Слепой стрелок - Екатерина Витальевна Белецкая
— Знаете, что меня зацепило? — спросила Эри. — Её история очень похожа на мою. Мама, строгая и довольно злая, никчёмность, то, как она скрывала то, о чём знала. Нет, мы разные, но сходство есть, согласитесь.
— Есть, — тут же кивнул Скрипач. — Но, кажется, она при жизни была довольно слабым наблюдателем, если вы понимаете, о чём я. Может быть, конечно, мы ещё не всё от неё услышали, но она даже внешность тех, кого видела во сне, не описала. А по идее должна была. Я не прав?
— Она, скорее всего, стесняется, — предположила Эри. — И потом, она видит вас, и… как бы так сказать… наверное, она опишет вас. Хотя, может быть, если задать ей вопрос иначе, что-то и получится.
— Иначе — это как? — уточнил Фэб.
— Спросите её про сны, — предложила Эри. — Вот прямо конкретно: расскажи, что за сны ты видела. Скорее всего, она расскажет что-то действительно интересное и важное. Я, по крайней мере, так думаю.
— Боюсь только, что эти сны ни на шаг не приблизят нас к тому, что мы ищем, — мрачно заметила Берта. — Нам нужно построить две, как минимум, две, итерации. Точнее, найти две точки в пространстве. Пятый, ты что-то хотел сказать?
— Угу, — кивнул тот. — На всякий случай мы просмотрели те миры Контроля, которые находятся в граничащих с этой областью кластерах. Так вот, ни один из них даже теоретически не смог бы принять экипаж Сэфес, который здесь бы получился.
— Не поняла, — покачала головой Берта.
— Мы рассуждали так. Из этого мира потенциальный экипаж мог попасть либо в мир, эквивалентный Окисту, либо в мир Контроля, верно? Нецикличных миров, пусть даже гипотетически подходящих под критерии Окиста, мы в пределах досягаемости не нашли. Это раз. Два — миров, эквивалентных Орину, мы не нашли тоже. Отсюда следует два вывода. И оба нам категорически не нравятся. Первый вывод: итерации находятся на недосягаемых для нас в данный момент позициях. Второй вывод: итераций просто не существует из-за того, что пара была искаженной, и они не были построены в принципе.
— Да, звучит не очень весело, — согласилась Берта. — Но, кажется, ты хотел сказать что-то ещё?
— Хотел, — кивнул Пятый. — Есть третий вариант, но он фантастический. Итерации могут идти по Сфере, а в этом случае мы, как Контроль, бесполезны, потому что область нашей компетенции ограничивается только нашим Кругом.
— По Сфере? — безмерно удивилась Берта. — Погоди-погоди. До этого момента в наших рассуждениях ничего про Сферу не было, да и быть не могло. Ты же понимаешь…
— Я понимаю, что ничего не понимаю, — покачал головой Пятый. — Равно как и ты, признай очевидное. Что ты сказала о временной задержке?
— О какой задержке? — с подозрением спросил Ит.
— Расхождение времени в локации с реальным, — ответила Берта. — Ничтожная задержка, в пределах погрешности. Собственно, Альтея и ответила, что это погрешность.
— В какую сторону? — спросил Скрипач.
— Вы пробыли в пространстве локации на миллионную долю секунды больше, чем время реальности. А просчитано время было как реальное. Причем это было на втором входе, все остальные входы синхронизированы полностью, — Берта пожала плечами. — Если кто-то думает, что я не обратила на это внимания, этот кто-то ошибается. Альтея до сих пор делает сверку, никаких сбоев больше нет, и, кажется, не предвидится.
— Спасибо, успокоила, — хмыкнул Скрипач. — Почему раньше не сказала?
— Потому что смысла нет, повторяю, это допустимо. И это уже было, во время той же реакции Блэки. Мы попадали с Эри в подобную ловушку в локациях, и не раз. Эри, помнишь, как мы ходили по кинотеатру, и смотрели в фойе всякие безделушки? — Эри покивала. — Там расхождение было гораздо больше, причем ловушка оказалась не только временная, но и пространственная. Сейчас картина была ровно такая же, только замедление времени локации было в разы меньше, и не стало систематическим.
— Ясно, — кивнул Ит. — В любом случае, если такое повторится… выводите нас вручную, сразу же.
— У тебя предчувствие, что ли? — спросил Фэб с подозрением.
— В том-то и дело, что нет, — Ит вздохнул. — Нет у меня никакого предчувствия. Проявись у меня сейчас моя чёртова интуиция, я бы отнесся к этому всему иначе. Тут другое. Понимаете, я вот о чём подумал, — Ит поднял голову. — Этическая, так сказать, сторона вопроса. Если я что и чувствую, так это то, что Варвару надо каким-то образом оттуда освободить. Как? Пока непонятно. Но просто на секунду представьте себе: она раз за разом проходит момент собственной смерти. Она застряла в этой кабине, и не может выбраться. Куда угодно. В посмертие, на Берег, в новое перерождение — неважно. Она уж точно не заслужила того, в чём находится. Вы согласны?
— С этим трудно не согласиться, — Берта вздохнула. — И, да, наша версия о том, что они, кажется, умерли не полностью, оправдывается. В локациях присутствуют они сами, а не созданные Альтеей на основе генома или истории юниты. Сущность, с которой вы общаетесь, самая что ни на есть настоящая Варвара Агапова. То есть то, что от неё осталось. И локация — это её частично сохранившиеся воспоминания. На счёт свободы — согласна. Будем думать.
— Дальше мы что делаем? — спросил Скрипач. — Давайте определяться с планом. Время же.
— Дальше… — Берта задумалась. — Пока вы там, посмотрите локацию Алге Рауде. Во-первых, наберем статистику, хотя бы немного, во-вторых, либо подтвердим, либо опровергнем теории, о которых только что говорили.
— Ладно, — согласно кивнул Ит. — Сегодня мы ложимся спать, а завтра заглянем, в таком случае, в гости к Алге. Потому что нельзя делать выводы по ситуации только на основе того, что мы увидели в локации Варвары. Может быть, картина будет иной.
— Вот и проверьте, — заключила Берта.
20 Девушка в красном
— Этот мир никогда не стал бы Маджентой, — тихо сказал Пятый. — Понимаешь?
— Почему? — спросил Ит.
— Подумай сам. Основа совершенно иная, и… — Пятый помедлил, — есть ещё момент, он принципиально важный, его никак не обойти. В Мадженте ты не сумеешь познать зло в той форме, в которой оно присутствует на этой планете. Ни за что, и никогда. Ни в потенциальной, ни в зонированной Мадженте и речи не может идти ни о стеклянных деревьях, ни о стеклянных домах, ни о девушках, которые хоронят мёртвых кукол в тайных местах, так, чтобы никто не видел. Мало того. Этот мир — не Индиго. Потому что в Индиго подобное тоже невозможно. Да, это две разные этические модели, но обе они подразумевают что?
— Последовательность действий, вероятно, — предположил Ит.
— Верно, — покивал Пятый. — Внутренний строй, образ мысли, нормы, и прочее. Что мы видим тут? Беспринципность. Полную и абсолютную. Даже зло, и то более ли менее последовательно, ты сказал правильно. А здесь — ты же сам видишь. Эти флюгеры споро пытаются перековаться в Мадженту, наскоро замазывая прошлое, и демонстрируя самую настоящую истерику. Смотрите, мол, на что мы готовы, чтобы вы нас приняли, и мы стали у вас своими. При этом — отходной путь никуда не делся, они держат этого туза в рукаве, готовые откатить ситуацию в любой момент. А это значит, что они вполне себе рассматривают такое развитие ситуации.
— Да, ты прав, — покивал Ит. — К сожалению, ты совершенно прав. Одни «грани памяти» с кучей ложной информации и недомолвок чего стоят. Мне крайне неприятно здесь находиться, но в то же время у нас с рыжим… как бы объяснить… это как зуд под кожей, как мурашки, словно потряхивает от нетерпения. У нас ведь бывало такое, в рабочие периоды, много лет тому назад. Словно молодость возвращается, понимаешь? Мы же азартные, а это ощущение… — Ит осекся, поморщился. — Оно дорогого стоит. Понимаю, что это в корне неверно, это неправильно, но ведь есть же.
— А у меня другое ощущение, — тихо ответил Пятый после почти полуминутного молчания. — Сложно объяснить, но я попробую. Мы сейчас подошли к чему-то, что способно сломать все наши представления о том, что мы знали раньше. Способно, да, но совсем не факт, что нечто, пока что гипотетическое, может произойти. С высокой долей вероятности мы просто останемся стоять перед этой стеной, и никогда её не преодолеем. И не из-за того, что мы хороши или плохи, а из-за того, что у нас ограничен сам инструмент познания. Не исключено, что нами же самими.
— Понимаю, — Ит кивнул. — На счет инструмента согласен.
— А ещё… — Пятый помедлил. — Только не говори никому. Оно может