Кеннет Балмер - Накануне Судного дня

Уолли пришел в ярость.

— И ты называешь это добротой? А ты подумал, что станет с людьми, когда им всем стукнет по семьдесят пять? Каково им будет жить в этом мире семидесятипятилетних старцев? Да способен ли ты со своими запрограммированными эмоциями хотя бы представить себе, что тогда будет?

Он почувствовал себя разбитым.

— Данная информация у Пи-Айчена имеется давно. Для прекращения рождений был выбран срок за семьдесят пять лет до вспышки новой звезды. В программе все сходится. Процедура верна.

Последовала пауза, а затем опять, словно икота:

— Обрыв.

— Так вот почему ты больше не утруждаешь себя ремонтом домов? Меньше людей, меньше им нужно и жилья? Но по какому праву ты творишь все это, Пи-Айчен?

Если Уолли ожидал, что его вопрос вызовет смятение в электронных мозгах машины, то он был разочарован.

— Я так запрограммирован, — бесстрастно ответил голос в его сознании.

— Но тебя не могли запрограммировать на то, чтобы ты стер с лица земли народ, который призван защищать! Плохо дело, Пи-Айчен. Ты создан затем, чтобы служить людям, и это является единственной целью твоей деятельности. Так как же это ясное указание согласуется с той жаждой убийства, которая тебя обуяла?

— Я служу человечеству и забочусь о нем. Как машина, я был запрограммирован делать только то, что идет во благо людям. Жизнь на этой планете обречена. Планета также обречена. Для человека лучше принять легкую смерть от естественных причин, чем погибнуть в мучениях от вспышки новой…

— Ты используешь в своей речи понятия, соответствующие человеческим чувствам. Должно быть, их смысловые аналоги заложены в твою программу.

— Обрыв. Я буду уничтожен вместе со всей планетой.

— Но ведь гибель от вспышки новой звезды тоже можно считать смертью от естественных причин! О Боже, помоги мне!

— Данное утверждение не выдерживает проверки.

Очевидно, Пи-Айчен порылся в ячейках своей памяти, где хранилась информация о чувствах, и вернулся назад, приняв на себя роль эдакого огромного механического папаши. Уолли поежился. Разум говорил ему, что в словах Пи-Айчена была своя логика. Чувства также подсказывали, что простая смерть — от естественных причин! — была куда лучше, чем гибель во всепожирающем космическом пламени от вспышки новой, и все же…

— Ты способен понять, что сейчас происходит в Кериме?

— Да. Мне очень жаль, — Пи-Айчен опять выдал эмоциональную оценку, холодную и запрограммированную, как будто чувство можно было разъять на части и смоделировать при помощи электронных схем, — но это лучше, чем ждать конца, ничего не предпринимая.

— Спорное утверждение, — сердито заметил Уолли. — Ты не можешь понять горе этих людей, и тебе не дано пережить и почувствовать весь ужас происходящего в проклятых городах на побережье.

Джек ощущал себя крысой, загнанной в ловушку охотничьей собакой. Что еще он мог сказать, чтобы заставить этого кибернетического идиота переменить свое мнение? Ах, если бы он прогуливал занятия в компьютерном классе не так часто…

Уолли сглотнул слюну и облизал пересохшие губы. Надо было испробовать другую тактику.

— Я не с этой планеты, Пи-Айчен. Мне необходимо переговорить с людьми из моего мира.

— Этого не может быть. Все остальные планеты из системы данной звезды непригодны для жизни людей. Вы — человек. Следовательно, вы — с этой планеты.

— Звучит складно, но ты ошибаешься, Пи-Айчен. Я не с этой планеты. Я прибыл с Земли — не помню, сколько это парсеков отсюда, но световых лет много. Тут неподалеку есть планета под названием Амбрил. Во всяком случае, я летел именно туда, и мне нужно установить с ними связь при помощи межзвездного передатчика. Итак…

Но Пи-Айчен прервал его.

— Доказано, что ни одно тело не может превысить скорости света…

— Рискну предположить, что у здешнего народа также был свой Эйнштейн. Без него, или ему подобного, и мы не создали бы ту цивилизацию, которую имеем. То, что ты говоришь, — абсолютно верно, но в рамках лишь данного пространства-времени. А ведь существуют и другие — измерения, если тебе так больше нравится, — где движение быстрее света также невозможно, но при этом скорость может оказаться все-таки выше указанного предела относительно нашего пространства… — Уолли изложил известную теорию гиперпространств, использовавшуюся на практике звездолетами землян.

Когда он закончил, Пи-Айчен продолжал хранить молчание.

— Что скажешь?

— Данная теория не была заложена в программу. Но у меня есть достаточно данных, с которыми можно свериться и произвести оценку. Ждите.

— Похоже, вежливость в тебя тоже не заложили, — заметил Уолли, неожиданно почувствовав веселое облегчение. Он подбросил Пи-Айчену непростую задачку, и компьютер задумался. Прекрасно.

— Пока ты не начал работу, — быстро спросил он, — скажи, почему я нахожусь в невесомости? Мы что, в космосе?

— Мы не в космосе. Мне ничего не известно о невесомости. Приступаю к проверке.

Уолли откинулся назад и начал вяло обследовать пульт управления. Неудивительно, что Джарфон из Тривеса перепугался до смерти! Этот кибернетический гигант мог вселить ужас в сердце даже самого отважного храбреца, если тот не имел хотя бы поверхностного технического образования.

Во всяком случае, ему и самому следовало побольше времени уделять занятиям…

Джек начал тихо напевать знакомые строки, поначалу даже не осознавая, что он это делает:

Ноем и смеемся — сам черт нам не брат,В далекую даль наши кони летят.У нашей принцессы глаза голубые.Голубые, как небо, глаза…

— Интересно, — с раздражением сказал он самому себе, — удалось ли уже компьютеру переварить эту чушь?

Теперь Джек чувствовал себя лучше. Он был уверен, что Пи-Айчен разберется, что к чему. А установив контакт с Амбрилом, он сумел бы организовать отправку домой всех пассажиров «Басенто», которым удалось выжить. Эта мысль придала ему уверенности. Что же до истории со вспышкой новой… Тут надо было все проверить. Хотя бы для начала поставить в известность Службу Контроля за межзвездными перелетами…

Уолли потыкался среди каких-то блоков и рычагов управления, словно маленький мальчик, впервые попавший на морское побережье и неудержимо мечтающий о какой-нибудь находке — любой находке, лишь бы она соответствовала его ожиданиям и чаяниям. Грандиозные фантазии о всепланетном исходе вселяли в него бодрость духа, облачая его персону в золотые одежды пророка. Ведь должно же было существовать хоть какое-то средство, способное вернуть жизнь на Кериме в нормальное русло.