросил Витька.

Кожа ладони не ощутила ни малейшего колебания воздуха. Я сделал глубокий вдох и дунул сильнее. Результат был таким же.

Глядя на меня, Витька проделал тот же эксперимент: поднес ладонь к губам и дунул на нее.

– Вот это да! – изумленно произнес он. – Я не чувствую своего дыхания.

– Потому что его нет, – сказал Менелай.

– Но я могу дышать. – Чтобы продемонстрировать свою способность, я вдохнул полной грудью, а затем с силой выдохнул.

– Это всего лишь иллюзия, – ответил Менелай. – Вам только кажется, что вы дышите. Все потому, что вы привыкли дышать.

– Выходит, мы мертвы? – Я растерянно развел руками.

– Ну да! – возмущенно тряхнул головой Витька. – Покойники не чувствуют себя так хорошо, как я сейчас!

– Любопытно, – с легким сарказмом произнес Менелай, – откуда вашему другу известно, как чувствуют себя мертвые?

От головы до хвоста «головастика» пробежала оранжевая вспышка.

Нет, я определенно не был настроен сейчас обсуждать тему жизни после смерти. Не то чтобы мне становилось страшно от одной только мысли, что я уже умер, но было как-то непривычно, что ли, думать о себе как о мертвом. Какой-то неприятный зуд возникал в нижнем отделе позвоночника, а во рту становилось сухо и появлялся неприятный, чуть кисловатый привкус.

– Цветные пятна на вашем теле соответствуют вашему настроению? – сам не знаю почему спросил я вдруг у Менелая.

– Я ведь уже говорил вам, что у меня нет тела! – довольно резко, словно мой вопрос задел его за живое, ответил Менелай. – То, что вы видите, только плод вашего воображения. Включая и пятна, которые вы узрели на теле, которое упорно считаете моим.

– Извините, – пристыженно буркнул я.

– Проехали, – сказал Менелай, понизив голос на полтона. – Извините меня тоже за резкость, но данная тема мне неприятна в такой же степени, как неприятен вам разговор о смерти.

– Вам не кажется, что ваш разговор свернул не в то русло? – обратился к нам обоим Витька.

– Откуда тебе известно, о чем мы говорим? – удивленно посмотрел я на своего приятеля.

– Догадался по твоим репликам, – усмехнулся тот. – И по твоему выражению лица. Ты, похоже, уже готов смириться с тем, что тебя списали в покойники.

– Между прочим, это была ваша идея, – заметил Менелай. – Я ни слова не говорил о смерти.

– Так, значит, мы все еще живы? – с надеждой спросил я.

– Вы не живы и не мертвы, потому что в данном варианте реальности просто не существует таких понятий, как жизнь и смерть, – ответил Менелай. – Здесь все иллюзорно, включая красный песок у вас под ногами и багровый купол неба над головой. Другие на вашем месте увидели бы нечто совершенно иное. Например, каменные плиты или жидкую, чавкающую грязь под ногами.

– Но почему мы с Витькой видим одно и то же?

– В противном случае каждый из вас решил бы, что его спутник окончательно спятил.

– Выходит, в этом мире нет ничего реального?

– Абсолютно ничего. – Голова моего собеседника, окрасившись в темно-зеленый цвет, качнулась из стороны в сторону, так, словно Менелай жестом хотел дополнить свои слова. Я знал, что это только моя фантазия, но все равно выглядело это очень похоже. – Оказавшись в этом мире, вы сами превратились в иллюзию, – продолжал между тем Менелай. – Абсурдность ситуации заключается в том, – спартанский царь хмыкнул, не то насмешливо, не то озадаченно, – что единственной реальностью здесь являюсь только я. Потому что я изначально не что иное, как иллюзия. А иллюзия, порожденная иллюзией в иллюзорном мире, – это, согласитесь, уже нечто значимое.

Пытаясь понять то, что сказал Менелай, я задумчиво провел средним пальцем по лбу.

– Все не так сложно, как представляется на первый взгляд, – попытался утешить меня Менелай. – Любой из существующих вариантов реальности в той или иной степени иллюзорен. Просто мало кто из живущих пытается отделить иллюзию от реальности. Во-первых, для того, чтобы проделать это, требуются определенные знания и навык. А во-вторых, знание о том, что какая-то часть мира, в котором ты живешь, на самом деле не более чем иллюзия, вряд ли может кого-то сделать счастливым.

– Что верно – то верно, – согласился я. – Зачастую спокойнее жить в окружении иллюзий, нежели пытаться убедить кого-то в том, что мир на самом деле совсем не такой, каким мы его себе представляем.

– Кончайте пустую болтовню, – вновь обратился к нам Витька. – Что и как происходит в этом мире, разберемся потом, если будет желание и время. Сейчас нужно подумать, как нам отсюда выбраться.

– Полагаю, что помимо клиппера у нас нет другого ключа, – высказал свое мнение я.

Витька посмотрел на шкалу прибора, который он держал в руке.

– А что думает по этому поводу Менелай? – спросил он.

– В этом мире прибор, который держит в руке ваш друг, так же иллюзорен, как все остальное, – ответил Менелай.

– Но именно с его помощью мы попали сюда, – заметил я.

– Не отрицаю этого. – «Головастик» переместился чуть влево и повернулся ко мне боком, как будто специально для того, чтобы мне была ясно видна яркая зеленая полоса на темно-фиолетовом фоне, прочерчивающая его тело от головы до хвоста. – Но как только вы переместились сюда, он перешел в разряд иллюзорных объектов, точно так же, как вы сами. Он существует для вас только до тех пор, пока вы верите в то, что он есть. Если же вы проделаете с ним то же самое, что делал ваш друг с различными предметами, – положите его на песок и отойдете на достаточное расстояние, – то клиппер исчезнет. Навсегда и безвозвратно. И не потому, что его, как полагает ваш друг, поглотит энтропия, а потому, что вашей веры будет уже недостаточно, чтобы поддерживать его иллюзорное существование. И никакие усилия вашей фантазии и воли уже не смогут возродить этот прибор.