Дмитрий Раскин - Судьба и другие аттракционы (сборник)

— А мы, говоря Бытие, Небытие, предполагаем равенство, — сказал Ветфельд.

— Утвердить его хотя бы здесь, в бытии, для бытия, попытаться, — сказал Арбов.

— Вот. — Борис Арбов достал, показал им общую тетрадь в грязноватой, замусоленной обложке. — Это отчет того физика, ну, вы, наверное, в курсе. Выпросил у вашего управляющего. Я же все-таки ученый, пусть и не мой профиль, конечно, — я радиофизик, но думаю, что-то всё же пойму.

— Но нас же предупреждали, — начал было Ветфельд.

— Мне надо знать, — резко перебил его Борис Арбов, — кто я и что я. И на что, то есть на сколько могу рассчитывать. Я не верю в воскрешение из мертвых.

— А я не верила, — сказала Лидия и осеклась.

— Я благодарен за лоскутик сущего, что мне вдруг подали… за несколько песчинок, что вдруг просыпались обратно, когда почему-то перевернули колбу времени, за эту физиономию, — он кивнул на Арбова, — перед моими глазами. Но прежде чем в интересах нарушенного равновесия кану обратно, я хотел бы понять.

— Зачем? — вырвалось у Лидии.

— Вы имеете в виду — зачем, если там нет ни сознания, ни… Нет ничего вообще.

Лидия промолчала.

— Мне не нравится, когда нет ничего вообще, — продолжал Борис Арбов, — мне не нравятся законы, что по эту сторону, и не нравится отсутствие законов по ту , но в отличие от, — он указывает на Арбова, — я не ропщу, не принимаю скорбную позу, что само по себе не есть добродетель, конечно.

— Но славить такое устройство бытия потому лишь, что оно непостижимо, — перебил его Арбов, — я пас.

— Но за лоскутик, за пару песчинок спасибо, — сказал Борис Арбов. — Пусть и неясно кому… Я думаю, ваш управляющий со всеми своими аттракционами здесь посредник, не более. И еще до меня не сразу дошло, конечно — я должен знать, нет ли в этом моем и «воскрешении» угрозы для вас.

— Ну что вы, что вы, — расшаркалась Лидия в утрированной светской манере. — Напротив, вы нас очень обяжете.

— Лидия! — возмутился Арбов.

— Она в чем-то права — сказал Борис Арбов. — Всё это устроено вряд ли для того, чтобы развлечь вас распитием бутылочки белого с покойником. — Глянув на сына, осекся. — Извините, я опьянел, кажется, сам не ожидал, но после такого перерыва… глупая отговорка, правда?

— А я бы что угодно отдал, не спрашивая о гарантиях, не торгуясь по условиям, лишь бы воскресить одного человека, — сказал Ветфельд. — Но ни отель, ни его управляющий со своими каруселями, аттракционами мне не помогут.

— Почему же? — попыталась Лидия.

— Потому что будет уже тавтология, а у этих господ, надо думать, хороший вкус. Вам повезло, Арбов. — Неясно было, последняя фраза адресована сыну или отцу.

— Семен, — Лидия пыталась спросить деликатно, — скажите, вы разве хотели этого… ну, насчет отца?

— Как же я мог, мне и в голову… — начал Арбов — Что отец? Смесь из моей вины перед ним и застарелых каких-то обид на него. — Арбов не ожидал от себя этих слов. — Пропорции между тем другим зависят от силы твоего депрессняка в тот ли иной момент.

Борис Арбов понимающе закивал.

— То есть это не было исполнением желания, Семен, — подытожил Ветфельд. — И вряд ли это попытка изменить вашу судьбу. Получается, управляющий ознакомил нас с правилами, но забыл сказать, во что мы вообще играем?! — Ветфельд оторопело замолчал.

— Вы, Борис, пытаетесь разобраться, как устроено, — Лидия кивнула на его тетрадку, — тогда как вам надо понять: для чего.

— При жизни, — улыбнулся отец Арбова, — я ставил перед собой только посильные задачи. В этом была моя ограниченность, безусловно. Но я сберег себе столько здоровья и нервов.

— Я прошел сегодня по нашим с Марией местам в этом городе, — Ветфельд говорил как бы самому себе. — Если управляющий и те, точнее, то, что за ним, не могут или не хотят вернуть мне Марию, то зачем мне все их аттракционы? А вы, — он обращается к Лидии, — накануне пугали нас каким-то адом.

— Мой… э… — Борис Арбов искал слово, — возврат не должен стать для всех вас каким-то соблазном, извините, что говорю это.

— Я вам завидую, Курт, — сказала Лидия. — Вы, кажется, уже обрели свободу… от них, от каруселек и прочего, от всей ситуации. А мы вот с Семеном нет. Он впал в зависимость, потому что здесь воплощено то, о чем он даже и не мечтал, не знал, что об этом можно мечтать… А я, потому что мне пока что не дали вообще ничего.

— Я не чувствую себя зависимым, — сказал, возмутился Арбов. — Мы поедем с отцом домой. Тем более что, — он сумел проговорить вслух, — папе становится лучше. Вы же все сами это видите.

— Я говорил тебе вчера, — отец положил свою руку на предплечье Арбова. При жизни он избегал тактильных контактов, — прикосновения, объятия, поцелуи у них со взрослым сыном были довольно редки, — мне вроде бы как известно, что я ненадолго. А знание о том, что я могу быть только в отеле, в ограде его сада — тоже заведомое.

— Но у тебя же вполне хорошие анализы, — попытался Арбов.

— Неужели вы, Борис, подозреваете, что вы какой-то изощренный биоавтомат? — поперхнулся Ветфельд.

Арбов еле сдержался.

— Сема сказал мне, — Борис Арбов был совершенно спокоен, — вас здесь предупреждали, правда может оказаться унизительной… Но почему бы ей не быть просто пошлой?

— Папа! — кричит Арбов.

— А я не верю вам, Борис Арбов, — чеканит Лидия, — не верю ничему из того, к чему вы клоните. Что, нас собрали сюда для каламбура, для анекдота?!

— Вам, кажется, легче было бы принять ад? — осведомился у нее Ветфельд. — Ад, он все-таки возвышает, я так понимаю?

— Вот человек, — Лидия указывает на Арбова. — В первое же утро сразу обрел чудо? Счастье? Я не знаю, как назвать. А вы все о чём сейчас?! Борис, вы первый, кому дано, и последний, быть может. Какая вам разница, как это сделано, для чего — я поняла сейчас! Это нас должно волновать, нас обнадеживать, нас ужасать, а вы должны жить, жить, и только. Это такое бытие, как вы не понимаете!

— Вы, наверное, правы, но… — говорит Борис Арбов. — Чем я занимался на протяжении жизни? Главным образом жил. В то же время боялся жизни. Мне удалось перехитрить жизнь, во всяком случае, в целом. О смыслах? Вы знаете, у меня не хватило на это времени, как ни смешно.

— Кажется, решили компенсировать? — съязвила Лидия.

— Вряд ли, — пожал плечами Борис Арбов, — просто сейчас смысл невозможно отделить от самой жизни. Жизнь может быть в отведенное мне только смыслом.

— Наслаждайтесь небом, что вы! — не выдержал Ветфельд. — Светом божиим, солнышком.