Екатерина Русак - Вор черной масти

Неожиданно в самый разгар нашего разговора, неожиданно в комнатку Фунта ввалился надзиратель. У меня сразу все упало. Изобличающие бутылки стояли на столе. Это карцер!

Но не тут-то было!

- А, Игнат! - воскликнул Фунт. - Заходи! Примешь немного? За стол не зову, со мной масть другая, обидятся.

- Иван, - произнес надзиратель Игнат, принимая бокал из рук Фунта. - Я вот по какому делу зашел к тебе. Королев приказал завтра с утра два эшелона принять. Твое здоровье, Иван!

Выпив, надзиратель занюхал рукавом и вышел.

Я и Крест сидели в полных непонятках. Такое открытое нарушение режима! Фунт, заметив наше состояние, громко захохотал:

- Увидели? Вот, то-то же! Власть нынешняя с ворами властью своей делится! Теперь понимаете, откуда ветер дует? Хотя я и не коммунист, а вор, но положением своим выше иного коммуниста буду! И недалек тот день, когда воры в долю с коммунистами войдут, и мы вместе с ними из одного котла черпать свои доходы будем!

Фунт погрозил кому-то кулаком и произнес:

- А потом, мы и коммуняк подвинем и сами у власти встанем...

И тут до меня дошел смысл слов, которые произносил Фунт. Оказывается все коммунисты - это тоже две разные масти. Белая и черная. Белая, все имеет, хотя и живет по закону волков, пожирающих друг друга. Они не грабят сами, а ждут раздачи у котла. Черная, те, кто исполняет их волю, господствуя над толпой бесправного народа, а иначе - быдло. И те и другие имеют привилегии в обществе. Но СССР - это огромный лагерь, в котором царят те же законы, что и в ИТЛ. Разницы по большому счету очень мало. И ведь прав Фунт! Пройдет несколько десятилетий и те, кто встанут над законом, примут власть над страной. Прав Фунт...

- Миша, я живу в обычном бараке. У меня есть в нем огороженная отдельная комната. И больше ничего. Барак не охраняют солдаты. Здесь живут не только мои люди. Тут находится много случайных людей. Ежедневно я встречаюсь с сотнями водителей, бригадиров, простых зэка. И не всегда я с охраной... Подойти ко мне не составляет большого труда. Скажи, если я такая конченая сука, то почему меня еще не убили?

Иван Фунт задал сложный вопрос, на который найти ответ я сходу не смог. А Фунт, не дожидаясь моего слова, произнес:

- Видишь, Фокусник, дело тут не в сучьем законе, а в другом. Скажи мне, припоминаешь ли ты толковище, на котором мне вынесли смертный приговор? Или слух до тебя какой-нибудь доходил? Нет, не было слухов. А если бы такой был, то я уже бы знал. Вот одессита Ваську Пивоварова приговорили на толковище к смерти, вот он и бегает по стране, лютует. А не потому, что раскаялся, боится он просто. Его к смерти за дело приговорили - он общак воровской растратил, раздербанил и испугался, что его накажут. А за мной никаких преступлений нет, поэтому я никому не интересен... Деньги правят миром, Миша, а не закон воровской. Главное - деньги, которые никакому закону не подчинены, а любой закон под них как дешевая шалашовка[5] ляжет!

А деньги в СССР есть лишь у тех, кто стоит у власти. А закон денег мы никогда не переборем, потому, что сами ищем эти деньги, любим их и молимся им!

Фунт говорил правильные слова. Я был согласен с ним. Но задание, которое я получил, должно быть было выполнено. Правда и сам вид трюмиловки не вызывал у меня прилива бодрости. Грязная была это работа, и поэтому я отказался от всех предложений Фунта. Он не обиделся, сказал, что не пришло мое время.

Московский вор Иван Фунт, совсем не был единственным гнилым отростком на цветущем дереве семьи рабочего класса. И брат старший Фунта в это время сидел, и папаша, и были они ворами черной масти! Папаша его, очень старый вор, разозленный, что сынок его скурвился, изрек на воровском толковище, как Тарас Бульба подписав приговор своему сыну Андрию: "Я его породил, я его и убью!" И пообещал фунт золота тому, кто поставит на нож его непутевого сына.

Воры посмеялись над такой низкой расценкой, но предложенные условие приняли. С этого момента Фунт был обречен. Его приговорили. Наверное, это были только слухи. Но как бы то ни было, на Фунта однажды группой напали воры, намереваясь убить его. Фунт, отбиваясь, убил собственноручно двоих. Тут к нему на помощь подоспели его амбалы.

Потом Иван Фунт освободится по амнистии, последовавшей в 1953 году, после смерти Сталина. Фунт, заметая следы, пытался скрыться, но воры его выследили и убили в городе Комсомольске. Не могли они простить ему измены воровскому братству. Хотя более всего, его убили не честняги, а свои, с которыми он не поделил воровские доходы.

***

Когда я вечером вернулся в БУР, там вовсю хозяйничала лагерная охрана. Оказалось, что пока мы пьянствовали с Фунтом, наши сидельцы подрались с надзирателем.

Кто-то из честняг не поделил с контриком посылку. Честняга отобрал у контрика шерстяной свитер и кусок сала. В общем, не забрал себе посылку целиком, как некоторые беспредельщики, все сделал в рамках законности. Но контрик, вдруг сильно обиделся и поднял хипиш, на который обратил внимание надзиратель. Явившись в БУР, этот крутой люд в погонах потребовал вернуть отнятое у контрика. Никто из воров на призыв не отозвался. Тогда надзиратель начал бесцеремонно рыться в постелях в поисках похищенного. Воры недовольно загудели, а надзиратель, выхватив из-за голенища сапога нож, разразился бранью. У воров, видавших виды, глаза полезли на лоб от такого беспредела.

И дело было даже не в том, что надзиратель согласно инструкции, входя в лагерь, должен оставлять за колючкой оружие. А в том, что надзиратель повел себя как последний наблатыканный фраер, хотя ему никто не угрожал напрямую.

У кого-то из воров не выдержали нервы от такой наглости и надзиратель, извергающий ругательства не заметил, как к нему приблизился со спины один из честняг и нанес удар по голове топором.

И откуда только топор взялся в БУРе? Этого мы никогда не узнаем. Впрочем, это сейчас неважно. Дело было сделано, и воры заметались. Серьезный случай. Срочно вызвали охрану. Раненого надзирателя быстро унесли в санчасть. А БУР был оцеплен автоматчиками. Тут подошли мы с Крестом. Нас беспрепятственно пропустили внутрь. А где-то, через полчаса появился начальник оперчасти подполковник Королев. Зайдя в БУР, он оглядел притихших воров и произнес:

- Разбираться с вами всеми я не буду! Но если раненый умрет, то прикажу расстрелять каждого десятого. Утром - все на этап с вещами!

И ушел. Раненый выжил, поэтому нам удалось избежать децимации.

Утром нас всех выгнали из БУРа и, построив в колонну, погнали в порт, где у причала стоял пароход, ожидающий отправки в Магадан.

Нас погрузили на морское судно Дальстроя "Феликс Дзержинский", на трубе которого располагался отличительный знак: не голубая полоса, как в Тихоокеанском флоте, а голубая волна. Спустили в трюм, совсем как когда-то поступали плантаторы, перевозившие из Африки в Америку черных рабов. Все воры в трюме начали занимать полки третьего, совсем не престижного яруса. Но воры никогда ничего не делают без смысла. Случалось, что от качки нары разрушались и тогда они давили всех, кто находился внизу. Наши бродяги это хорошо знали и поспешили подстраховаться, сразу оккупировав третий ярус.