Вспомнить всё - Филип Киндред Дик
– А вы попробуйте.
– В тот вечер, когда вы, согласно собственным воспоминаниям, застрелили Кэрол, – не сводя с Купертино пристального взгляда, заговорил доктор, – она находилась на Ганимеде. Возможно, ваша жена знает, сумеет объяснить, откуда у вас взялись ложные воспоминания. В одном из писем она намекала на нечто подобное, но ничего большего сообщить не пожелала.
– Хорошо. Еду, – согласился Купертино и быстрым шагом направился к выходу из кабинета.
«Чудные дела, – подумал он. – Расспрашивать жертву об обстоятельствах убийства…»
Однако Акопян прав: кроме Кэрол, рядом в тот вечер не было ни души… ему давным-давно следовало бы понять, что с ней придется встретиться!
Придется… хотя такого, столь кризисного для собственной логики момента Купертино отнюдь не ждал с радостным нетерпением.
Около шести утра он подошел к крыльцу крохотного одноквартирного домика Кэрол Хольт Купертино. Звонок, другой, третий… прежде чем дверь наконец отворилась, Купертино успел сбиться со счета. Да, на пороге стояла Кэрол – заспанная, в легком, полупрозрачном ночном халатике голубого нейлона и белых махровых шлепанцах. Из-за ее ноги наружу стремглав выскочил кот.
– Узнаешь меня? – спросил Купертино, уступая коту дорогу.
Кивнув, Кэрол откинула со лба пышную, длинную, светлую челку. Почти безлюдную улицу заливал серый, холодный утренний свет. Охваченная дрожью Кэрол зябко поежилась, прижала скрещенные руки к груди.
– О, Господи… который час? Почему ты уже на ногах? Обычно раньше восьми носа из-под одеяла не высовывал.
– Я просто еще не ложился.
Обогнув Кэрол, он вошел в темную гостиную с опущенными жалюзи.
– Как насчет чашечки кофе?
– Да, конечно…
Безучастно удалившись в кухню, Кэрол подошла к плите и нажала кнопку «ГОРЯЧИЙ КОФЕ». Из недр плиты выскользнули наружу две чашки, над чашками заклубился ароматный пар.
– Мне со сливками, а тебе со сливками и сахаром: ты ведь куда инфантильнее, – заметила Кэрол, вручив Купертино одну из чашек.
Аромат кофе смешался с ее собственным – с ароматом тепла, дремы, уюта.
– Три с лишним года прошло, а ты ни на день не состарилась, – отметил Купертино.
По правде сказать, она сделалась даже стройнее, изящнее прежнего.
Щеки Кэрол зарумянились, глаза заблестели.
– Что это? Подозрения? – спросила она, присев к кухонному столу и скромно запахнув ворот халатика.
– Нет, комплимент, – тоже усевшись, заверил ее Купертино. – Меня прислал сюда Акопян. Решил, что мне следует повидаться с тобой. Очевидно…
– Да, я с ним несколько раз виделась, – подтвердила Кэрол. – Заглядывала к нему, бывая в Северной Калифорнии по делам… он приглашал в переписке. Знаешь, мне он понравился. По-моему, ты уже должен быть здоров.
– «Здоров»? – Купертино пожал плечами. – Да, я вполне здоров, только…
– Только от той самой идеи фикс до сих пор не избавился. От неотвязной, фундаментальной бредовой идеи, которая не по зубам даже целой армии психоаналитиков, верно?
– Если речь о воспоминаниях, как я пристрелил тебя, то да, верно, – подтвердил Купертино. – Я все прекрасно помню – и точно знаю, что мне это не почудилось. Но доктор Акопян полагает, будто ты можешь рассказать мне кое-что новое: в конце концов, как он верно заметил…
– Да, – согласилась Кэрол, – вот только стоит ли городить огород? Во-первых, скучно все это, во-вторых… Господи, времени – всего шесть утра! Может, я лучше пойду досыпать, а? Встретимся позже, где-нибудь ближе к вечеру, и… нет? О'кей, – тяжко вздохнула она. – Да, ты пытался меня застрелить. Да, раздобыл где-то лазерный лучемет. Дело было в нашем комкварте, в Нью-Детройте-Г, на Ганимеде, двенадцатого марта две тысячи четырнадцатого…
– За что я хотел убить тебя?
– Сам знаешь, – язвительно, в возмущении всколыхнув грудью, отрезала она.
– Это уж точно…
Ошибки серьезнее Джон Купертино не совершал за всю свою тридцатипятилетнюю жизнь. Осведомленность жены о готовящемся восстании обеспечивала ей нешуточное преимущество в бракоразводном процессе, давала возможность диктовать любые условия, какие заблагорассудится. В конце концов ее финансовые запросы намного превысили грань разумного, и Купертино отправился в их общий комкварт, откуда к тому времени съехал, обзаведясь собственным, совсем небольшим, на другом краю города, и попросту, без уверток, объявил, что удовлетворить ее требования не в состоянии. В ответ Кэрол пригрозила обратиться в гомеогазеты, к ганимедским экстензионным узлам, собирающим новости для «Нью-Йорк таймс» и «Дейли ньюс», и тут…
– Тут ты, – продолжала Кэрол, – вынул из кармана лазерный лучемет и умолк, этак многозначительно им поигрывая, ни слова не говоря, однако я сразу же все поняла. Либо в ущерб себе соглашусь на несправедливые условия, либо…
– Из лучемета я выстрелил?
– Да.
– В тебя попал?
– Нет, промахнулся, – ответила она, – а я выбежала из комкварта, бросилась к лифту, спустилась на первый этаж, в каморку охранника, и от него позвонила в полицию. Приехавший патруль застал тебя на месте, в комкварте. Плачущим.
Казалось, ее голос сочится ядом.
– Бог ты мой, – выдохнул Купертино.
Умолкнув, оба вплотную занялись кофе. Внезапно бледная, будто мел, рука сидевшей напротив жены задрожала, и ее чашка громко зазвенела о блюдце.
– Естественно, – ровно, невозмутимо продолжила Кэрол, – бракоразводный процесс я не прекратила. В сложившихся обстоятельствах…
– Доктор Акопян думает, что ты можешь знать, почему мне помнится, будто в тот вечер я застрелил тебя. Говорит, ты намекала на нечто подобное в одном из писем.
Кэрол хищно блеснула светло-голубыми глазами.
– В тот вечер у тебя не было никаких ложных воспоминаний. Ты точно знал, что промахнулся. Затем Эмбойнтон, окружной прокурор, предложил тебе выбор: согласиться на принудительное психиатрическое лечение либо пойти под суд за покушение на убийство при особо отягчающих обстоятельствах. Разумеется, ты выбрал первое, после чего и начал посещать доктора Акопяна. А что до ложных воспоминаний… когда их вложили тебе в голову, я могу сказать точно. Заглянув на работу, в «Познавательные Игры и Зрелища Шести Планет», ты встретился с психологом, доктором Эдгаром Грином, относящимся к их отделу кадров. Случилось это незадолго до твоего отъезда с Ганимеда сюда, на Терру. Полагаю, доктор Грин и позаботился о ложной памяти. Внушил тебе, будто ты застрелил меня.
Поднявшись, она направилась к плите наполнить опустевшую чашку.
– Но чего ради? – удивился Купертино.
– Властям стало известно, что ты рассказал мне о готовящемся восстании. По-хорошему тебе полагалось бы, не выдержав позора, покончить с собой, но вместо этого ты, как и договорился с Эмбойнтоном, заказал билет на Терру. По правде сказать, во время полета ты действительно пытался расстаться с жизнью… однако об этом-то, думаю, помнишь и без меня?
– Ничего, продолжай. Рассказывай.
Попытка самоубийства?
