Борис Письменный - Открыватель визиологики

-- А людей умнее встречала?

-- Лю--ю--ди -- другое дело.., -- начала Лайза, растягивая свой локон.

Но Матвей спешил дальше; решал -- не отправиться ли в публичную библиотеку на соседней улице? -- там был русский отдел, но передумал - долго искать: русские книги вечно попадают на полки других, так же трудно читаемых для американцев языков -- туда, где иврит, хинди или тао.

Итак, попивая кофе, поддерживая видимость активности на своем экране, даже барабаня вхолостую по клавишам для пущего озвучивания картины, он принялся за газеты. По привычке Матвей листал слева--направо: так ему представлялось удобнее. На иврите он не читал -- откуда странная эта манера? Сказать -- зов крови -- слишком помпезно. Скорее, решил -- средство

преодолеть угрозу многословного чтива. Всегда начинать с конца, особенно когда попадался толстый фолиант: вот, мол, все одолел, а теперь, не спеша, посмотрим сначала. При первом, с зада--наперед перелистывании Матвея заинтриговала выноска крупньми литерами: -- Галина Вишневская заявляет - На Западе нужно платить за свои покупки!

Снова разыскал статью, перелистав вперед; увидел, что обманулся -- было сказано за поступки. Жаль, первый вариант ему нравился больше.

Читать не стал.

Совещание, устроенное из чистой вредности в конце рабочего дня, к тому же в пятницу, задержало Матвея; все равно он был готов примчаться к условленному месту черезчур рано. Чтобы занять время, пошел прогуляться от генерала Шермана -- золотого всадника Великой Армии вдоль шикарных отелей до бродвейского зигзага у площади Колумба. Он шел и видел, как спускаются первые сумерки. Как на улице наступает вечер, пока верхние этажи еще в полном разгаре дня сверкают на солнце. Рядом с ним фыркал конно--каретный бизнес в золотой, красно--черной кайме похоронных расцветок. Цокали подковы; туристы выглядывали из фиакров, стараясь перехватить взгляд, чтобы удостоверится в своем напрокатном счастье. За отелем Плаза, Матвей пересек улицу,обогнул мемориал Мейна и вышел на театральный полуостров Бродвея. На нем - фонтан Линкольн-центра - условленное место встречи. Встречайтесь в центре ГУМа, у фонтана -- выпрыгнул у него в голове пружинный болванчик, когда он решал, где назначить встречу. Без пяти семь он был у фонтана. Обошел кругом, разглядывая живые скульптурные группы ожидающих; остановился в проходе, ближнем к Эвери Фишер Холлу. Он всматривался в лица мельтешащей толпы так пристально, что одной силой взгляда мог вызвать Сю из сгущающихся нью--йоркских сумерек; он уже видел ее; только она сама еще не появилась.

(Матвей сегодня был гениален. Не ведая о небесном евангелисте, сегодня, как никогда, Матвей мог с легкостью разглядеть - что угодно; не мог только видеть судьбу - свою близкую смерть или близкое прозрение. Будущего знать не дано.)

...Познакомились они недавно. Матвей как--то заметил ее на пересадке в сабвее. День выдался мокрый и продувной. Сюзи была в прозрачном дождевике, и у него заныла душа. Он следовал за ней, как сомнамбула, пока не очутились в вестибюле его же Компании, у дверей его всегдашнего лифта. С тех пор перезванивались, не встречались. Матвей, собственно говоря, мог бы ее не узнать при встрече. Ничто так не распаляет мужское воображение, как неясность объекта. Сюзи оставалась для него загадкой, смутно просвечивающей, дразнящей; впору было засомневаться - не мираж ли она, плод распаленного воображения?

Матвей приготовился ждать долго и безнадежно, но тут его потянули сзади за палец, и Сюзи сказала: -- Выбираю вас, незнакомец.

Выгоревшие волосы, веснушки, отвага в глазах -- она была, как Том Сойер в плессированной клетчатой юбке.

-- Рад вас видеть, мадам, -- растерянно произнес Матвей, открывая себе, что не был уверен, не шутит ли Сюзан, согласившись на встречу.

-- Я не могла не прийти, что ты. Когда ты оправдывался, что не собирался преследовать меня в сабвее, я даже расстроилась: почему нет! В лифте моя подружка Бетси ахала какой ты "кьюти", какое у тебя смешное лицо. Если в России такие мальчики, неплохо туда прокатиться.

-- Ты много ездишь? -

-- Не--а. В Европе - в Лондоне, с последним классом школы. Успеется... Па всегда говорил -- ретируюсь в отставку - объедем весь мир. И знаешь, что? Из первого трипа родители вернулись до срока: соскучились по Лонг--Айленду, по своему садику, своим играм в бридж.

-- Раз так, чтобы тебе не расхотелось -- летим завтра. Иностранные языки знаешь?

-- Не--а. Бетси говорит все иностранцы имеют ужасную амбицию. Ужасную... Они хотят всего сразу, не собираются ждать ни минуты.

-- Это не про меня.

-- Не обижайся Мат, ничего плохого, наоборот...-- Сю взяла его тесно под руку и легонько, но чувствительно, подтолкнула плечом, как в хоккее: -Смотри, у тебя опять стало смешное лицо.

Они пили невкусное шампанское из длинных бокалов в буфете нижнего этажа, о чем--то оживленно говорили - несли, пожалуй, всякий вздор, глупости; главное - выходило легко и просто. В подтверждение слов они все время дотрагивались друг до друга; Матвей решил, что это -- хороший знак. Как и то, что Сюзи, похоже, была заинтригована его русскостью, неприступной для нее территорией. Тут все зависит от контекста и доброй воли, Обычно, это минус -- быть в Америке иностранцем; не повезет -- будешь чувствовать неловкость и непреодолимый дефект, а захотят, вот как Сюзи, и сразу ты -загадка. Сразу - к тебе повышенное внимание и интерес. Легко растаять, поверить в свою уникальность человека с другой планеты, прожившего двойную жизнь. Матвей, впрочем, не обольщался.

...В зале темнело; свет перемещался из зрительного зала на сцену; поднимался занавес. Опоздавший джентельмен с седым бобриком волос прошелся по Матвею своими негнущими артритными коленями; Матвей не успел привстать (их профили не совпали).

-- В Москве проходят спиной, по рельефу сидящих, -- шепнул он Сю.

В полумраке зала она сверкнула глазами: -- Окей, мы строго консервативны, у нас -- лицом к лицу, положение мама--папа.

-- Некультурные янки.. Ему пришлось объяснять слово "некультурный", потому что оно, как многие похоже звучащие слова, таило подвох смысла.

-- Это вы "анкалчуред", -- подытожила Сюзи; двинула Матвея плечом.

...Медленно и печально вступил оркестр. Высоко, с надрывом пропела первая скрипка; вслед за нею заволновалась, глубоко задышала Третья Шотландская Мендельсона. Матвей держал Сюзи за руку, но волны музыки, поднимаясь, увлекали его в совершенно другие времена; он видел совершенно другое место. Тесное от гостей и громоздкой мебели московское коммунальное жилище, где вечно крутилась именно эта, заезженная пластинка. На сундуке, крытом ковром, застыл длинный дядя Володя -- Вельзевул Пинчик - буддийский божок. Другой папин брат -- Ичи Пинчик, коротышка, не давал никому слушать: он отбивал такт руками и ногами, восхищался в голос на собственный лад: -От, мерзавец! От, сочинил! Кардинальная вещь. Берет за грудки и держит!