Елена Федина - Бета Малого Льва

Она не дала ему подумать над своими словами, потому что быстро вышла из комнаты. И исчезла. Ольгерд искал ее по всем комнатам, пока не понял, что в доме ее нет. Путь был один: к озеру. Без зонта, наскоро обувшись, он бросился следом.

— Ну, зачем ты? — сказала она, пытаясь застегнуть его насквозь промокшую рубашку, — я же не обиделась, я просто ничего не понимаю.

— Иди сюда, — он схватил ее, не просто прижимая, а как будто вдавливая ее в себя и удивляясь, какая она маленькая, хрупкая и совсем потерянная в этом непривычном для нее мире, — теперь понимаешь?

Под холодными каплями кожа горела, как воспаленная. Глаза слипались от воды. Он хотел не так, без дождя, без песка, без животной спешки и без чувства, что он ей что-то доказывает. Но судьбу не переспоришь. Они катались по песку под дождем и гудящими соснами, трясь воспаленной кожей, сливаясь жадными губами, опережая друг друга и ничего уже не замечая вокруг. Дико-острое наслаждение пронзило его как молния, он даже не смог отследить, что чувствует в этот момент она, и достаточно ли хороши земные мужчины в его лице для этой богини любви. Оставалось надеяться, что достаточно, потому что она еще долго и с наслаждением целовала его, в то время как он не мог уже пошевелиться.

— Я хотел отвезти тебя в замок, — усмехнулся Ольгерд, вытираясь от мокрого песка, — зажечь свечи, нарядить тебя как принцессу и предложить тебе королевскую спальню.

— Но замок ведь тоже принадлежит твоему отцу, — сказала Зела, пожав плечом, на котором в беспорядке лежали спутанные мокрые волосы.

— Отец там почти не бывает, — отозвался он, — и вообще, при чем тут мой отец?

Зела грустно посмотрела на него.

— Он ведь всегда запрещал тебе любить меня?

— Знаешь что, я не мальчик, — Ольгерд сел, протягивая руку за мокрой одеждой, — у него здесь голос чисто совещательный.

— Самое главное, что он прав, — вздохнула Зела, — я действительно инородное для вас существо. Меня нельзя любить, Ольгерд. Ко мне надо относиться проще, а лучше вообще не иметь со мной ничего общего. Мало ли, кто я?

— А кто ты? — усмехнулся Ольгерд.

— Я и сама не знаю, — ответила она.

Ему показалось, что сейчас она готова ответить на что угодно.

— Ты эрх? — спросил он без всяких предисловий.

— Я? — Зела искренне удивилась, — с чего ты взял?

— Не важно.

— Я не эрх, Ольгерд. Я аппир. И уже все вам рассказала.

— Но ты подчиняешься эрхам?

— Я никому не подчиняюсь.

— А Маррот? Ты знаешь, кто такая Маррот?

— Нет.

— Почему же она утверждает, что может указывать тебе, кого тебе любить?

Зела даже отпрянула от него после такого вопроса.

— Ол, я не понимаю, о чем ты говоришь? — сказала она, набрасывая на плечи ветровку, — ни о какой Маррот я не слышала никогда в жизни… Пойдем домой, а то простынешь…

— И кто такой Лаокоон ты тоже не знаешь?

— Нет. Я с ним не знакома.

— И, тем не менее, он ищет тебя здесь, в нашем доме.

— Меня?

— А кого же?

— Откуда я знаю? Это же ваш дом. Может быть, тебя? Или Ингерду?

— Мы были дома.

Ольгерд вдруг запнулся. Зела посмотрела на него и сказала то, о чем он сам уже подумал.

— Значит, Ричарда.

— Ты-то мне и нужна, — сказал Антонио, поднимаясь из-за стола, — как себя чувствует наша пациентка?

— Прекрасно, — ответила Флоренсия.

У Антонио Росси были синие круги вокруг глаз, и даже его благополучная полнота куда-то спала.

— Я скоро свихнусь с этими аппирами, — вздохнул он, — Фло, мне нужно знать твое мнение.

Флоренсия пришла к нему сама. Потому что ей тоже было как-то тревожно после вчерашнего визита инопланетной гостьи. Ничего конкретного она сказать не могла, тревога была на уровне ее женской интуиции.

У Антонио в кабинете были глубокие мягкие кресла, идеально убранный рабочий стол и сверкающий черной полировкой стол для совещаний, он любил порядок и комфорт, сам напоминая с виду уютного домашнего кота.

— Что произошло вчера? — спросил он деловито.

— В общем-то, обычный медосмотр.

— В каком она состоянии?

— Я бы сказала, что у нее идет расслабление после длительного стресса.

— Значит, причина стресса исчезла?

— Нет. Я поняла, что нет.

— Почему?

— По глазам. Это глубоко несчастная женщина. Вот что я могу тебе сказать.

— С чего бы, да? — усмехнулся Росси, включая один за другим все экраны, — она меня совсем запутала, эта дамочка. Я был уверен, что охота идет на Ричарда. Посмотри сюда — мышеловка захлопнулась… В номере мы не стали ставить камеры, но тут и так все ясно, они занимаются любовью, где попало, как мухи…

— Промотай, — сказала Флоренсия, — я не сексопатолог.

— Очень интересно следить за ее лицом, — продолжал невозмутимый Антонио, — это она с ним. А это — когда он отошел. Как будто две разные женщины. Такое двуличие подозрительно. Я не сомневался, что ей от него что-то нужно. С первого момента своего появления здесь она приклеилась к Ричарду Оорлу.

На экране они шли по полосе прибоя, Зела запрыгнула на большой плоский камень, протянула руки и растрепала ему волосы. Лицо у нее было совершенно счастливое. Потом он снимал ее с камня, держа на весу, на полусогнутых руках, и медленно, как пушинку, опуская ее все ниже и ниже, пока ее лицо не приблизилось к его лицу, и ее губы не встретились с его губами. Флоренсия поняла, что не может на это смотреть. Конечно, она была выше ревности и выше зависти. Ей просто было больно.

Кадры неумолимо мелькали. У нее с Ричардом все было как-то по-другому, не так ярко, не так радостно, он не наслаждался ею так изысканно, так неторопливо и так жадно. Да и сама она была не так прекрасна, как эта маленькая золотоволосая женщина, созданная именно для того, чтобы ею наслаждались.

Лицо у Зелы действительно менялось, когда Ричард отходил. На нем появлялись усталость и разочарование. Никакого праздника, никакой радости. Тоска и пустота. И это было ее настоящее лицо.

— Тони, ты препарируешь бедную девочку как лягушку! — не выдержала Флоренсия, — никому не дано залезть другому в душу.