Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике

- От... архимандрит твою бога мать, кто там смолит? Ну, блин, неужели не понятно: все равно что под себя гадить. Ну, что, не дотерпеть до "дыры неба"? Подошел и хоть ужрись этим дымом.

- Заткнись, - огрызнулся мужичок.

На кухне громыхнули сковородкой:

- Ты знаешь что, выбирай выражения - я не виноват, что у тебя семейная драма. Подумаешь, жена - блядь! Я что же, должен по этому поводу в табачном дыму задыхаться?

Мужичок притушил сигарету о стену, бросил окурок на пол.

- Нет, - спокойно сказал он, - по этому поводу ты сейчас у меня получишь по рылу.

В ту же секунду распахнулась дверь, и в коридор выскочила Глафира. Я невольно отступил назад. Она была очень большая, голая и красивая.

- Да, - закричала Глафира, - да - блядь! Только не для таких, как ты...Я лучше этому мозгляку одноглазому дам, чем тебе.

- Была охота, - донеслось равнодушное с кухни.

Глафира внезапно замерла, ее большое красивое тело как бы одеревенело, застыло, но все это продолжалось не более мгновения.

Глафиру швырнуло на пол.

К ней кинулся лысый мужичок, успев крикнуть мне:

- Одноглазый! Тащи подушку!

Я бросился в комнату, а когда воротился в коридор с подушкой, там уже бурлила и суетилась толпа вокруг бьющейся в падучей Глафиры.

- Что-то ее больно часто бить стало, - заметила средних лет женщина, деловито заглядывающая через плечи и спины собравшихся в центр круга.

- Все, все, - отчаянно выкрикнул лысый, - утихла... Подите все, подите...

Толпа стала расходиться. Лысый помог Глафире подняться и увел в комнату.

На полу осталась дурно пахнущая лужа.

- Еще и убирать за ней, - недовольно проворчал хам, прибежавший из кухни.

Кого-то он мне напоминал.

- Между прочим, - наставительно произнесла дама, сетовавшая на то, что Глафиру стало часто "бить", - при таких припадках происходит упущение кала или мочи.

- Ага, - подхватил хам, - стало быть, сказать "спасибо", что не обклалась?

- Истинно, - важно кивнула дама, - и сходить за ведром с тряпкой. Ты сегодня дежуришь?

Хам, бурча, двинулся за ведром с тряпкой.

Дама повернулась ко мне.

- Очень приятно, - сказала она, улыбаясь, - я - вдова командора, ответственная за этот коридор. Вы - новенький?

- Да, - сказал я и поклонился, - Джек Никольс.

- Жанна, - сказала дама и заулыбалась.

Я заметил на верхней губе усики, но они ничуть не уродовали даму.

Вернулся хам, шмякнул тряпку на пол, принялся затирать лужу.

- Я, Жанна Порфирьевна, - предупредил хам, - так скажу. Когда его дежурство будет, я так в коридоре насвинячу, так насвинячу...

- Куродо, - охнул я, - Куродо!

Куродо, а это был он, - поглядел на меня в изумлении.

- По... по...звольте. Джекки? - Куродо разинул рот. - Батюшки-светы, ох, как тебя раскурочило! Ох, как давануло!

Жанна похлопала в ладоши:

- Как приятно! Вы что же - боевые друзья?

- Да, Жанна Порфирьевна, - заволновался Куродо, - это ж мой ляпший сябр! Мой кореш из учебки! Ой, как его сержант кантовал, ой, кантовал...

- Дотирайте пол, Куродо, - наставительно произнесла Жанна Порфирьевна, - о своих похождениях расскажете потом.

Куродо скоренько дотер пол и продолжал, швырнув тряпку в ведро:

- Его сержант в Северный запихнул - оттуда, сами знаете...

- Но ваш сержант, - заметила Жанна Порфирьевна, - вы говорили, очень нехорошо кончил.

- Да уже чего хорошего, - Куродо поднялся и поболтал ведром, - я ему сам по хребтине пару раз табуретом въехал, чтобы знал, прыгун рептильный, дракон е... трепаный, - деликатно поправился Куродо, - как добрых людей кантовать.

Жанна удовлетворенно покачивала головой. Казалось, ей очень нравится рассказ Куродо.

Тем временем в коридор вновь вышел лысый мужик.

Он угрюмо буркнул, глядя на Куродо:

- Я бы сам убрал...

- Георгий Алоисович, - строго произнесла Жанна, - это совершенно излишне. Сегодня дежурство Куродо, и вам ни к чему брать на себя его обязанности, а вот то, что вы позволяете своей жене распускаться...

- Жанна Порфирьевна, - начал медленно наливаться гневом лысый мужик, вы прекрасно знаете, что моя жена больна.

- Милый, - высокомерно сказала Жанна , - я так же прекрасно знаю, что это не только и не столько болезнь, сколько распущенность, или, вернее, болезнь, помноженная на распущенность.

- Жанна Порфирьевна, - лысый говорил тихо и медленно, но было видно, как он сдерживает рвущийся из глотки крик, - я попросил бы выбирать выражения .

- Какие выражения, милый? - Жанна Порфирьевна в удивлении чуть приподняла тонко очерченные, очевидно выщипанные брови.

- Я... - раздельно проговорил лысый, - вам не...милый.

- Ну хорошо - дорогой, - примирительно сказала Жанна .

- И - не дорогой...

- Ладно, - кивнула Жанна Порфирьевна, - согласна - дешевый...

Георгий сжал кулаки, но скрепился, смолчал.

- У нас у всех были любови, - продолжала безжалостная Жанна, - были потери близких, но мы не позволяли себе и своим близким распускаться, по крайней мере - на людях. Кстати, - Жанна (хотя это было вовсе некстати) указала на меня, - ваш новый сосед. Где был Эдуард - ныне Джек. А это Егор!

- Георгий, - поправил лысый.

- Хорошо, - согласилась Жанна , - Георгий.

- Жанна Порфирьевна, - сказал Георгий, - я бы настоятельно просил вас не лезть в мои дела.

- А вы, - невозмутимо возразила Жанна Порфирьевна, - не выставляйте свои дела на всеобщее обозрение. У вас есть своя комната. Заперлись в ней и вопите, скандальте себе в свое удовольствие. Мой дом - мой свинарник, грязь из него выносить не полагается. Слышали такую поговорку?

Разговор принимал самый нежелательный оборот, но в дело вмешался Куродо.

- Слышь, - перебил он начавшего было говорить Георгия, - ты погоди шуметь, надо же Эдика помянуть как-то, а то совсем не по-людски получается.

- Вы сначала ведро с тряпкой унесите, - приказала Жанна Порфирьевна, потом уж рассуждайте - по-людски - не по-людски...

- Есть! - шутливо отозвался Куродо и, уходя, позвал меня: - Джекки, пойдем, покажу владения.

Покуда я шел по коридору. Куродо объяснял:

- Жанна - баба хорошая, но с прибабахом.

- Ну, ты тоже... - начал было я.

- Что - тоже? - перебил меня Куродо. - Егорка - нахал... Подумаешь, расстроился и засмолил. Тут Жанна права. Не фиг распускаться.

Мы свернули в небольшой коридорчик, вышли в огромную кухню. Я насчитал десять плит.

Куродо поставил ведро на пол, вынул тряпку и зашвырнул ее в угол.

- Да ты не пугайся, - сказал он, - здесь народу не много. Так... если пир устроить, поминки там, счастливое прибытие...

- День рождения, - подсказал я.

- Не, - мотнул головой Куродо, - это не практикуется.

Он посмотрел на меня и рассмеялся:

- Ты чего, Джекки, так с подушкой и ходишь?