Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич
– Ты же хотела посмотреть «Лебединое озеро»!
Верочка нежно взяла агента под руку. Идя рядом, она так откидывалась, что кофточка на груди становилась почти прозрачной. Никогда Алехин не видел Веру так близко и так отчетливо, и, чувствуя это внимание, Верочка оживилась. Он не знал, чем так тронул Верочку, но она действительно оживилась. Она как бы мягко подталкивала Алехина высоким бедром, она явственно прижималась к нему тугим боком. Алехин сразу возненавидел всех этих жалких самцов, оглядывающихся на Веру. Он сам хотел на нее оглядываться. Билет в Сочи! Вот придумали! С однодневным отдыхом в санатории «Север». Придурки!
У Алехина были деньги. Он вел Верочку в театр.
Он гордился тем, что Верочка такая красивая. Он радовался, что вечер теплый, а под ногами поблескивают веселые плоские лужи от недавно пролившегося непродолжительного дождя. Хорошо бы увидеть очень большую лужу, подумал он. Я бы взял Верочку на руки и легко перенес через широкое и опасное водное пространство. И наверное, увидел бы сквозь прозрачную кофточку…
А Верочка шла свободно. Она шла легким шагом.
Она легко переступала через плоские лужицы, чуть поддергивая при этом свою и без того короткую юбку. Впрочем, поддергивание это можно было считать условным: ничего более того, что Алехин уже раньше видел, Верочка показать не могла. Так они и шли под веселыми липами прямо на театр, как в сторону небольшого, но очень дружелюбного государства. Они были чудесными послами в мир искусства. Алехин расправил плечи и старался не смотреть на грудь Веры, очень уж прозрачная оказалась у нее кофточка. От него веяло уверенностью, и Верочка смотрела на него снизу вверх.
– Ты мало отдыхаешь, Алехин…
– Мы вместе поедем в отпуск…
– На Черное море?
– Конечно.
– Так ведь на это деньги нужны, Алехин, – очень серьезно ответила Верочка. – Я, правда, неплохо зарабатываю, конечно вместе с премиальными и тринадцатой. На отпуск деньги надо специально откладывать.
Алехин кивал.
Верочка жаловалась:
– Иногда так хочется открытости, откровенности. Чтобы излить душу. И чтобы без вранья…
К чему это она? – насторожился Алехин.
Но спросить не успел. Они как раз подошли к особенно большой плоской луже. По ее поверхности бегали веселые радужные разводы. Осторожнее, Верочка, хотел сказать Алехин. Он даже хотел подхватить ее на руки, но не успел, не решился, только указал: «Шагай вон на тот кирпич, а я приму тебя на сухом месте».
Верочка, смущаясь, чуть поддернула и без того короткую юбку. Ноги у нее были длинные, загорелые. Выказывая робость и смущение, она ступила длинной загорелой ногой на указанный Алехиным кирпич, и кирпич под ее ногой незамедлительно перевернулся. С жалобным стоном, как раненая лебедь, Верочка ухнула в грязную мерзкую лужу, покрытую нефтяными разводами.
Знай Алехин, как это делается, он тут же бы умер.
Но он не умер. Он просто выдернул Верочку из лужи.
– Ты простудишься, – жалко бормотал он, насильно закутывая Верочку в сорванную со своих плеч ветровку. – Ты простудишься и умрешь.
– Такси, такси… – шептала мокрая Верочка.
– Ты простудишься и умрешь, – жалко бормотал Алехин. – Побежали скорее ко мне, я затоплю печку. Ты обсушишься.
В великом отчаянии он совсем забыл о том, что нет у него больше ни печки, ни домика, ничего нет, и в казенную гостиницу с такой грязной и мокрой гостьей его ни за что не пустят. Но это и не понадобилось. Тормознуло такси, и, не обернувшись, не попрощавшись, Верочка нырнула в салон.
29
Мир рухнул.
Алехин стоял под окнами девятиэтажки.
Пять минут назад он прошел мимо родного пепелища, и теперь скорбный запах гари преследовал его. Подняв голову, он с тупым отчаянием всматривался в неяркую вечернюю звезду Верочкиного окна. Рядом скромно светились окна однокомнатной квартиры упрямого пенсионера Евченко. А в окнах квартиры сержанта Светлаева света не было, – наверное, он еще не вернулся из служебной командировки. В узком роковом переулке чувствовалось какое-то движение, но Алехин не оборачивался. Плевал он теперь на роковой переулок. Подозрительный силуэт скользнул в телефонную будку, Алехин и на этот раз не повернулся. Плевать ему на подозрительные силуэты.
«Вегетирую, как микроб на питательной среде».
Однажды Алехин услышал такое от крупного математика Н., но только сейчас до него дошел истинный смысл сказанного. Поистине, микроб. Любой человек, даже самый неуклюжий, мог вовремя подхватить Верочку. А на меня нельзя положиться. Он тоскливо следил за окном Верочки. Она ведь хотела увидеть «Лебединое озеро», а я уронил ее в лужу. Я, я, никто другой. У Верочки течет с потолка, а я не помог. У нее пьянствуют грубые тупые сантехники, честь и достоинство Верочки каждую минуту подвергаются опасности, а я стою и смотрю на ее окна. Правда, вдруг подумал он, у нее, может, все уже исправили? Может, она сейчас приняла горячий душ и пьет чай из тонкой фарфоровой чашки. Сидит в кресле, в тонком полупрозрачном халатике без ничего под ним, и с презрением вспоминает, какое ничтожество этот Алехин! А ветровку его выбросила в окно. Он даже позвал негромко: «Авва… Авва…» – но умный рак не отозвался.
Получается, я и рака отдал Верочке, с горечью подумал Алехин.
Я все ей отдал. А Верочка… Он задумался. В проскользнувшей мысли таилась какая-то зацепка… А Верочка… Она ведь не швырнула в меня ветровку… Значит… Да нет, ничего это не значит. Она мокрая была… Надо позвонить ей. Может, простуженная, она лежит сейчас на мокром диване и стонет, а со всех сторон хлещет вода, как в тонущем «Титанике», и надрывно поют пьяные сантехники.
Уеду из города, решил он. Позвоню Верочке и навсегда уеду.
Он поискал монетку. Он решил позвонить Верочке незамедлительно.
– Эй, ребята, – воззвал он к подозрительным силуэтам, хихикающим в телефонной будке. – Двушки не найдется?
Неприятно знакомый голос назидательно произнес:
– Работать надо, козел!
– Тебе двушки жалко?
– Могу выдать билет в Сочи, бесплатно, – вылез из будки длинноволосый и помахал голубой бумажкой. – С однодневным отдыхом в санатории «Север».
– Иди ты!
Длинноволосый без замаха ткнул Алехина кулаком.
Тяжелый Вий, вывалившись из телефонной будки, чугунной рукой замахнулся на Алехина, и даже Заратустра, надвинув на глаза мохнатую кепку, поднял над головой тяжелый гаечный ключ.
Алехин с ужасом понял, что его сейчас искалечат.
Проходя под ручку с возлюбленным, а может, с мужем, проходя мимо несчастного полуслепого горбуна, явно погрязшего в пороках и в нищете, Верочка, конечно, никогда не догадается, что на асфальте сидит, прикрывшись пыльным
