Отмель - Илья Сергеевич Ермаков
По-настоящему пустой.
Ни одной встречной машины. А чего я ждала? Мир вымер.
Конец Света уже наступил, и мы живем в совершенно новом времени – этапе, когда периодизация и летоисчисление больше не имеют никакого смысла.
Только трупы на дорогах.
Лежат и молча гниют.
Где-то в асфальтах остались широкие глубокие трещины. Их приходится объезжать. В щели в земле провалились и тела людей. Где-то свисали руки, ноги, где-то половина всего тела. Одну женщину зажало между каменных плит, словно в тиски: осталась торчать только голова.
Жутко. Страшно. Чудовищно.
Самой главной проблемой для нас оставался запас бензина. Мы проехали уже третью заправку. Первая была обесточена. Вторая – груды искореженного металла, оставшегося после взрыва во время землетрясения. Третья ушла глубоко под землю.
Найти бы одну рабочую. Я сама могу заправить полный бак. Но где найти исправные колонки?
Такая ситуация напрягала меня. Бензина оставалось все меньше и меньше. Я заезжала на каждую встречную заправочную станцию, проверяя ее состояние. Все тщетно. Ничего. Никаких канистр. Все разрушено. Одни поломки и неисправности.
Проклятье!
Время от времени мы останавливались, чтобы устроить перекус. Мама постоянно настаивала на том, чтобы мы покормили детей. Не думаю, что они остались у нас голодными во время поездки. Под присмотром-то моей мамы! Ха! Никто не останется голодным даже после Конца Света!
Это так смешно, что страшно…
И так страшно, что смешно.
Сворачивать с дороги не имело смысла. Мы просто останавливались на трассе, выходили и доставали из багажника те припасы, которые могли быстрее всего испортиться во время длительного выживания вне цивилизации.
Хлеб. Колбаса. Фрукты. Конечно, мама собрала нам все в дорогу, словно мы едем на семейный пикник. На отдых, мать вашу!
Но именно за это я ее люблю.
Даже бегство от смерти она превращает в семейный туристический вояж.
И как у нее хватает сил на это? Терпения хватает. Мужественности. Энергии. И веры. Веры в лучшее: в наше спасение.
Она делает это ради нас всех, нас троих. И я делаю все ради этой троицы. Моей личной Святой Троицы.
Господи прости!
Мои дети, моя мама – вот, что для меня самое святое на свете.
Мы продолжаем общаться жестами. Этот язык всех нас связал, сделал другими, изменил нас. Со временем я поняла, что слова значат очень много, но порой можно обойтись лишь присутствием друг друга рядом. Свои чувства можно передавать иными путями. Для нас жесты-слова это просто способ передать информацию друг другу, способ сообщить о чем-то.
Что касается чувств… мы научились передавать их иначе.
Прикосновение. Или просто взгляд. Глаза. Они всегда говорят больше, чем слова.
Даже если бы они могли слышать меня сейчас, я бы не смогла найти всех тех слов, чтобы описать то, что чувствую. И мне это не надо. Они сами все знают. Сами все видят. Сами все чувствуют.
Наше единство в нас самих. И никому никогда его не разорвать.
Мама наливает чай из термоса в кружку и просовывает ее в салон машины, передавая Девочке.
Девочка, Мальчик, Бабушка. Даже в своих мыслях я начинаю их так называть.
Не забыть бы их имен… их настоящих имен…
Но какое значение имеет имя в нашей ситуации?
Имя – слово. Название. В этой новой жизни мы обходимся без слов и без названий. Ситуация вынуждает общаться короткими фразами. Очень точными и четкими. Важно в первую очередь понимать, зачем ты это «говоришь».
Пустые слова не имеют никакого смысла.
Мама разворачивает фольгу с бутербродами и делится ими со мной. Есть совсем не хочется. Но она ведь заставит! Скажет: «Надо поесть. Ты весь день за рулем».
Если бы в моей воле было отдать всю еду ей и детям – я бы так и сделала. Не раздумывая. Но ведь и она думает точно так же.
В этом мы с ней похожи.
Она готова приносить в жертву себя ради спасения тех, кого любит. И я ее понимаю. Ах, как же я ее понимаю!
Думаю, она про меня понимает то же самое.
А потому я беру этот бутерброд и ем. Мама все равно права: ехать долго. Дня два, если не больше. Мы уезжаем далеко. Очень. На край света!
Туда, где нас никто не найдет.
Туда, где мы станем свободны.
Туда, где мы обретем спасение.
Но смерть… всегда рядом. Она ходит не просто за нами по пятам. Она следует на равных. Словно подруга, держа нас под руку. Я это чувствую вокруг: в воде, в деревьях, в воздухе. Смерть дышит нам в лицо.
И со смертью нам жить дальше даже там, далеко у моря.
На отмели.
Бабушка протягивает Мальчику яблоко. Тот мотает головой. Она меняет свой взгляд – хмурит брови и сжимает губы. Мальчик закатывает глаза и смотрит на меня. Я просто киваю, словно говорю ему: «Слушайся бабушку. Не обижай ее». И сын берет яблоко и смачно кусает.
Маме важно быть нужной, полезной нам, и я это понимаю. Я это вижу. Она не хочет быть обузой. Точно также обузой не хочет быть дочь, но она… совсем другое.
Мама осознает свой преклонный возраст. Осознает, что станет ношей. В первую очередь для меня. Моим бременем.
Но я готова его нести, черт возьми! Я готова быть с ней рядом до самого конца. И не только потому, что этого хочу я или хочет она. Я сама нуждаюсь в ней. Без нее мне не справиться ни с чем.
Она – маяк, на который я следую в этой черной воде.
Она – светоч, за которым я иду.
Мое личное «сердце Данко».
И все, что я могу – следовать за его сиянием, пока оно… не угаснет.
Следующая заправочная станция кажется мне вполне целой. Это наш шанс заполнить полный бак и забыть о злосчастной проблеме. Ехать еще несколько суток.
Я оставляю машину и осматриваю в первую очередь колонки. Видимых повреждений нет. Остается надеяться, что я смогу заставить их работать. Главное – наличие электроэнергии, чтобы иметь возможность управлять всем с компьютера. Если бы я знала другой способ – воспользовалась бы.
Но к черту!
Захожу внутрь станции – вонь.
Трупная вонь.
– Проклятье!
Я иду к кассовому аппарату. На полу лежат два трупа: женщины. Работницы станции. У одной почти не осталось лица. Вторая лежала на животе. Пол залит запекшейся кровью.
Они умерли прямо за работой, когда все случилось.
– Только бы компьютеры
