Лиана Мориарти - Верные, безумные, виновные
Оливер сел за стол напротив нее, снял очки и потер глаза.
– Эрика, это я – твоя лучшая подруга, – грустно произнес он. – Неужели не знаешь?
Глава 72
– Жаль, что на ужине у мамы и папы на днях не все прошло гладко, – сказала Клементина, протягивая Эрике чашку кофе.
Они сидели в гостиной Клементины с их оригинальным (но не действующим) камином, круглыми окнами с цветными стеклами и широкими досками пола. Впервые увидев с Сэмом эту комнату, они обменялись взволнованными довольными взглядами за спиной агента по недвижимости. Эта комната имела свой характер, вполне подходящий для них. Другими словами, она была противоположностью «современному, стерильному и бездушному» жилищу, которое выбрали для себя Эрика с Оливером. Клементина начинала подозревать, что ее индивидуальность в целом придумана, что это не более чем отклик на индивидуальность Эрики. Ты вот такая, и поэтому я этакая!
Но сейчас гостиная казалась безвкусной, темной и очень сырой. Она принюхалась:
– Чувствуешь сырость? У нас повсюду появилась плесень. Отвратительно. Если дожди вскоре не прекратятся, не знаю, что мы будем делать.
Эрика взяла чашку с кофе обеими руками, словно хотела согреться.
– Тебе холодно? – Клементина привстала. – Я могла бы…
– Все нормально, – кратко отозвалась Эрика.
Клементина откинулась на стуле:
– Помнишь, когда мы покупали этот дом, в его описании говорилось о проблеме с повышением влажности, а ты сказала, что надо подумать дважды, прежде чем покупать, но я сказала: кого волнует эта влажность? Что ж, ты была права. Это действительно серьезно. Нужно что-то предпринять. Я слышала одно мнение…
Она умолкла, не потрудившись даже закончить фразу и утомившись от собственных усилий. В общем, все это было прозрачной попыткой самооправдания. «Ты спасла жизнь моему ребенку, а я только и делаю, что ругаю тебя. Ты такая хорошая, а я очень плохая, но, подвергая себя самобичеванию, я ведь могу рассчитывать на твое доверие, на смягчение приговора, если признаю себя виновной?»
– Ужин у твоих родителей прошел хорошо, – заметила Эрика. – Мне понравилось.
– Ну и ладно. – Но Клементине было не по себе. Она не хотела, чтобы Эрика подумала, что она считает незаслуженным этот ужин для героев. – Просто я имела в виду разбитый бокал и вспышку Сэма и…
Она вновь умолкла и стала пить кофе, ожидая, когда Эрика скажет, зачем пришла к ней. Перед этим Эрика позвонила и попросила о встрече. Время было неудачное: Сэм повез девочек в кино, чтобы Клементина смогла позаниматься, поскольку до прослушивания оставалось всего десять дней. Финишный обратный отсчет, но, разумеется, Клементина согласилась. Она предполагала, что это имеет отношение к следующему этапу в процессе донорства яйцеклеток.
Эрика кивнула на стоящую в углу виолончель:
– Вся эта дождливая погода влияет на инструмент?
Она всегда немного обиженно смотрела на виолончель Клементины, как на гламурную подругу, которая заставляет чувствовать себя ущемленной.
– У меня гораздо больше, чем обычно, сложностей с «волчком».
– С волчком? – рассеянно переспросила Эрика.
Клементина удивилась. Она была уверена, что рассказывала Эрике про «волчий тон» виолончели. Эрика всегда запоминала подобную чепуху, в особенности если это было что-то негативное. Она любила плохие новости.
– Это бывает со многими виолончелями, это как проблемная нота, попросту говоря. Возникает ужасный звук, напоминающий пневматическую дрель или выстрел игрушечного ружья. Некоторое время я пользовалась нейтрализатором вольфтона, но потом почувствовала, что утрачиваю резонанс и тон, поэтому сняла его. Я могу с этим справиться, надо просто легко сжать виолончель коленями, а иногда я меняю технику владения смычком, чтобы встретить «волчка» при движении смычка вниз и…
– Ах да, припоминаю, наверное, ты говорила об этом, – сказала Эрика и вдруг резко изменила тему. – Кстати, на днях я нашла у себя дома кроссовку Руби.
Эрика достала из сумки кроссовку со светящейся подошвой и поставила на кофейный столик. Вспыхнули огоньки, особенно яркие в полутемной комнате.
– Не могу поверить! – Клементина схватила кроссовку и стала ее рассматривать. – Мы повсюду искали этот чертов башмак. Он был у тебя дома? Не помню, чтобы Руби надевала ее…
– Ну хорошо. Как бы то ни было, сегодня я хочу поговорить о донорстве яйцеклеток.
– Ладно, – послушно проговорила Клементина, положив башмачок себе на колени. – Ну, как тебе известно, я записалась на прием к…
– Мы передумали, – перебила ее Эрика.
– О-о! – Клементина пришла в смятение. Уж этого она никак не ожидала. – Но почему? Ведь я действительно рада…
– Личные мотивы.
– Личные мотивы?
Такого рода выражения используются в беседе с работодателем.
– Да, поэтому извини, что заняли твое время анализами крови и все такое. В особенности когда приближается прослушивание.
– Эрика, – сказала Клементина, – что происходит?
Лицо Эрики было непроницаемым.
– Ничего. Просто не хотим продолжать.
– Это потому, что… – Клементине стало нехорошо. – Тот день на барбекю. Я говорила с Сэмом и поначалу не понимала, как реагировать на твою просьбу. Меня немного тревожит, что ты могла услышать и неправильно понять…
– Я ничего не слышала.
– Слышала.
– Ладно, слышала, но это не имеет значения, дело не в этом.
Эрика взглянула на Клементину, на ее искаженное от боли лицо с беззащитными глазами, но сама Клементина не вполне понимала свои чувства.
– Мне жаль, – сказала Клементина. – Правда, очень жаль.
Эрика едва заметно дернула плечом.
– Но я хочу сделать это теперь, – продолжала Клементина. – Не из-за Руби. Я убедила себя и отношусь к этому положительно.
Она спрашивала себя, ложь это или нет.
Может быть, и правда. Ее воодушевляла мысль о том, что в глубине души она, пожалуй, дочь своей матери – добрый, отзывчивый человек.
– Я действительно хочу это сделать, – повторила она.
– Это было не мое решение. Это Оливер хочет теперь рассмотреть другие варианты.
– О-о! – сказала Клементина. – Почему?
– Личные мотивы, – повторила Эрика.
Сказала ли Эрика Оливеру о том, что слышала слова Клементины? Мысль о том, что добрый, великодушный Оливер, всегда неизменно вежливый с Клементиной, Оливер, чье лицо всегда освещалось при виде ее детей, узнал о ее словах, едва не заставила ее расплакаться. Она вспомнила о том звуке, который издал Оливер, оживив Руби, – радостный скулеж какого-то зверька.
Поставив чашку на кофейный столик, она соскользнула с дивана, упав на колени перед Эрикой. Кроссовка скатилась на пол.
– Эрика, прошу тебе, позволь мне это сделать. Пожалуйста!
– Перестань! – промолвила ошеломленная Эрика. – Поднимись. Ты напоминаешь мне мою мать. Она делает именно такие вещи. Между прочим, кроссовка под диваном. Ты снова ее потеряешь.
Она говорила капризным тоном, но немного пришла в себя. Щеки ее вновь порозовели.
Клементина подобрала башмачок и села на диван. Взяв свою чашку, она отхлебнула кофе и встретилась взглядом с Эрикой.
– Idiot, – промолвила Эрика.
– Dummkopf[3], – пробормотала Клементина в чашку.
– Arschlich, – выпалила Эрика. – Нет. Не так. Arschloch[4].
– Отлично, – отозвалась Клементина. – Ты большая Vollidiot[5].
– Я забыла это выражение. – Эрика улыбнулась. – И кстати, verpiss dich[6].
– Сама отвали.
– Я думала, это означает «катись».
– Ты знаешь лучше меня, – заметила Клементина. – Это у тебя отметки были выше.
– И то правда, – согласилась Эрика.
Клементина старалась сдержать слезы радости или печали, она сама толком не знала. Это было странно, поскольку она постоянно чувствовала, что прячется от Эрики, что больше похожа на себя с «истинными» подругами, дружба с которыми протекала обычным, неосложненным, взрослым образом (имейл, телефонные звонки, коктейли, ужины, добродушное подтрунивание и шутки, которые все понимают). Но в тот момент ей показалось, что ни одна из этих подруг не знает, как Эрика, тех ребяческих ранимых и подчас некрасивых сторон ее натуры.
– Как бы то ни было, суть в том, что я амбивалентна, – сказала Эрика.
Откинув голову, она выпила кофе буквально за один глоток. Это была одна из ее причуд. Она пила кофе, как крепкий алкоголь.
– Что ты имеешь в виду?
– Я никогда особо не хотела иметь детей, о чем знаешь ты и о чем мне постоянно напоминают люди. Поэтому это инициатива Оливера. Я чувствую себя амбивалентной.
Похоже, она только недавно зациклилась на слове «амбивалентный» и стремилась употреблять его как можно чаще. Она, как политик, придерживалась одной основной идеи. Эрика погрозила Клементине:
– Между прочим, моя двойственность конфиденциальна.
– Да, конечно. Но если ты действительно не хочешь ребенка, надо сказать ему! Не следует заводить ребенка только для него. Выбор за тобой!
