Елена Федина - Завещание Малого Льва

— Давай посмотрим, что там внутри, — предложил он.

— Я убью тебя, Чума, — разозлилась она почему-то и потянула его за руку к замку, — знаю я, что там внутри. Дед там жил не так давно, когда с отцом поссорился. Там даже лопата стоит, которой он грядки вскапывал. И чайник, старый такой, железный, для огня.

— Огонь бы не мешало развести, — заметил Йон, чувствуя, что его уже не только тошнит, но и знобит, — может, веток наберем?

— Есть там всё, я проверяла. Дед запас, а ваши банды еще не растащили.

— Молодец твой дед.

— А то!

Деда она, конечно, придумала, но поленницы дров у стены в зале с камином были вполне реальные. Это радовало. Йон быстро сложил костерчик в каминной нише и достал зажигалку. Ее некстати заклинило.

— Дурак, — усмехнулась Ассоль, — смотри, как это делается.

И подожгла дрова взглядом. Просто присела рядом и сощурилась.

— Во, видал?

— Здорово, — поразился он, — ну, ты и аккумулятор!

— Да не аккумулятор я, — поморщилась она, — сколько раз тебе говорить? Я Прыгун. Это моя энергия.

— Кончай завирать, Рыжик, — нахмурился Йон, — «своей» энергии не бывает.

— Как это не бывает? — уставилась она, — а откуда же она по-твоему берется?

— Из пирамид.

— Это здесь вы как-то приспособились. Из пирамид! А на других планетах?

— Там тоже есть пирамиды.

— А в пирамидах — откуда?

— Не знаю. Никто еще внутрь не входил. Нету там дверей. Поэтому и папа мой выйти не может.

— Вот только папу своего сюда не приплетай, — раздраженно сказала Ассоль, пламя разгорелось и осветило ее худенькое, бледное лицо с аккуратным носиком и голубыми глазами, она была как будто рисованная, эта девочка, и почему-то такая знакомая, словно он знал ее всю жизнь или искал всю жизнь.

— Я с тобой по-честному, а ты всё какие-то выдумки…

— А хочешь, — предложил он, — я покажу тебе эту пирамиду? Никому не показывал… Хочешь, Ассоль?

— Она вправду существует?

— Да. Только никому никогда не говори о ней, ладно? Это наша с тобой тайна будет.

— Ладно. Могила!

Они пили чай с окаменевшим печеньем, размачивая его в кружках. Ему стало легче, но не от еды, а оттого, что он всё-таки потянул из нее «белое солнце», от которого эту странную девочку просто распирало. Физическая тошнота прошла, тошно стало на душе. Был бы это Ящер или кто другой из кровососов, он бы даже обрадовался, но брать энергию у хрупкой девочки, которая ему доверяет…

— Ты ничего не чувствуешь? — спросил он.

— Нет, а что?

— Слушай, летим к пирамиде, а?

— Прям сейчас? На ночь глядя?

— Ее и в темноте видно.

— Да брось ты, Йон! Утром полетим. Тут так хорошо, так далеко ото всех… я отдохнуть хочу.

Она и правда выглядела усталой и несчастной, что-то у нее не ладилось в жизни и что-то ее мучило. Мать бросила. Отец бросил. А красавец-брат насладился ее любовью и тоже бросил. Не отставал от нее только Ящер, и она с упрямым постоянством к нему ходила. Зачем? Почему? Что ее тянуло в этот омут? Когда он спрашивал, она злилась и отвечала, что это не его дело.

— Хорошо, Рыжик, — согласился Йон, — ложись, отдыхай. Только подожди меня немного, ладно? Я скоро приду.

— Ты куда? — вдруг испугалась она.

— Да выйти надо, — усмехнулся он, — что тут непонятного?

— А ты меня не бросишь?

— Не бойся. Я — не брошу.

Йон вышел в сумрак захламленного двора, завернул за угол, зашел в парк. Он любил деревья, он почти никогда себе этого не позволял, с тех пор как нашел пирамиду, но сейчас просто не было выхода. Он убил дерево. Он убил большое красивое дерево с огромными раскидистыми ветвями, он высосал его до капли. И, хотя оно всё еще стояло, как будто ничего не случилось, он почувствовал, что оно умерло.

Бывало, приходилось убивать и животных. Это было еще мучительней. Йон вытер слезы кулаком, проклиная свою смертоносную сущность, тот жуткий след, который он оставлял в этой жизни после себя. Он был не как все, он был еще хуже и прекрасно об этом знал. Он был редким экземпляром вампира, который мог высосать энергию из чего угодно, даже из камня, если совсем невтерпеж. Вокруг него вяла трава и сохли кусты, вокруг него разрушались стены. Он был бы просто демоном разрушения, если бы не спасительная пирамида, которую он нашел.

Мать сбежала от него довольно скоро, когда поняла, в чем дело. Обычные аппиры просто загибались при недостатке энергии, они становились сонными, ленивыми, безразличными, их тошнило, потом ломало, потом они тихо умирали. А мальчик Экки, как его на самом деле звали, превращался в черную дыру. Причем, этот процесс он совершенно не контролировал. Лучшее, что он мог сделать, это поддерживать хоть какой-то минимальный уровень энергии, чтобы в эту страшную воронку не превращаться, но без пирамиды это было невозможно. И вокруг него всё разрушалось и гибло. Мать прозвала его Чумой. Потом вообще прокляла и бросила на произвол судьбы. Она была красивая, только лысая и очень худая.

Один раз он убил ребенка. Он хотел как лучше, привел его в свой подвал, накормил, вымыл его в корытце… было так забавно, как тот отскребал свои чешуйки, как какой-нибудь зверек. Милый был уродец и очень доверчивый. И он положил его себе под бок, обнял, прикрыл рукой… а наутро проснулся уже с трупиком.

Йон полетел тогда далеко в Горбатые горы. Он встал на самом краю отвесной скалы и сказал эту жуткому Богу, который придумал этот невыносимый мир и которому бесполезно было молиться, разве что угрожать, он сказал, что с него хватит. А может, никакого Бога вообще не было, а был случайный, брошенный на произвол случая мир. Но и в этом мире он отказывался убивать детей.

Прыгнуть оказалось очень страшно и на самом деле обидно. Йон знал, что всё равно себя заставит, он сел на краешке, свесив ноги, чтобы подготовиться. Ему было жаль себя и жаль того доверчивого малыша, трупик которого он закопал на окраине завода, ему жаль было всех, но он ничего не мог исправить в законах мироздания и уходил с этим. Куда? За что? И есть ли там хоть что-то?

Черте что творилось в душе, он долго не мог успокоиться и взять себя в руки. Уходить надо было спокойно и уверенно… а иначе это опять поражение.