Кровавое Благодаренье (СИ) - Большаков Валерий Петрович
— Миш, спасибо тебе…
— За что? — бархатно осведомился я.
— За лечение! — хихикнула Хорошистка, кончиком косы щекоча мой нос.
Я вдохнул аромат золотистых прядей. Они пахли настоем любистры и лимоном.
— Инна… — моя речь потекла с надуманной торжественностью, как в плохих фильмах. — Ты для меня не только мать моего ребенка, но и девушка, в которую я когда-то влюбился. Что было, то было…
— Миш… — Инка приткнулась лицом к моей груди, и голос ее зазвучал глухо. — Я очень хочу быть с тобой! Очень! Ты только не бросай меня… Пожалуйста! И не исчезай…
— Я постараюсь, — кротко пообещал я, и заворчал: — Иди уж… Вон, тебя Мариша зовет!
— Она и тебя тоже! — Инна на глазах оживала, наливаясь прелестью — зарозовела гладкая кожа, заблестели глаза.
— Потом! Сначала Ритку найду.
— А ты на кухню загляни!
Я заглянул. На кухне засели обе Наташи, Ивернева и Гусева, моя мама и Рита.
— Вот ты где!
— Потерял? — мурлыкнула жена, вставая. — Чаю хочешь?
— С пирогом? — деловито уточнил я.
Мама хихикнула, а Рита ввела Гусеву в курс дела:
— Миша чай не пьет, он его ест!
— А иначе невкусно…
Мое неуклюжее оправдание затмилось женским смехом, а я, под хиханьки да хаханьки, увел «главную жену» в прихожку — единственное, пожалуй, место, которое пустовало.
Для начала я поцеловал Риту, долго не отнимая губ. Девушка потянулась ко мне, становясь мягкой-мягкой, закидывая руки за шею… Вот тут-то я и явил свое коварство — шепнул на маленькое ушко:
— А ты почему не сказала, что ушла из Госплана?
Черные глаза заметались.
— Я хотела… — пролепетала кандидат экономических наук. — Не успела просто… Я боялась!
— Чего, трусишка, зайка серенькая?
— Ну, что ты меня ругать будешь…
— Не дождешься.
Я притиснул Риту, гладя такую умную, такую знающую, такую глупенькую голову. Вроде, и брюнетка…
— Риточка, я очень рад, что ты, наконец-то, перестала метаться. Ну, невозможно делить финансовую аналитику с кино! Я же видел, как ты долго, очень долго выбирала, сомневалась, расстраивалась… Ну, вот и хватит. Сколько ж можно? Вон, снимайтесь с Инкой, пленяйте и коллекционируйте «Оскаров»!
— Мишка… — звезда экрана шмыгнула прелестным носиком. — Ты у меня такой… такой хороший!
— Как же тебе повезло со мной! — ухмыльнулся я.
— Да… — выдохнули нежные Ритины губы, и надолго закупорили мой рот.
* * *
В десятом часу наши ряды поредели. Ушли мама с Филом и коллеги, мои и Ритины. Утих гомон, смолкла музыка. В открытые форточки улетучивались ароматы женских духов и чесночных подливок. Даже немного грустно делалось, как наутро после новогоднего праздника.
Марина Сильва с Инной добросовестно перемывали посуду, а мы с Васёнком стаскивали на кухню опустошенные тарелки, замурзанные салатницы в майонезных разводах, тонкий фарфор с поцелуйными отпечатками губ и граненый хрусталь с винным последом.
Рита с Наташей и Юлиусом наводили порядок в шесть рук — шуршали веники, шмякали швабры. Родной коллектив.
И вот угас вой пылесоса, брякнула последняя тарелка, уложенная в резной буфет работы Мажореля.
— Может, чайку? — предложила Рита, снова снимая передничек.
— А давай! — энергично кивнул я, вытирая руки простеньким вафельным полотенцем. — Да, Мариш?
— Си! — вылетело из забывшейся девушки, и сразу: — Ой… Да!
— Ели, ели, да так и не доели… — разворчалась «главная жена», открывая холодильник. — Тут на всю неделю хватит, еще и останется… Мариш, я вам наложу жаркого в баночку — завтра разогреете, и поедите.
— Да не надо… — вспыхнула Марина Сильва.
— Надо! — твердо заявила Рита.
Обняв плюшевого кота, явилась Лея.
— Ну, что? — ухмыльнулся я. — Обыграла Антона?
— Ага! — хихикнула девочка. — Он даже расстроился немного…
— Ничего! — фыркнула Юля. — Ему полезно.
А Лея приблизилась к Марише, и ладошкой погладила ее по животу.
— У тебя будет маленький, да? — подняла малышка голову в невинном любопытстве.
Тишина зависла полнейшая.
Марина Сильва де Ваз Сетта Баккарин наливалась густым румянцем, а Василий Михайлович Гарин, уловив мой тяжелый взгляд, бледнел.
— Так вот почему ты не пила… — зловеще потянула Инна.
Я бы ни за что не выдержал девичьих слез, но Мариша не плакала.
— Вы только не ругайте Базилиу, — зачастила она, складывая ладони в умоляющем жесте, — он не виноват! Это всё я! Я сама разделась и легла к нему! И что Базилиу мог⁈
Теперь зарделся «Базилиу», а я медленно выдохнул. Кажется, безобразная сцена с мордобитием отменяется…
— Сколько недель уже? — почти спокойно спросил я.
— Че-четыре… — покаянно склонила голову Мариша. Опавшие кромешно-черные волосы скрыли половину лица.
Я должен был поступить именно так, как и поступил — шагнул к девушке, обнял ее, ощущая, как она дрожит, бедная…
Мариша доверчиво прильнула — в моем воображении мелькнул образ осыпающейся серой пыли.
* * *
Юля сама уложила Лею и, выглянув в коридор, громким шепотом пожелала всем спокойной ночи.
— Спокойной… — довеяло в ответ.
Тихо закрылась створка в гостиную. За рифлеными стеклами погас свет.
Я заодно притворил дверь на кухню. Подсел к моим грациям, и забрюзжал:
— Никто не помнит, когда у Мариши день рождения?
— Где-то в июне… — задумалась Инна. — Второго июня, кажется. А зачем тебе?
— Да так, просто… Я дону Фернандо обещал, что его дочь не родит в семнадцать.
Подружки засмеялись, прикрываясь ладошками.
— Ну, да, — хихикнула Наташа. — Когда Маришку выпишут из роддома, ей как раз восемнадцать исполнится!
— Только бы не улетела рожать в свою Бразилию… — беспокойно заерзала Рита.
— Никуда я ее не отпущу, ни в какую Бразилию, — твердо пообещала Дворская. — Запру, как самая стервозная свекровь. Све-кровь… Это сокращенно, наверное, от «свернуть кровь»!
— А с паспортом у Маришки всё нормально будет? — снова растревожилась «главная жена».
— У нее пока что вид на жительство, — сказал я со значением. — Выйдет замуж за Васёнка — получит гражданство. Сразу куча проблем долой…
— Ты так зверски на него смотрел… — хихикнула Инна, прикрывая рот обратной стороной ладони.
— Я думала — всё! — фыркнула Рита. — Пипец котенку, как Юлька выражается…
— Ну, не убил же… — заворчал я. — Вот что, милые мои…
— Что, миленький наш? — ясно улыбнулась Наташа.
— Давайте… — мне удалось сосредоточиться со второй попытки. — Давайте квартиру на Малой Бронной оставим молодым. А вы переезжайте к нам.
— Сюда? — растерянно вскинулись Наташины бровки.
— Да нет, в Щелково.
— Правильно! — обрадовалась Рита. — У нас в доме восемь комнат — это, не считая мансарды!
— Ой, как здорово! — восхитилась Инна.
— Временно? — пролепетала Наташа.
— Да нет! — воскликнула Маргаритка. — Насовсем!
— Смотри, Наташ, — навалился я на стол. — Там садик рядом, места есть, узнавал уже… а скоро Лее в школу. И я еще Старосу идейку подкинул — пусть, говорю, «Нортроникс» пропишется в «сороковнике»! Ты не в курсе, но сейчас наш некогда закрытый город как бы наполовину приоткрывается. Институт Времени перевели в особо секретные объекты, а тот его корпус, что занимался сопредельными пространствами, вообще заблокировали наглухо. Даже мне, директору, чтобы пройти туда, нужно спецпропуск выписывать! Зато на остальную территорию — вход свободный! По предъявлению паспорта.
— Ну, я не знаю… — промямлила Ивернева, озираясь неловко и растерянно.
— Наташа… — мягко надавил я.
Девушка покраснела и опустила глаза.
— Я согласна…
Рита расчувствовалась, и отвернулась — бережно промокнуть глаза, чтобы не потекла тушь.
— Ну, всё, товарищи женщины! — закруглился я. — Пора баиньки, а то завтра рано вставать!
Словно подводя черту, одиннадцать раз гнусаво прокуковали часы.
