Елена Федина - Завещание Малого Льва

И вот в тишине и спокойствии, под голубым небом и нежным утренним солнышком ему вдруг пришла мысль о том, что надо лететь дальше, вдоль ущелья. Ясная такая мысль из разряда Вдохновения. Он так часто путал реальность и фантазии, что сразу не поверил. Он это знает? Или он это придумал, чтобы не прыгать в пропасть?

— Не обманете, — зло сказал он кому-то, — я всё равно вернусь и прыгну.

И он сел в свою «галошу» и полетел низко вдоль ущелья на малой скорости, и спасение пришло: грань пирамиды сверкнула тогда на солнце. Йон подумал сначала, что это ледник, такой чистый и гладкий как зеркало. Но это был не ледник.

Пирамида вросла в скалы, она казалась одной из них. Выступала только широкая, зеркальная грань и два ребра, и ни одной пылинки не было на этом гигантском зеркале. Конечно, он приземлился рядом и почти сразу почувствовал ее «вкус». Она была сладкая и нежная, «розовая сирень», она была щедрая и сильная, и она не умерла от его присутствия.

Изнутри слышались равномерные звуки: «Йон, йон, йон…». Он должен был как-то объяснить себе ее существование и пришел к выводу, что раньше для всех аппиров были такие «кормушки». И всем было хорошо. И всем хватало энергии, потому и понастроили в свое время столько городов, замков, заводов и складов… а потом почему-то забыли про них или уничтожили.

Со временем он придумал себе папу, так было интереснее, но в любом случае не сомневался, что пирамида живая, и туча изголодавшихся вампиров может попросту ее убить, она ведь осталась одна. И он не говорил про нее никому и никогда… кроме девочки Ассоль.

Ассоль лежала калачиком на циновке у огня, маленькая, тихая, трогательно красивая. Под головой у нее было старое тряпье. Он замер, любуясь. Эта сказка ему тоже нравилась: мальчик и девочка в заброшенном замке на пустой планете. Почему-то ему всё время хотелось оказаться с ней именно на пустой планете, где нет ее братьев, мам, пап и прочих родственников, которые ее мучили.

— Поцелуй меня, Йон… только взаправду!

— Ты даже не знаешь, какой я плохой, — сказал он взаправду.

— А я? — усмехнулась она, — я вообще… такая дрянь!

Он наклонился и ее поцеловал, аккуратно, нежно, так нежно, как мог. И остановился на этом.

— И что? — спросила она удивленно, — а дальше?

— Что дальше?

— Как? Ты не знаешь, что?

— Знаю, конечно, — посмотрел он грустно, — но разве это про нас? Мы же друзья с тобой. А любишь ты брата.

— Ненавижу я его, а не люблю! Понятно?! И жену его ненавижу! И всех, всех вообще ненавижу!

Она отвернулась и уткнулась лицом в тряпьё. Йон лег рядом и обнял ее.

— Ничего мы ему так не докажем. Слышишь? И тебе же не это надо? Давай лучше я тебя поглажу.

— Я не кошка! — всхлипнула она.

— Конечно. Ты котенок. Маленький, рыжий.

— Я злая. Я ее убью. Отравлю чем-нибудь… антигравитатор ей сломаю в модуле…

— Убить не так легко, Ассоль, не думай.

— Моя тетка всех убивала, кто ей не нравился. А я чем хуже?

Ну и родня у нее была!

— И что? — спросил Йон, — добилась своего?

— Тетя Сия? — изумленно посмотрела на него Ассоль, как будто впервые об этом задумалась, — не-ет.

— Вот видишь.

— Вижу! Но это же неправильно! Это несправедливо! Эта Скирни — мышь серая! Ей не за Льюиса надо замуж, а за какого-нибудь санитара! Врачихой прикидывается! Строит из себя… а сама полы мыла на Оринее да мужиков обслуживала. Знаешь, как он ее нашел? Он ее снял! На ночь. За эту ночь она его и окрутила.

— Послушай, Рыжик… если он твой, он всё равно будет твой, никуда не денется. А если нет — то что зря переживать? Не своё никогда не получишь.

— Это ты сам придумал, или дурацких книжек начитался? — уставилась на него Ассоль, — за любовь надо бороться!

— Как твоя тетя Сия?

— Дурак…

Она снова отвернулась. Йон гладил ее по мягким рыжим волосам, похожим на пух.

— Пойми, когда убиваешь — то это уже навсегда. Это самое страшное, что ничего нельзя вернуть и переиграть. Ты через день-два опомнишься, а возврата нет.

— А ты что, убивал?

— Было… и видел не раз. Я знаю, что говорю. Страстей в тебе много, они тебя мучают, как и тетку твою, наверное. Но лучше им не потакать, легче ведь не станет.

— А что лучше? — всхлипнула Ассоль, — что лучше-то?

— Лучше переключиться на что-то другое. Искать что-нибудь, спасать кого-нибудь, строить что-то…

— Ага, — усмехнулась она, — а я трахаться хочу. И не только с Льюисом. Со всеми! Хочу и всё! И с тобой хочу, хоть ты и дурак набитый…

— Ты поэтому к Ящеру ходишь? — осмелился он спросить.

Ассоль привстала, хотела что-то ответить, широко распахнув голубые глаза с длинными рыжеватыми ресницами, но потом схватилась за затылок и снова повалилась на подушку. Йон так испугался, что это из-за него, что позабыл обо всём на свете.

— Рыжик, ты что? Это я… это я тебя так? Тебе плохо?!

Она молчала и постанывала.

— Ну, прости, — он вскочил с отчаянием, — я не хотел…

Он не хотел такой сказки и не за этим убил большое дерево. Что же произошло?

— Никогда меня об этом не спрашивай, — с отчаянием сказала Ассоль, — понятно?!

— Понятно, — пробормотал он.

— Чего ты вскочил? Иди сюда.

— Да как я подойду? Я же тебя…

— Что ты меня?

— Я же тебя выжру, как ты не понимаешь!

— Успокойся. Никто меня не выжрет, тем более, такой комар, как ты. У меня… у меня просто так бывает. Затылок ломит. Потом проходит. А ты тут ни при чем. Только не говори никому, ладно?

— Ладно. А кому я тут могу сказать?

— Ну, если мой папа сюда явится, или братья. Ничего им про меня не говори.

— А что? Могут явиться? Что им тут делать-то?

— Они Прыгуны все. Где хотят, там и появляются. Мало ли…

— Уже выдумываешь, — улыбнулся Йон, — это уже хорошо. Это мне нравится.

И подошел к ней смело.

— Я тебе тоже сказку расскажу, хочешь?

— Какой же ты тупой, — вздохнула Ассоль и обняла его.

Утром она была кроткая и нежная, обычная хорошая девочка без взрослых, не по возрасту, страстей. Они смеялись, умываясь из чайника, доедали сухари и бродили по пустому замку. Он был бы совсем счастлив, но энергия кончалась.