Отмель - Илья Сергеевич Ермаков
Неподалеку отсюда есть деревья. Я уже подумываю сходить туда на «вылазку». Уверена, что найду для нас каких-нибудь припасов, оставленных там бывшими жильцами.
Итак, у нас есть море, есть дом, скоро будет огород. Деревня с припасами рядом. Есть Кошка. Ружье для защиты. И все лекарства.
У нас есть мы.
Я знаю точно: мы справимся. Я смогу это сделать. С ними. Вместе. С мамой, с детьми.
Я никогда не забуду этот день, самый первый день в доме. Мы с мамой стояли по колено в воде, держали кресло Девочки за ручки. Смотрели как Мальчик плескается в море.
Потом мама обняла меня. Поцеловала в щеку и показала жест:
– Спасибо.
Заплакала ли я тогда? Не помню.
Но слезы горького счастья точно текли в моей мятежной душе.
В последний раз.
Глава 16
Ноги Маму не слушались. Они перебирали тяжелый холодный песок под ногами, ступали неровно, криво, косо. Ее тело покачивалось из стороны в сторону. Толкать инвалидное кресло становилось все тяжелее и тяжелее.
Мальчик с зеленым громадным рюкзаком наперевес, закрывающим все его тело, и с ружьем через плечо, тащил свой велосипед впереди. Мама семенила позади, сильно отставая.
Порой Девочка брала колеса кресла в свои руки и толкала коляску сама. Мама перестала возражать. Она сама понимала, что ей нужен отдых. На ладонях уже появились неприятные зудящие мозоли. Огрубевшая замерзшая кожа шелушилась и отслаивалась под пальцами. Складки кожи между большим и указательным пальцами неприятно кровили.
В голове последними крупицами оседали одни и те же беспорядочные заезженные мысли: «Гребанное море… гребанный пляж… гребанный песок… гребанный холод… гребанный ветер… гребанная отмель».
И никакая здравая или другая мысль не могла преодолеть этот монотонный бессмысленный текучий поток.
Мама вязла в своих рваных мыслях, как вязла в сыром заснеженном песке. Тишина начала раздражать.
Это показалось Маме забавным. Прежде, Тишина воспринималась иначе. Она была для них защитой, необходимостью, частью рутинной жизни. Спасением.
«Теперь она бесит».
То время, когда Тишина воспринималась, как привычная данность, ушло. Тишина раздражала, давила, сжимала в тиски, плющила рассудок. Она стала пыткой.
В такой ситуации раздражала каждая мелочь. Каждая деталь происходящего вокруг. Это тот самый момент, когда хочется просто упасть… и исчезнуть навсегда из этого мира, раствориться в пустоте и не возвращаться никогда.
– Гребанная Тишина…
Она могла говорить и повторять это сколько угодно, зная, что ее никто не услышит.
– Сраное море…
«Утопиться бы в нем».
Мама отмахивалась от пустых мыслей. Но они, словно черви, вгрызались в ее сознание. Копошились в мозгу. Разъедали рассудок изнутри. Гниль сочилась наружу. И она больше не могла ее выдавливать. Нечем прочищать.
Словно бессознательное прорывалось в сознание. Все то, что оставалось где-то глубоко, заперто в плену за семью печатями, вырвалось на волю. Вся боль. Все отчаяние. Вся тоска. Весь ужас, от которого она пряталась и сбегала все это время.
Теперь оно на свободе. Оно поглощало ее изнутри. Ломало. Стреляло. Терзало. Резало. Колотило. Пилило. Душило. Сжигало.
И не оставалось ничего.
Тупая боль и пустота.
Слабые пальцы разжали ручки кресла. Ноги поплелись в сторону воды. Мир поплыл перед глазами.
Мальчик развернулся. Увидел Маму, уходящую с тропы, и побежал к ней с криками:
– Мама! Мама! Стой!
Но она его не слышала.
Она ничего не могла слышать.
Ее тело дало слабину, покачнулось, полетело вниз…
Но не упало.
Мальчик подхватил ее, удержал на себе, не дал свалиться на песок. Он обнял Маму и постарался удержать ее слабое тело в вертикальном положении.
– Что с тобой? – говорил он.
Но она молчала.
Его прикосновение придало ей сил. Она вспомнила то, зачем она здесь. Почему она это делает. Для чего. Для кого.
Ее жертва.
Бремя, которое она несет.
Ее ноша.
Это все не просто так.
«Не просто… так…».
– Мама, держись!
Его крик прорвался сквозь беруши.
Она услышала сына. Услышала Мальчика. Ее Мальчика, который тащит на себе их всех: ее, Девочку, ружье, их рюкзак.
Он двигает их вперед. Заставляет идти. Не останавливаться. Он идет дальше, и они следуют за ним, чтобы не замедлиться. Чтобы… не остановиться.
Мальчик всегда рядом с ней. Он хочет помочь. Он делает все, чтобы они шли. Просто шли вперед. Если они встанут – умрут.
Он провел рукой по ее лбу и воскликнул:
– Ты горишь!
Она это чувствовала: жар. Пот стекал по лицу. Ей жарко в это холодное время.
«Только не сейчас».
«Я не могу заболеть. Не могу оставить их. Не могу потерять Малыша. Не могу».
Новые мысли вылезали из трясины. Их словно вырывали, как выкорчевывают пни из земли, вытягивали из-под грязи, покрывшей ее сознание.
«Я должна двигаться дальше».
И она двигается.
Мама берет себя в руки. Держится прямо. Слегка облокачивается на Мальчика, словно на костыль. И встает сама. Она гладит его по голове и делает жест:
– Все хорошо. Идем дальше.
Тот неуверенно косится на нее.
– Иди вперед, – добавляет она новый жест.
Мальчик не решается. Он еще стоит на месте.
– Иди.
Только сейчас он делает шаг в сторону, не оборачиваясь, а наблюдая за ней.
Он не уходит вперед, а берет ручки инвалидного кресла и толкает коляску Девочки, давая Маме идти свободно.
Рюкзак, ружье, велосипед, коляска – все на нем одном. Сначала он делает несколько шагов с коляской, потом бежит назад и толкает велосипед. И двигается дальше в таком темпе. Коляска. Возврат. Велосипед. Коляска.
И он еще может. Может делать то, что делает. Может идти. Может нести. Может держаться прямо и не падать.
«Какой же ты сильный Мальчик… мой мальчик…».
Мальчик и Девочка общаются, читая слова по губам.
– Как она? – спрашивает Девочка
– Жить будет, – отвечает ее брат.
И говорит это неуверенно. Как ученик, не зная верного ответа на вопрос учителя, выдает первое, что приходит на ум.
Он говорит, что она больше всего хотела бы услышать. Самое важное, что ее интересовало.
Мир Мамы качается, словно на волнах. Он стал совсем неустойчивым. Шатким. Ломким. Зыбким.
Швы воспалились. Старые раны нагноились. Инфекция, заразившая этот огромный организм, набрала былую силу.
Защиты падают вновь.
Смерть зашевелилась.
Летая в воздухе, она ищет новую жертву. Она всегда ищет пищу. Она всегда голодна. И ни одна жизнь не сможет утолить этот голод.
– Теперь я.
Мама, чувствуя, что набралась сил, взяла ручки инвалидного кресла в свои руки. Мальчик подвинулся.
Он смотрит на нее, будто спрашивая:
