Павел Комарницкий - Всё исправить

«Я тебя не увижу?»

«Тебе мало моего бесплотного голоса?»

«Мало. Мне всегда тебя было мало, и ты это знаешь»

«Леша, остановись»

«Нет. Я хочу тебя видеть. Я хочу вновь зарыться носом в твои волосы. Я хочу твои губы…»

«Леша, остановись!»

«Я ЭТОГО ХОЧУ»

«Остановись, человек!!!» – колоколом звенит в голове.

«Я ЭТОГО ХОЧУ!!!»

Пауза. Грозовая, звенящая пауза.

«Несчастный, ты будешь иметь что хотел»

Он осторожно восстановил дыхание. Исподлобья обвел взглядом комнату. Свеча горела по-прежнему ровно, теща плакала… Никто ничего не заметил.

«Юля, Юль…»

«М?»

«Я сошел с ума?»

Короткий бесплотный смешок.

«А как ты сам считаешь?»

«Думаю, да»

«Ну и правильно думаешь. Впрочем, это началось уже довольно давно. Нормальные, они же обычные люди не в состоянии ощущать ничего такого»

– Леша… – тетя Вера осторожно тронула его за локоть. – Ты бы поспал…

– А? – он отвлекся, разрушая незримую хрупкую связь. – Что?

– Ты бы поспал, говорю… Вторую ночь без сна. Губами вон шевелишь, и смотришь, как будто с кем-то перед собой разговариваешь…

«Она дело говорит» – возник в мозгу тот же бесплотный голос. – «Иди к Юлии Алексевне. Я теперь никуда от тебя не денусь. Ты сам хотел этого – ты это получишь»

Музыки, как теперь водится, не было. Только ветер свистел негромко и заунывно, раскачивая голые ветви деревьев, да люди издавали разнообразные невнятные звуки, сливавшиеся в однообразное бормотание… Вот разве что вместо липкой тьмы над головой клубились серые, клочковатые тучи.

Комья земли сыпались и сыпались в яму, скрывая длинный ящик, навсегда унося от мира то, что совсем недавно было Юлькой. Алексей даже помотал головой – до того явственным и неотвязным было ощущение дежа вю. Да Юлька ли там, в этом длинном ящике? Ведь там должен быть Володька… Господи, ведь это же было год назад… только год назад…

Он чуть скосил глаза, разглядывая железную коробку памятника на соседней могиле, в никелированном кольце которого виднелась черно-белая фотография. «Вах, какая дэвушка!» – неожиданно всплыло в голове. Вот так… Видал, как оно выходит, Володька – теперь Юлька рядом с тобой. Ну а мне тут за всех вас дежурить, так получается, на земле этой грешной…

Свежепокрашенная железная коробка взгромоздилась рядом с уже имеющейся, слегка потускневшей от непогоды. Все-таки год прошел… и какой год…

Народу на похороны пришло неожиданно много. Видимо, в отличие от бывшего мэнээса Белоглазова Юлия Чекалова была нужна живым людям. Прежде всего пациентам… ну то есть клиентам психологической службы «Андромеда».

– Ты держись, Алексей, слышь… – чьи это слова? Он повел глазами в сторону источник звука – ага… это же сослуживцы… «аксакал» говорит, его голос…

– А? Да-да… конечно…

Видимо, поняли что-то. По крайней мере, отстали с глупостями.

«Юля, Юль…»

Нет ответа. Его внезапно пробрал озноб – и не будет?! То, что случилось вчера, всего лишь глюк, плод больного воображения?

Но что-то внутри уже подсказывало – нет, не все так просто… В конце концов, это же не связь посредством «Имулы». Абонент не в состоянии подойти к трубке, это еще не повод для паники…

Надо набраться терпения, только и всего.

– Прошу в автобус, – услышал он свой ровный, какой-то механический голос.

– А ты крепкий мужик, Алешка, – тесть, расположившийся рядом, то и дело катал желваки на скулах. – Хорошо держишься.

– А у меня есть другой выход? – уголком рта чуть усмехнулся Чекалов.

– Да… нет, пожалуй.

– Юлька теперь на мне. Юлия Алексевна.

– И это правда…

Разговор, тягучий и ненужный, как смола. А еще говорят, что в горе разговор самое то для человека… в смысле, помогает…

– Алеша… – теща поочередно промакивала глаза платочком, который уже можно было выжимать. – Может быть, мы заберем к себе Юленьку? Ну как ты с грудной малышкой-то… одинокий мужчина, тебе на работу ходить надо и прочее…

– Спасибо, Анна Егоровна, – скупо улыбнулся Чекалов. – Вера Николаевна согласилась пожить у меня пока что.

– Ты не путай, Вера Николаевна, дай Бог ей здоровья, все-таки посторонняя… а мы с дедом родные, для нашей-то внучки мы…

– Нет, Анна Егоровна, – Алексей говорил медленно, размеренно. – Вот послушайте лучше меня. Во-первых, не чужая Вера Николаевна. Не по паспорту, по душе… Во-вторых, у вас дом, семья и другие внуки имеются, а она одинокая. У нее теперь весь свет в окошке, это я да Юлия Алексевна… Ну и в-третьих, – он чуть улыбнулся, – никуда я ее не отдам. Костьми лягу, как говорится.

– … Спасибо вам еще раз, Дарья Матвеевна.

– Да что там, что там… Вам спасибо!

Сунув очередную купюру поглубже в кармашек, кормилица покинула квартиру Чекаловых, спеша к ожидающему внизу такси.

– Ох, Леша… – Вера Николаевна вздохнула, легонько баюкая Юлию Алексеевну, сыто и умиротворенно посапывающую носиком. – Может, хватит уже? Другие же вон кормят молочными смесями, и ничего…

– То другие, а то моя Юля. Вы ж в курсе, первый месяц младенец непременно должен питаться грудным молоком, иначе потом могут возникнуть проблемы со здоровьем.

– Ну, так оно в принципе, только это же сплошное разорение выходит… Вот тебе опять зарплату задержали…

– Скажите прямо, Вера Николаевна – не платят вовсе. И, судя по всему, не собираются.

– Ну вот, сам же сказал… Ладно, моя пенсия еще есть…

– Ваша пенсия, это ваша пенсия, теть Вера, – он слегка улыбнулся. – А деньги будут, вот увидите.

Вздохнув, Чекалов принялся собираться. Да, вот уже почитай три месяца минуло со дня его трудоустройства, но зарплатой, похоже, в «ремонтно-сервисном центре» и не пахнет. В отличие от прежнего Петровича, пытавшегося что-то делать для своих сотрудников, господин Эйхман занят все больше борьбой за трудовую дисциплину. Все попытки разъяснить ситуацию с задержкой зарплаты наталкиваются на рассуждалово насчет «рынка» вкупе со скрытыми угрозами. От раза к разу все менее скрытыми и все более явными, что характерно. В общем, с этим нужно что-то делать… Придется, не иначе.

– Дарью эту на такси катаешь, а сам на автобусе трясешься, – Вера Николаевна из комнаты наблюдала за его сборами.

– Наши люди, теть Вера, в булочную на такси не ездят. Тем более на работу. Ну, я пошел…

– Храни тебя Бог, Лешенька…

– Ох, надо, теть Вер… Все, пока!

На улице дул порывистый, резкий ветер. Чекалов, наглухо застегнув куртку, нахлобучил на голову капюшон и двинулся ему навстречу, наклонившись вперед и глядя под ноги. Зима кончается, а все еще холодно… вот и эта зима кончается, надо же… скоро лето…

Он криво усмехнулся. Какое лето? Последнее лето осталось там, в прошлом. Отныне год для него делится на морозный сезон и сезон безморозный, а также переходные между ними... да, точно, демисезоны. Потому что лето, это маленькая жизнь…