Вспомнить всё - Филип Киндред Дик
Возражать никто из блюстителей порядка даже не думал. Оба, держа язык за зубами, с нетерпением ждали, когда же доктор Акопян наконец соизволит ответить.
Натянув брюки поверх пижамных штанов, застегнув на все пуговицы куртку, чтобы ночной холод не добрался до тела, Готлиб Акопян принял пациента, мистера Купертино, в закрытом для всех остальных кабинете посреди деловой части Сан-Хосе. Гадая, как выглядит в глазах пациента с нечесаными, торчащими во все стороны космами, он включил лампы, обогреватели и предложил Купертино кресло.
– Прошу прощения, что поднял вас ни свет ни заря, – заговорил тот.
Судя по тону, никакой вины он за собой не чувствовал: четыре утра, а сна ни в одном глазу, сидит нога на ногу, курит как ни в чем не бывало…
Мысленно застонав, проклиная превратности жизни, доктор Акопян направился в заднюю комнату и включил в сеть кофеварку. Отказывать себе хотя бы в кофе – это уж слишком.
– Судя по вашему поведению, – заметил он, – полицейские решили, что вы переусердствовали со стимуляторами, но нам-то с вами известно, в чем дело.
Действительно, доктор Акопян прекрасно знал, что Купертино всегда такой – постоянно сверх меры активен.
– Не стоило мне убивать Кэрол, – вздохнул Купертино. – Жизнь с тех пор так и не вернулась в привычное русло.
– То есть сейчас вам ее не хватает? Во время вчерашней встречи вы говорили…
– Так это ведь было среди белого дня. При свете солнца я чувствую себя куда увереннее, а сейчас… Кстати, от услуг поверенного я решил не отказываться. Зовут его, на всякий случай, Фил Вульфсон.
– Зачем он вам?
Оба прекрасно знали: судиться с Купертино никто даже не думает.
– Мне требуются советы профессионала… помимо ваших. Нет-нет, доктор, вы только не обижайтесь, я ни в чем вас не упрекаю, но в моем положении есть ряд аспектов, скорее юридических, чем медицинских. Совесть – вообще феномен весьма интересный, поскольку отчасти лежит в области физиологической, отчасти же…
– Кофе?
– Боже сохрани! После кофе блуждающий нерв разбушуется часа на четыре, не меньше.
– А служащим полиции вы насчет Кэрол… о том, что убили ее, не рассказывали? – поинтересовался доктор Акопян.
– Нет. Сказал только, что Кэрол нет в живых. Вел себя осторожно.
– Гонять на ста шестидесяти в час – это, по-вашему, осторожность? В сегодняшнем номере «Кроникл» писали о происшествии на Приморской Сквозной: дорожный патруль штата без раздумий спалил машину, шедшую на ста пятидесяти, в пределах законной нормы, а почему? Общественная безопасность, жизни многих…
– Водителя предупредили, прежде чем открыть огонь, – ничуть не встревоженно, наоборот, куда спокойнее прежнего, возразил Купертино. – Но он не остановился. Пьян был.
– Хорошо, – согласился доктор Акопян. – Но вы, безусловно, сознаете, что Кэрол сию минуту жива? Жива и находится здесь, на Земле, в Лос-Анджелесе?
– Разумеется, – раздраженно кивнув, проворчал Купертино.
Ну, чего, чего ради этот Акопян с тупым упорством отрицает очевидное? Все это они обсуждали не раз и не два, но сейчас психиатр, вне всяких сомнений, снова задаст ему тот же вопрос: каким образом вы могли лишить ее жизни, если сознаете, что она жива?
Раздражение повлекло за собой усталость сродни безысходности: прием у Акопяна обещал завершиться ничем, тупиком.
Доктор Акопян быстро нацарапал что-то в блокноте, оторвал листок и протянул его Купертино.
– Рецепт? – уточнил Купертино, не без опаски приняв листок.
– Нет. Адрес.
Опустив глаза, Купертино обнаружил, что на страничке блокнота действительно записан адрес. Южная Пасадена… несомненно, там-то и проживает Кэрол! Возмущенный до глубины души, Купертино уставился на листок, будто намереваясь испепелить его взглядом.
– Попробуем так, – пояснил доктор Акопян. – Прошу вас, поезжайте туда, взгляните на нее сами, а затем мы…
– Лучше отправьте к ней совет директоров «Познавательных Игр и Зрелищ Шести Планет», – буркнул Купертино, возвращая Акопяну листок. – Во всей этой трагедии целиком виноваты они. Из-за них я был вынужден покончить с ней, и вам об этом известно, а потому нечего буравить меня таким взглядом. В этом и состоял их план… план, ни под каким видом не подлежащий разглашению, верно?
Доктор Акопян тяжко вздохнул.
– В четыре утра все вокруг кажется неимоверно запутанным. Весь мир принимает недобрый, зловещий вид. Да, мне известно: на тот момент вы служили в ганимедском представительстве «Шести Планет», однако моральная ответственность… – Тут он осекся. – Ох, нелегко все это объяснить, мистер Купертино, но спусковой крючок лазерного лучемета в итоге нажали вы, а значит, и вся моральная ответственность целиком ложится на вас.
– Кэрол собиралась сообщить в местные гомеогазеты о готовящемся восстании, о начале открытой борьбы за освобождение Ганимеда, причем подтолкнули ее к этому буржуазные ганимедские власти – по сути, та же верхушка «Шести Планет». Я говорил, предупреждал Кэрол, что мы не можем допустить огласки, но она настаивала на своем – из мелочной мстительности, из ненависти ко мне, не имевшей ничего общего с серьезными, действительно важными соображениями. Подхлестываемая исключительно личным тщеславием и уязвленной гордостью… как и все женщины на свете.
– Езжайте по этому адресу, в Южную Пасадену, – настойчиво повторил доктор Акопян. – Повидайтесь с Кэрол. Убедитесь, что вовсе не убивали ее, что случившееся в тот день, три года назад, на Ганимеде – всего-навсего…
Не находя слов, он неопределенно повертел пальцами в воздухе.
– Как-как, доктор? – язвительно переспросил Купертино. – Всего-навсего что? Ведь в тот день – точнее, вечер – я всадил ей лазерный луч точно между бровей, прямо в лобную долю мозга, и она наверняка, бесповоротно погибла еще до того, как я покинул комкварт, тайком добрался до космопорта и подыскал межпланетный корабль, отбывавший на Землю!
Умолкнув, он выжидающе взглянул на доктора. Очевидно, подобрать убедительное объяснение нелегко, а стало быть, над ответом Акопяну придется потрудиться всерьез.
– Да, – после продолжительной паузы признал Акопян, – ваши воспоминания весьма подробны и полностью здесь, у меня, зафиксированы, так что не вижу смысла снова в них углубляться: откровенно говоря, выслушивать все это в столь ранний час – удовольствие крайне сомнительное. Лично я не могу сказать, откуда взялись эти воспоминания, но точно знаю, что они ложны, так как встречался с вашей женой, разговаривал с ней, вел переписку, и все это после – после той даты, когда вы, согласно собственным воспоминаниям, застрелили ее на Ганимеде. Как минимум в этом я уверен твердо.
– Зачем мне ее разыскивать? Назовите хоть одну стоящую причину, – возразил Купертино, сделав вид, будто вот-вот разорвет листок из блокнота надвое.
– Хоть одну? – Посеревший от усталости доктор
