Елена Федина - Бета Малого Льва

Ингерда закатывала рукава платья и по сторонам не смотрела. Незваный гость возник у нее за спиной, хорошенько рассмотрел ее и исчез незамеченным.

— Это он? — спросил Антонио, даже не сомневаясь в ответе.

— Да. Лаокоон, — сказал Ольгерд, сжимая кулаки, — он ищет Зелу. Я же говорил, что дело в ней!

— Надо срочно ее вернуть.

— Ну, уж нет! — вгорячах воскликнул Ольгерд, — пусть уж лучше с отцом развлекается.

— Пойми! — Антонио нажал ему на плечи, — этот тип найдет ее везде. Так пусть лучше здесь, под нашим наблюдением. Если помешать не сможем, то хотя бы запишем их разговор.

Лаокоон проверил все комнаты и исчез окончательно.

— Ну что ж, — согласился Ольгерд после долгого раздумья, — звоните отцу, скажите, что его отпуск кончился.

— Легко сказать! Он отключил свой номер. Полный беспредел с его стороны. Как будто мы тут в игрушки играем!

— Хорошо. Я за ним слетаю.

— А сейчас я тебе покажу одну запись, — усмехнулся Антонио, — думаю, тебе будет интересно. Там твой отец оживляет вашу собаку. Он у тебя не Господь-бог случайно?

— Отец?

— Ты не знал об этом? — сощурился Росси.

— Нет.

— Тогда тебе будет интересно вдвойне.

Зела забрала свою руку из его руки, и Ричард проснулся. Было темно, было часа три ночи. Она осторожно села на край кровати, что-то поискала в тумбочке, накинула на плечи легкий халатик и быстрым решительным шагом направилась в гостиную.

Понимать это следовало так: ей по-прежнему плохо, ее по-прежнему что-то мучит, и она по-прежнему глотает успокоительные таблетки. После вечернего разговора на берегу отпала последняя известная причина. Зела знала, что Конс не опасен.

Ричард почувствовал себя усталым и опустошенным. Только что, час назад, ее губы с улыбкой отдавались его губам, и ему казалось, что все недомолвки и страхи позади. Но то была только иллюзия. Он тоже набросил халат и с мрачным предчувствием прошел в гостиную вслед за ней.

Ничего неожиданного он не увидел. Зела стояла с тусклом свете аквариума возле журнального столика и дрожащими руками разводила таблетку в стакане с водой. У нее тряслось все: руки, плечи, подбородок, она даже тихо всхлипывала, как в конец расстроенное существо. Такой жалкой он ее еще никогда не видел.

Она его заметила. Но остановиться уже не смогла, да и поздно было. У него не было слов. Не было и вопросов. Ему просто не доверяли. Он не смог при всей своей любви и силе сделать эту женщину счастливой. Он чего-то не понял в ней, чего-то не учел, что-то сделал не так. И кризис неминуемо наступил.

Зела, стуча зубами, выпила стакан. Поставила его на столик. Ричард молча сгреб ее сзади в объятья, уткнулся лицом в спутанные душистые волосы, совершенно не представляя, что делать дальше и проклиная себя за тупость.

— Не могу, — сказала она сквозь слезы, — видишь, не получается.

Потом тихо освободилась из его рук и отошла в сторону.

— Что с тобой, Зела? — только и мог он проговорить.

— Прости меня, — всхлипнула она беспомощно, — я еще надеялась, что ты ничего не заметишь. Это было глупо. У меня просто нет никаких сил. Нет! И ничего тут не поделаешь…

Он не перебивал, ожидая развязки и уже догадываясь, что она сейчас ему скажет. Зела постаралась взять себя в руки и казаться рассудительной, насколько это вообще было возможно в ее состоянии, и заговорила торопливо.

— Я все понимаю, Ричард. Не считай меня неблагодарной. У меня бы все получилось, если бы были силы… Поверь, я знаю, какой я должна быть и как себя вести. Мне хотелось оправдать твои ожидания… Только не получается, — докончила она с отчаянием.

Однажды он здорово сорвался на горных лыжах и долго падал по склону, ошалевший от боли, увлекаемый неумолимой силой, беспомощный, жалкий, потом лежал лицом в снег как безвольный кусок костей и мяса, и основным чувством почему-то был стыд.

Теперь он пережил такое падение еще раз. Он долго падал, падал, падал… Женщина принимала его за хозяина и угождала ему, как считала нужным, как это делала всю жизнь. Это было какое-то чудовищное, космическое недоразумение. Но виновата была, конечно, не она, она ничего другого и не знала и, действительно, никак иначе расплатиться с ним не могла. Но о чем думал он? Самоуверенный болван, не сумевший ей вовремя объяснить, что ничего такого от нее не требуется.

Ее притворство было гениальным. Но стоило ли этому удивляться? Дружище Конс именно об этом и предупреждал. Да и сам он допускал такую возможность. Допускал. И все равно удар пришелся ниже пояса. Ричард чувствовал, как каменеет лицо, как наливается свинцом все его тело, как стынет возмущенное, споткнувшееся сердце. Впрочем, сейчас ему было не до оскорбленного мужского самолюбия, надо было срочно исправлять положение, чтобы не испортить его окончательно.

— Успокойся, — сказал он ровным голосом, слыша себя как будто со стороны, — ничего страшного не происходит. Мне и самому это уже надоело…

Зела застыла на полувсхлипе, глядя на него совершенно несчастными глазами.

— Все, детка. Все, — он старался ее быстрее успокоить, — все исправимо. Никто тебя больше не тронет. Считай, что тебе это приснилось. Мало ли дурных снов в жизни…

Она закрыла глаза, из-под ресниц выкатились слезинки и побежали по бледным щекам. От мысли, что именно он, хоть и невольно, стал причиной этих горьких слез, становилось тошно.

— Надеюсь, теперь все плохое для тебя кончилось? — спросил он, скрипя зубами.

Зела беспомощно кивнула, но слезы продолжали ее душить, накопившись, видимо, за много дней. Ричард хотел остаться до конца великодушным, но оскорбленный самец внутри все-таки прорвался.

— Ради бога, успокойся, — сказал он, — в конце концов, не такое уж я чудовище… Считай, что я оценил твои усилия. И на этом остановимся. Все у тебя будет нормально, не плачь. Тебе остается только понять, что твое притворство здесь никому не нужно. Ни мне, ни кому-то другому, кого ты примешь за хозяина.

Последние слова он произнес довольно жестко. Видимо, такой тон ей был привычнее. Зела перестала всхлипывать и подняла на него напряженные заплаканные глаза, в которых появилось какое-то понимание. Кажется, до нее дошло, что ему не слишком приятно все это выслушивать, да еще и успокаивать ее.