Дмитрий Янковский - Третья раса

– Я шевельнуться не могу.

– И не надо, – она прижалась ко мне.

Я зажмурился и почти сразу уснул.

Сон был черным, как подземелье, мы с Леськой протискивались по какому-то узкому каменному коридору, иногда натыкаясь на людей, не замечавших нас даже после столкновения. Они были как зомби – бледные, бесстрастные, словно управляемые дистанционно. У некоторых темнели круги под глазами. И вдруг мы безо всякого перехода оказались в большой штольне, в толпе праздно шатающихся парней и девушек. Один ухватил меня за руку и начал предлагать трип-чип, Леська оттолкнула его, потом ударила в грудь, он упал и растворился на бетонном полу, оставив огромную лужу. Из лужи высоко вверх выпрыгнул Тошка, вздымая шлейф из брызг. Он снова плюхнулся в воду, затем высунул морду и рассмеялся совершенно по-человечески.

Я вздрогнул и проснулся, распахнув глаза. На потолке мерцали отсветы монитора.

«Что за бред мне снился?» – подумал я, не в силах отогнать тревожное ощущение.

Больше всего меня озаботила странная интерпретация действительно произошедших событий во сне. Такое чисто бывает, но во сне Леся как-то очень уж грубо обошлась с торговцем. Хотя, с другой стороны, разве он этого не заслуживал?

Я вспомнил, как мы втроем шли искать Молчунью и к нам прицепился торговец наркотиками. Пока он предлагал всякую химию вроде «песка» и «зеленного дыма», Леська не обращала на него никакого внимания, но стоило предложить трип-чип, она его отшила довольно грубо. Может, он ее просто достал, конечно, но все равно как-то странно. И почему мне приснился Тошка? Я ведь про него даже не думал. Хотя нет, думал. Я удивлялся, как это Леська собиралась отправить его на разведку к пусковой установке с передатчиком под черепом.

Тут-то до меня и дошло. Конечно! Если в голове дельфина установлено не электронное устройство, а биотехнологический нейрочип, тогда все концы с концами сходятся! Тогда ржавая пусковая установка никак на него не отреагирует и в то же время с дельфином можно будет общаться в ходе разведки. Не словесно, конечно, тут Леся сильно лукавила, когда отдавала инструкции Майку. Нейроконтроль ведь не затрагивает молодые структуры мозга, отвечающие за речь. Он может передавать только зрительные образы и ощущения, не больше того. Иначе Язык Охотников был бы без надобности – общайся себе мысленно сколько угодно. Но ученые сколько ни пробовали, но на уровне нейроконтроля до речевых центров так и не добрались. В общем, я понял, как действует система с дельфинами. Любой коммуникатор скорее всего можно запрограммировать таким образом, чтобы он переводил простые команды вроде «вправо» или «влево» в спинномозговые или зрительные ощущения для нейроконтроля. Вот какие коды Леська продиктовала Майку под видом расшифровки имён!

Из всего этого получалось, что она отогнала наркоторговца не из одного раздражения и неприязни. Выходит, у нее была и другая причина, может, даже более веская – не дать мне повода думать о нейрочипе, чтобы скрыть факт его вживления в мозг дельфина. Ведь такая операция, как ни крути, ничуть не более законна, чем продажа трип-чипа наркоманам. Не говоря уже о том, из чего его сделали. Если отбросить мои фантазии по этому поводу, то нейрочип можно добыть только одним способом – хирургическим путём удалить из организма жизнеспособного биотеха. И для этого нужен хотя бы сам биотех. Живой, барракуда его дери.

Как можно добыть в океане живую торпеду, к примеру, я не имел ни малейшего представления. Не сетями же ее ловить! Если тварь блокировать, она попросту самоликвидируется, и дело с концом.

И всё же как-то их ловили, поскольку индустрия продажи трип-чипов имела не только разветвленную сеть сбыта, но и не менее серьезную производственную базу. С одной стороны, радоваться бы надо, поскольку кто-то, кроме охотников, занимался уничтожением биотехов. Только не непосредственно в океане, а на подпольном операционном столе. Но, с другой стороны, конечно, не так все было безоблачно. Из живой торпеды можно извлечь не только железы и нервный центр нейроконтроля, но и пару килограммов другой биоткани, не менее интересной преступникам. Жабры – первое, что пришло мне в голову. А жабры – это возможность несанкционированных глубоководных погружений, а с ней новые возможности для тех же пиратов, контрабандистов и прочих морально разложившихся элементов общества.

Как бы там ни было, для биологов скорее всего единственным способом получить фрагмент биотеха было выкупить его у преступников. В общем, понятно, почему Леся запнулась, когда говорила с Майком. И понятно, почему она так рьяно отогнала торговца трип-чипами. Обидно было, что она скрыла такие тонкости своей работы от меня, но ведь и я не был с ней полностью откровенен, когда дело касалось эпизодов службы в охотниках.

Я глянул, как она спит, посапывая, щекой на подушке. Нет, обижаться на нее за скрытность я не имел морального права. Однако возник другой проблемный вопрос – дать Леське знать, что я догадался о природе средства дистанционной связи с дельфинами, или придержать это открытие до лучших времен? С одной стороны, нарастающая близость между нами подталкивала к откровенности, с другой – я боялся, что излишняя честность может, напротив, расстроить наладившиеся между нами отношения. Ну хотела она скрыть от меня темные делишки биологов, ну стыдно ей было за них, так зачем выводить ее на чистую воду? Пусть пребывает в уверенности, что я ничего не знаю. Это только в сказках правда открывает все двери. На самом же деле мой опыт убеждал как раз в обратном.

Я вздохнул, улегся поудобнее и закрыл глаза. Не хотелось никаких проблем. И так на Земле их выше всякой нормы.

Сон мягко погрузил меня в черную бездну. Мне снилось, что я снова крепко обтянут мышцами жидкостного скафандра и медленно плыву на перистальтике в нескольких метрах над базальтовым дном. Зеленые мерцающие цифры в толще хитинового забрала показывали глубину три тысячи двести метров. Надо мной ярко пылали два «светлячка».

– Эй, Копуха! – дрогнули биомембраны голосом Долговязого. – Взбодрись, дорогой, а то у тебя пульс ниже нормы.

«Я думаю», – ответил я жестами.

– Понятно. А я-то парюсь, отчего у тебя легкий дифферент на нос? А это, оказывается, голова отяжелела от мыслей.

Я ему показал жест, обозначающий «иди к дьяволу». Отставник умолк, но ненадолго.

– Ты знаешь, что торпеды всегда возвращаются из свободной охоты в охранную зону по спирали с левой циркуляцией? – неожиданно спросил он.

«Нет», – признался я.

– Теперь знай. Они так делают, чтобы облегчить сканирование пространства охраняемому биотеху, например, тяжелой мине или платформе.