Алексей Калугин - Игра в реальность

Я достал из кармана пистолет и вложил его рукоятку в Витькину ладонь.

Внимательно осмотрев пистолет со всех сторон, Витька оттянул затвор и, показав мне патрон, послал его в патронник. Затем он поднял руку с пистолетом над головой и нажал на спусковой крючок. Сухо щелкнул боек, ударивший по капсюлю. И больше ничего не произошло.

Витька опустил руку с пистолетом, снова оттянул затвор и выбросил на руку патрон. Перевернув его, он показал мне раздавленный бойком капсюль. Я смотрел на крошечную вмятину на капсюле так, словно это была бездна, собирающаяся проглотить меня вместе со всем этим миром.

– Ну как, убедительно? – спросил Витька.

– Более чем, – ответил я.

Витька сунул невыстреливший патрон к себе в карман и вернул мне пистолет.

– Так ты полагаешь, что этот мир способен поглотить все, что угодно? – спросил я.

– Проделанные мною опыты убеждают меня в этом, – с солидным видом склонил голову Витька.

Должно быть, сейчас он представлял себя маститым ученым, сделавшим открытие мировой значимости.

– А как же мы? – задал я наконец-то главный вопрос.

– Я полагаю, что мы до сих пор еще целы, потому что представляем собой частицы иного мира, вместе с царящими в нем физическими законами. Справиться с нами труднее, чем с брошенными на песок бумажками, поскольку масса наших тел несравнимо больше. Но думаю, что рано или поздно энтропия поглотит и нас.

– И как скоро это произойдет? – спросил я.

– Ты думаешь, я забавлялся, кидая на песок различные предметы? – усмехнулся Витька. – Нет, друг мой Анатоль, я таким образом проверял, не сужается ли вокруг нас зона, в пределах которой действуют привычные нам законы физики.

– И как результаты?

– Поскольку все замеры мне приходилось делать на глаз, то и результаты весьма приблизительные. Но могу с уверенностью сказать, что в ближайшие три-четыре часа энтропийная гибель нам не грозит.

– И все равно, нужно поскорее отсюда убираться, – решительно заявил я.

В следующее мгновение я взмахнул перед лицом рукой, словно пытаясь поймать кружащуюся перед носом муху.

– Что с тобой? – удивленно глянул на меня Витька.

Я хотел ответить, что мне просто что-то померещилось, но онемел от изумления, увидев «головастика» из жидкого стекла, зависшего перед моим носом.

Этого просто не могло быть! Я утратил экстрасенсорные способности, покинув тот вариант реальности, в котором умел общаться с духами! И тем не менее «головастик» висел в двух сантиметрах от кончика моего носа, слегка покачивая хвостом, и по телу его пробегали, сменяя друг друга, красные, синие и зеленые волны света.

– Анатоль. – Витька осторожно тронул меня за локоть. – О чем ты задумался?

– Ты ничего не чувствуешь? – шепотом спросил я у Витьки, словно боялся спугнуть «головастика», хотя на самом деле всей душой желал, чтобы он убрался восвояси и больше никогда не появлялся.

– А что я должен чувствовать? – непонимающе уставился на меня Витька.

– И ничего не видишь? – спросил я.

– Что именно?

Во взгляде Витьки появилась тревога. Должно быть, он опасался, что от новых проблем, словно камнепад в горах, обрушившихся на нас сегодня, мой мозг перегрелся и начал давать сбои.

– Вот здесь. – Я осторожно поднял руку и указал пальцем на «головастика», который в этот момент сделался багровым, в тон небу, нависшему, словно огромный купол, у нас над головами.

Витька недовольно поморщился.

– Если это шутка, Анатоль, то весьма глупая. А если ты хочешь узнать, не вскочил ли у тебя на носу прыщ, то так прямо и следовало спросить.

– Это не шутка, Витя, – по-прежнему шепотом произнес я. – Я снова вижу духа.

– Духа? – недоверчиво посмотрел на меня Витька.

– Во всяком случае, что-то очень на него похожее.

– И что он тебе говорит? – осторожно поинтересовался Витька.

Голос у него был мягким и добрым, словно у психиатра, разговаривающего с душевнобольным.

– Он молчит, – ответил я, стараясь не обращать внимания на интонации Витькиного голоса. – На его месте я скорее всего повел бы себя точно так же.

– Он, наверное, ждет, что ты заговоришь с ним первым, – сказал Витька.

– Ты так думаешь?

Я все еще сомневался, стоит ли пытаться заговорить с «головастиком» или лучше подождать, с расчетом на то, что он исчезнет сам по себе, так же, как появился.

Витька же не ведал сомнений. Ему хотелось как можно скорее покончить с этой проблемой. Должно быть, он рассчитывал на то, что, заговорив с духом и не получив никакого ответа, я пойму, что это всего лишь игра моего расшалившегося воображения.

– Конечно, нужно поговорить с духом, – уверенно заявил он. – Возможно, он расскажет нам что-нибудь интересное о месте, в котором мы оказались. В конце концов, он же объявился здесь не для того, чтобы просто посмотреть тебе в глаза?

Я сосредоточил все внимание на «головастике», слегка шевелившем зеленым хвостом, на конце которого горела ярко-желтая искорка. «Интересно, – подумал я, – а есть ли у духов какие-нибудь внешние признаки, по которым их можно идентифицировать с той или иной некогда жившей на земле личностью? Ну, скажем, особенности цветовой гаммы или необычный изгиб хвоста?»

– Нет, – услышал или каким-то другим образом воспринял я ответ на свой незаданный вопрос.

Глава 24

– Простите, – смущенно и немного сконфуженно, сам не знаю почему, произнес я, глядя на медленно наливающуюся фиолетовыми чернилами голову «головастика».

– Да не за что извиняться, – ответил он, дернув хвостом из стороны в сторону. – Вполне закономерный вопрос. Еще раз отвечу на него: нет, духи не имеют никаких внешних личностных признаков. Да этого и не может быть, поскольку то, что вы сейчас видите перед собой, не физическое тело, а всего лишь ваш собственный мысленный образ, порожденный ментальным контактом между вашим сознанием и пограничными районами той области непознаваемого, в которой пребывает нечто остающееся от людей после смерти. По-моему, я уже говорил вам об этом.

– Менелай? – с искренним изумлением произнес я.

– Кто? – не менее удивленно посмотрел на меня Витька.

– А вы рассчитывали встретить кого-то другого? – «Головастик» насмешливо, как мне показалось, изогнул хвост, раскрашенный в частую желто-зеленую полоску.

Я с облегчением перевел дух. Присутствие спартанского царя не внушало мне трепета одной лишь мыслью о том, что я общаюсь с представителем потустороннего мира. Я даже обрадовался внезапному появлению, как радуются встрече со старым знакомым. Что бы ни говорил сам Менелай, в моем представлении он был вполне конкретной личностью, а вовсе не осколком, случайно отколовшимся от свода хрустального грота в Царстве мертвых.