Джон Уитборн - Рим, папы и призраки

– И потому, что мы знали, - заторопился уэльсец, - огонь в наших сердцах разгорался все жарче. Долгое заточение наших богов только сделает более сладостным день их освобождения!

– Надо лишь придумать, как это сделать, - пошутил Солово.

– Да, мы все еще заняты этой загадкой, - ответил фемист, тщательно стараясь скрыть поражение. - Возможно, придется разделаться с целой религией, чтобы восстановить свою собственную. И если дойдет до этого и тысячелетней войны, пусть…

– Но зачем же так… - вставил Солово.

– Совершенно верно, - согласился фемист. - Тот вызов доставлял множество хлопот дюжине поколений, поэтому между папой и Феме не оказалось разногласий, когда возникло новое исповедание, отвергающее и нас, и его. Мы довольны, что он избрал вас для этого дела.

– Я сделал все что мог, чтобы угодить и вам, и ему, - признался адмирал, - однако, на мой взгляд, вы просто пытаетесь оттянуть день беды.

Год 1508. ОТТЯГИВАЯ ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ: я изгоняю божка из его

дома, вращаюсь в обществе особ королевской крови, выведываю

их мрачные и позорные тайны и оказываю великую услугу всему

миру, за что он и не думает благодарить меня.

– Мы услышали здесь чудовищные вещи, - сказал кардинал Треверзари из Сиены, - и нельзя позволить, чтобы их узнал кто-то еще.

Раздраженный разнообразными плотскими хворями и природной запальчивостью, папа Юлий ударил по столу своим небольшим жезлом из стали и золота. Будь кардинал поближе, удар этот достался бы именно ему.

– Куда ты смотришь, черт побери! - взорвался Юлий. - Я уже решил, что этот особый консилиум согласится расширить число ознакомленных. Итак, почему ты против? Ты меня слышишь?

– Трудно не расслышать, - нервозно ответил Треверзари, еще не старый и не настолько впавший в отчаяние или возвысившийся в добродетели, чтобы не чувствовать страха.

– Тогда прочисть свои уши, - завопил Юлий, - прежде чем я сделаю это за тебя! - Он показал, как это можно сделать острым концом жезла, и дал знак об окончании дискуссии.

Впрочем, прежде чем груз ответственности, тяжесть убийств и венерическая болезнь изменили его, Юлий был рассудительным человеком. Духовные останки юности заставили его вновь объяснить ситуацию кружку избранных (но, увы, не удостоенных доверия) кардиналов.

– Понимаете, - сказал он, жалея тратить время на обсуждение даже в подобной форме, - мы нуждаемся в нем. Это дело как раз для него. Быть может, Всемогущий и создал его именно с этой целью.

– Надеюсь, что так, - ответил Гвиччардини, кардинал из Флоренции. Потому что, если это мы или наше время сотворили его, какой же приговор на Страшном суде будет ожидать нас?

С подобной мыслью действительно приходилось считаться… отбросив ее самым решительным образом, папа Юлий нахмурился.

– Но знания, которыми он будет располагать… - запротестовал Треверзари, заходя слишком далеко в своей удаче. - Как он ими распорядится?

– Этого никто заранее сказать не может, - заметил папа тоном, предполагавшим для кардинала мрачное и, быть может, недолгое будущее. Человек этот сдержан и невозмутим, как коленка трупа. Учтите, если возникнут проблемы, мы всегда можем убить его; но я не думаю, что он истолкует все превратно.

– О… - Треверзари был в явном замешательстве.

– Рад слышать, что ты наконец доволен, - улыбнулся Юлий. - А теперь, с вашего доброго согласия, позвольте позвонить в колокольчик, чтобы его впустили… и другое чудовище тоже.

Услыхав зов, из прихожей в палату Совета вошел адмирал Солово. Его сопровождала монахиня, женщина настолько древняя, что, будь он наделен хотя бы начатками рыцарских чувств, непременно бы ощутил желание помочь ей.

– Ваше святейшество, ваши преосвященства. - С этими словами адмирал отвесил экономный поклон.

– Солово, - проговорил Юлий столь же кратко и выразительно, - у нас новые неприятности в той проклятой (простите, сестра) области, о которой лучше помалкивать, пусть вы и являетесь в ней признанным специалистом. Вам назначено решить эту проблему без всяких отлагательств.

– Безусловно, ваше святейшество, - без промедления ответил Солово, дабы понтифик не ударил лицом в грязь, проявив неоправданное доверие к своему слуге. - Ожидает ли меня нечто чрезвычайно важное, а потому выходящее за пределы моего денежного довольствия? Потребуется ли мне привлекать помощников?

Подобным тревогам Юлий симпатизировал, ему и самому приходилось в свое время есть хлеб изгнанника; поэтому папа представлял себе истинное счастье, которое приносит финансовая уверенность.

– Отвечаю "да" на оба вопроса, - отрывисто бросил он. - А теперь напомните, что вам обычно необходимо для досуга?

– Раз: свободное владение землями на Капри, - адмирал загнул палец в черной перчатке, - два: заранее прошу прощения за "грехи темперамента"…

– Ах да, - проговорил папа, скривив в бороде губы, - вспомнил: склонность к Тосканскому Пороку [шутовской персонаж в моралите: в средневековом театре - представление в аллегорической форме добродетелей и пороков]…

– Три: избранные тома из Ватиканской библиотеки. Я буду доволен, получив что-либо из этой тройки.

– Учитывая важность поручения, - сказал Юлий, проявляя редкую щедрость исключительно для того, чтобы сорвать маску бесстрастия с лица Солово, вы можете рассчитывать на обладание всеми тремя.

Эксперимент закончился дорогостоящей неудачей, и папа решил при случае отыграться, по одной выдирая страницы из какой-нибудь книги, принадлежащей самому адмиралу.

– Будут и помощники, - продолжил он. - Это дело интересует королей Франции и Арагона, императора Священной Римской империи, правителей Мантуи и Феррары… естественно, вместе с их армиями. Они окажут всю скудную помощь, на которую способны. Я привлеку даже собственные силы и свяжу всех официальным договором… Ну как? Более того, мои люди уже улаживают подробности в какой-то франко-фламандской дыре, пока мы здесь разговариваем [папа Юлий имеет в виду Камбре в Северной Франции, возле Бургундских Нидерландов; посему союз известен истории как Камбрейская лига и заключен 10 декабря 1508 года]. Достаточно, как по-вашему?

– Не уверен, - сухо ответил Солово. - Все зависит от того, с чем именно мне придется иметь дело. К тому же упомянутые важные персоны отвратительно двуличны, пропитаны националистическим духом и безумно любят себя. Едва ли они способны прислушаться к мнению простого римского адмирала.

– Все зависит от того, что именно будет он говорить, многозначительным тоном произнес папа Юлий. - Сестра, начинайте…

Пожилая монахиня была наготове.

– У меня был сон… - она пошатнулась.