Георгий Попов - За тридевять планет

Дальше у меня в памяти явный провал. Наверно, сон прервался, а потом возобновился вновь. Я увидел себя в кабине космического корабля. Будто мы залезли все трое и собираемся куда-то лететь. Здешний Эдька Свистун будто бы не возражает, ему это даже интересно. А мне лететь вот так не хочется, и я мучительно раздумываю над тем, как бы удрать с этого корабля.

Я ищу кнопку с надписью "ктл.", то есть катапульта, но не нахожу нигде, и меня охватывает ужас.

- Спокойно, Эдя! - говорит третий Эдька Свистун, придвигаясь к кнопке с надписью "Старт".

Я гляжу на него и вдруг замечаю, что это вовсе и не Эдька Свистун, а капитан Соколов, настоящий капитан Соколов, каким он был там, у колодца, на планете Земля. И здешний Эдька Свистун никакой не Эдька Свистун, а сосед и друг Семен, скептик и маловер. И эта метаморфоза меня убивает окончательно.

Я судорожно хватаюсь за что-то мягкое, прижимаю это мягкое к груди и кричу что есть мочи:

- Сто-ой! Не хочу-у! - И... просыпаюсь.

Кругом тишина. Слышно, как за стеной дышит тетка Сoня, Я поднес часы к уху. Идут... Глянул на циферблат - без четверти четыре,- заря уже занялась, и в воздухе как будто посветлело. Где-то на краю деревни пропел первый петух. Ему в ответ прокричали второй и третий... Минут через пять я снова лег, но сон не шел. Я решил, что больше не усну, встал, надел шорты, рубашку и туфли сорок пятого размера и вышел из избы.

"И приснится же!" - думал я, бродя по двору.

Я закрыл глаза, и передо мною снова встал сосновый бор в призрачном свете, и сигарообразная серебристая ракета, которая при ближайшем рассмотрении оказалась не совсем сигарообразной и тем более не серебристой, и фигура того, третьего Эдьки Свистуна, идущего навстречу. Конечно, это была чепуха, игра воображения, так сказать, и я опять открыл глаза и опять стал ходить взад-вперед по двору.

У нас на Земле, во всяком случае у нас в Сибири, в эту пору бывает свежо, зябко. Ночью - чаще всего именно в эту пору, перед рассветом,выпадает обильная роса и травы тяжело никнут к земле. Выйдешь по нужде в трусах и майке - и, не мешкая, обратно.

Бр-р-р!.. А здесь тепло, сухо, ветерок доносит какие-то странные звуки, похожие на вздохи больших животных. Я прислушался и понял, что это не вздохи, а шум соснового бора, в котором я только что побывал во сне.

"Да сон ли это? Вот наступит утро, все проснутся и обнаружат в том бору, за той речкой Бурлой золотистый (не серебристый, а именно золотистый) корабль, и возьмут того, третьего Эдьку Свистуна, и приведут в деревню. Конечно, это фантастика. Как бы ни была велика Вселенная, вряд ли в ней есть три совершенно одинаковые планеты. Похожие наверняка есть, на этот счет и голову ломать нечего, а совершенно одинаковые... Гм-гм... Тут надо посмотреть и подумать, как говорится.

Меня поразила тишина. У нас ведь и перед рассветом редко бывает тихо. Если не верите, выйдите на крыльцо, прислушайтесь. Мычат коровы, лают собаки, скрипят колодезные журавли, с грохотом проносятся грузовики, поднимая тучи пыли, судачат страдающие бессонницей бабы... Ужас!

А здесь ничего подобного. Ночь дана для сна и отдыха, и никто, даже сам господь бог, не имеет права мешать людям. Позже я узнал, что этот закон (не правило, а закон, обратите внимание) соблюдается очень строго. Можешь съесть лишнюю порцию котлет, взять в магазине лишние шорты или лишнюю пару туфель, никто и слова не скажет. Но боже упаси тебя играть средь ночи на гитаре, горланить песни, хохотать, стучать палкой по забору, зевать во всю мощь своих легких и тем самым мешать соседям... Тебя на другой же день привлекут к ответу. И на милость не рассчитывай. На неделю, а то и на две лишат работы наверняка.

А это, как я уже говорил, считается здесь самым тяжким наказанием.

К счастью, интуиция подсказала мне, что вести себя надо архиосторожно. Сойдя с крыльца, я оглянулся - не валяется ли где консервная банка - и шагнул на траву-мураву. Трава была мягкая, шелковистая, она скрадывала шаги, и я мог без опаски бродить тудасюда. Однако во дворе особенно не разгуляешься. Стараясь не производить шума, я вышел за ворота и побрел в степь. На краю деревни, в том месте, где, по словам мальцов-огольцов, некогда стояла ветряная мельница, остановился. Передо мной расстилалась поросшая травой равнина, окаймленная с трех сторон березовыми рощами. В низинах, вокруг болот, росла сочная трава. Там паслись кони.

Скоро совсем посветлело. А потом и солнце показалось. Здешнее солнце, разумеется. Огромное, круглое, ослепительное. И опять, как тогда в корабле, мне почудилось, будто в воздухе зазвенело. Это был удивительный звон, шедший, казалось, из самых дальних космических далей,- он наполнял душу покоем и благостью. Я постоял немного, прислушиваясь, и зашагал обратно. В это утро мне предстояло собраться, перенести все в лес, на корабль, чтобы завтра - ровно через сутки, то есть до того, как явится здешний Эдька Свистун,- надеть скафандр, привязать себя ремнями к креслу и нажать на кнопку с надписью "Старт".

Глава десятая

Я сматываю удочки

Кстати, это много и мало - сутки,- в зависимости от того, в чьих руках они находятся.

Помню, однажды, по случаю дня рождения, отец купил мне часы. Я стал наблюдать и сделал потрясающее открытие: стрелки часов никогда не поворачивают вспять. Секунды, точно маленькие песчинки, падают в бездну прошлого, образуя горные кряжи столетий и тысячелетий.

Позже, когда я попал в ежовые рукавицы командира отряда и Главного конструктора (к сожалению, я не могу назвать их имен), история цивилизации предстала передо мною как колоссальная мозаика, сложенная из цветных столетий и тысячелетий, если можно так выразиться, и я буквально физически ощутил бесконечность времени.

Мне стало жутковато. Время бесконечно, а жизнь человеческая так коротка... Но тут я открыл закон относительности - не эйнштейновский, а свой собственный. Все на свете относительно, в том числе и время.

Значит, от нас самих зависит - прожить жизнь, как одно мгновенье или как тысячу лет.

И я превратил минуты в часы, дни - в годы, а годы - в столетия. Несмотря на огромную занятость (спросите у тех, кто готовится стать космонавтом), я стал внимательно присматриваться ко всему, что меня окружало, и вдруг увидел, что закаты и восходы не повторяются, облака сегодняшние не бывают похожи на облака вчерашние и что нет человеческого лица, которое было бы неизменным вчера, сегодня и завтра.

Из этого открытия следовало еще одно, может быть, самое важное и потрясающее. Стихи Пушкина, первая симфония Калинникова (моя любимая симфония), памятник Петру Великому в Ленинграде, всякие старинные архитектурные ансамбли, в том числе Кремль и храм Василия Блаженного, как и все недавние времянки, состоят не только из букв и нот, из бронзы и камня или кирпича, но еще и из секунд, минут и часов своего времени.