Борис Письменный - Открыватель визиологики

Когда в тупике, Матвей имеет манеру терзать свои макушки, особо щекотные точки в фестончиках разбегающихся волос. - Ты будешь самый счастливый, Мотька, - говорила мама. - Три макушки! Три жены будет. Ты у меня особенный. Похоже, он сам поверил в свою особенность. В невинном детстве ему приходили в голову престранные иногда идеи. Например, о всеобщем притворстве. О том, что даже дети только притворяются детьми, прикидываются, зная, что от них этого хотят. Родители прибегали к разбору малышей. За окном синел и крепчал мороз; а в предбаннике детского сада Мотя примерял валенки из починки, на деревянном ходу и подслушивал, как белокурая девочка сюсюкала с папашей - для дела прикидывалась; толстяк в матросске надувал губы, готовый зареветь, конечно же, тоже добиваясь какой-то Моте неведомой цели. Как все дети, открывшие счет годам (тебе сколько?), он принимал общее правило, что, чем старше - тем главнее и умнее. К себе он даже этого не относил: ему в любое время казалось, что он-то уже знает все - все, что нужно знать. Матвей помнил собственное удивление такой способностью; ее ни откроешь ни детям ни взрослым. Сейчас он расценил бы ее, верно, как врожденную, вполне обыкновенную наглость недоросля - чего не знаешь, того нет.

Мать тащила его через сугробы к трамвайной остановке, устало выговаривая, что Мотя опять нарушал - смешивал суп с компотом, отрывал бретельки чулочных поясов, метал галошные мешки... На что он отвечал: - Вот, только захочу и - буду себя вести.

- Захоти, наконец, захоти, Матвей, - повторяла мама, - горе мое луковое... У нее была привычка повторять его имя - сначала вслух, все тише и тише - потом про себя. Мотина мама - Майя Матвеевна (в девичестве Гельмольц) чаще всего любила повторять про себя, как молитву, имя единственного сына (и покойного его деда), всяческие просьбы и увещевания. Давно это было...

Здесь вклинивается обстоятельство, прерывающее, но только на миг, описание обыкновенной пятницы в жизни обыкновенного молодого человека, нового американца в Новом Йорке. Дело в том, что в тот день была годовщина смерти матери героя. (Матвей, признаться, забыл). В этот день матвеина мама, видимо, повторяла имя сына каким-то особенно неистовым, иступленным образом - таким, что породила пробойный заряд, асболютно непредсказуемый резонанс сфер. В годовщину своей смерти мать молилась, не за себя, конечно, - за оставленного на произвол судьбы сына. Случилось так, что просьбы были услышаны.

Святой Матфей - его тезоименинник и евангелист, св.Матфей - апостол и прорицатель, выбрал Матвея своим медиумом; избрал очередным своим послушником и прозелитом. Тем самым, обрушил на него, на ничего не подозревающего русского иммигранта так называемой Третьей Волны всевышние мозговые бури, до селе не поддающиеся инструментальному обнаружению. Оттого ворочался Матвей этой ночью.

Как известно, автор заглавной проповеди Нового Завета Святой Матфей (Метью -- по-гречески, Леви-бар-Алфеус по-арамейски) спокон веков размышляет над своим метафорическим коньком - ГЛАЗ-ЗРЕНИЕ-СМЫСЛ-ВЕРА.

- Глаз, - учит он - Есть лампа тела (Матфей,6:22); Слепой (невежда) ведет слепого (15:10)... Причину причин он видит в зрении человека.

В те дни, как всегда, св. Метью бормотал свои визиологические предсказанья: - Погибнет-Воскреснет-Прозреет... Евангелист посылал новоизбраннику своему и медиуму на Земле неоконченные, еще невнятные измышления о фигурах смысла...

В глубокой задумчивости, расчесывая макушки, Матвей прогонял на компьютере один вариант расчета за другим. Безуспешно - срывы, абенд за абендом. Тогда он отвернулся от экрана и принялся набрасывать эскизы от руки - фантазии и художества, не расчеты. Рука двигалась замечательно живо, сама по себе. Получались почти узоры, игривые перестановки фигур. С непонятной легкостью он рисовал фигуры - амебные фигуры со шупальцами, преследующие его с самого утра; они плавали у него перед глазами, сбивались, распадались, кружились; иногда почти совмещались профилями, но все будто дрожали. И Матвей чувствовал, что это - пока еще ложное совмещение: коты в мешках хватают друг друга за лапу, а думают, что - за хвост. К обеденному перерыву, на который он не пошел, ребусы, удалившись в перспективе, сомкнулись, вдруг, застыли намертво. Будто очнувшись от навождения, Матвей особенно сильно нажал, сломал карандашный грифель; вырвал последний листок из блокнота и прилепил на краю монитора. В схеме была простая красота единственного правильного решения.

Он перевел картинку в формулы. При первом, ограниченном тесте компьютер за какие-нибудь полминуты рассчитал участок корабельной палубы; обиженно пискнул, выдал безошибочный возвратный код операции - "00". К двум часам дня, перекусив наперченным, хрустящим мусором из ближнего, в коридоре автомата, Печкин имел уже приблизительный расчет целого отсека. Все пока чудом сходилось и, главное, если так пойдет дальше - трех дней будет довольно, чтобы группа его завершила проект. Итак, дело сделано. Уже сегодня, в пятницу он мог подвести черту и забыть обо всем со спокойной душой. Заинтригованный случившимся, однако, он хотел разобраться, что, собственно, натолкнуло его на решение? Что это был за абстрактный танец абстрактных фигур? Что означает слово 'абстракция', какова его энтимология? За привычным термином, бывает, стоит целая притча.

Матвей заглянул к соседу и спросил словарь Вебстера или другой, потолще. У американцев - обычные затруднения с правописанием: они держат словари повсюду. Сейчас же он наткнулся на поучительный сюжет: Абстракция значило - Удаление. Мы, например, видим лист и его прожилки; удаляясь, будем видеть все дерево в целом; купы деревьев сольются в рощу; потом различима будет только гора, покрытая лесом, как медвежьей шкурой...

Я абстрагируюсь от деталей, если хочу видеть за деревьями лес. Любопытства ради Матвей стал искать определения слов, на которых зиждется сама логика - основа основ. Пусть, думал он, это не по моей части; я, может быть, профан и ломлюсь в открытую дверь, было, однако, ощущение Архимеда, садящегося в ванну. Словарь подтверждал догадки - объяснения терминов логики оказывались ни чем иным, как почти буквальным описанием процесса видения, то есть зрительной пантомы фигур. Того, что нужно сделать в зримом пространстве, чтобы изобразить (образ!) хотя бы метафору определения искомого слова.

- Анализировать значило - разделять одну фигуру от другой.

- Решать -- отрезать окончательно.

- Условие -- есть видимое окружение места действия.

- Сравнение -- конечно, подравнивание краев, наложение одного профиля на другой.

Так же выходило с любым 'умным' словом, означающим понимание. Само слово 'понимать','андерстенд' значило - стоять под смыслом, т.е. в непосредственной близи.