Виктор Потапов - Галактика 1995 № 1

Огромное полотно было готово. Дикта изображался на нем мудрым старцем с насупленными бровями. Тяжкие заботы прорезали морщинами его чело. Волосы струились по плечам, а длинная завивающаяся кольцами борода, уходила за край полотна.

Уже три дня Стэприх тайно молил Дикту о чуде. Молил вознаградить его труд и поднять гигантский образ в воздух, чтобы ВЕСЬ МИР, ВСЕ ЛЮДИ могли ежедневно лицезреть прекрасный лик Всемогущего.

— Стэприх! — еще издали закричал Непи. — Стэприх!

Голос его звучал так, что старик, не задумываясь, вскочил и бросился навстречу Непи. Уже на бегу увидел он повисшее на его руках тело, на бегу сообразил, кто это мог быть, и припустил еще быстрее.

— Непи! Вени! — закричал он, подбегая. — Что с ней?!..

— Подними одежду и увидишь, — с неожиданной для самого себя злостью ответил Непи.

Стэприх приподнял край одежды и охнул.

— Ох, бедняжка моя! Красавица! Ох, несчастье! Несчастье какое! Бедная девочка! На берег, скорей на берег!

Охая и мыча, старик забегал то слева, то справа, поддерживая то голову, то ноги девушки.

«ЗА ЧТО?!» — все громче и яростнее звучало в голове Непи.

Проходя мимо выцарапанных на камнях образов, Непи плюнул молодому и красивому Дикте в лицо. Стэприх испуганно ахнул.

— Не смей, ты что! Он покарает тебя!

— Не лезь! — рявкнул парень и зашагал быстрее.

На берегу он немного успокоился, взял себя в руки — нужно помочь Венэле, а не срывать зло на старике — он тут ни при чем.

Непи положил девушку у самой воды и спрыгнул в Реку — у берега было мелко, только в середине вода доходила до груди. Стэприх снял со спины Венэли одежду и подал юноше. Прополоскав балахон, Непи отжал его и протянул старику. Бережно тот накрыл серой холстиной зверски исполосованную спину девушки. Она вздрогнула от холодного прикосновенья и застонала, все еще не раскрывая глаз.

Стэприх провел дрожащей рукой по волосам Венэли и громко шмыгнул носом.

— Спи, милая. Сон — лучший лекарь. А мы будем все время рядом. Спи…

Стоя в воде, Непи смотрел на них, слушал и не слышал слова старика. Пальцы его все крепче сжимались в кулаки.

Продолжая приговаривать и поглаживать голову Венэли, Стэприх взглянул на Непи. Увидев его перекошенное лицо, художник предупреждающе затряс свободной рукой, задвигал бровями, указывая глазами то вверх, то на Венэлю. Умолял сдержаться сейчас.

Непи несколько раз сжал и разжал дрожащие от бессильного гнева пальцы, затем наклонился и принялся яростно плескать в лицо водой. Овладев собой, он, избегая взгляда Стэприха, вылез из Реки и сел подле Венэли.

— Чем сидеть тут и злиться, пойди лучше и добудь пищи, — сказал старик. — Чтобы скорее поправиться, ей нужно много есть. Я побуду с ней.

Непи поднялся и пошел вдоль Реки, прислушиваясь. Крики всегда указывали место, где упала пища, где идет жестокая драка за обладание ею.

Когда Непи вернулся, Венэля спала. А художник марким черным камнем рисовал что-то на земле. Этим же камнем он нарисовал образ Дикты на сшитых вместе одеждах. Стэприх растолок его в ямке и смешал с водой, получилась черная жижа, взял широкую плоскую щепку и ею стал наносить линии на материю.

Заслышав шаги Непи, Стэприх оглянулся. Увидев своего воспитанника, он поднялся с корточек и заспешил навстречу.

— Она спит. Я еще раз намочил одежду. И теперь она проспит долго. Давай сядем где-нибудь в сторонке, чтобы наши голоса не разбудили ее невзначай. Ты, я вижу, с добычей. — Стэприх указал на три круглых каравая, которые Непи прижимал к груди.

Юноша протянул их художнику. Потом молча достал из-за пазухи еще три каравая.

— Ого! Славная добыча! Этого хватит на 2, а то и на 3 дня. — Старик быстро оглянулся по сторонам: не видит ли кто, каким богатством они владеют. Но к счастью поблизости никого не было, все отправились на поиски пропитания.

— Пойди, умойся. У тебя разбита губа, — сказал Стэприх.

Непи осторожно потрогал нижнюю губу и поморщился. Ерунда! За пищу всегда приходится драться. Если не драться, умрешь с голоду.

У Реки он присел на корточки и стал промывать ранку. Затем промокнул аккуратно рукавом и оглянулся. Венэля спала, Стэприх сидел под деревом и жадно ел. Голодный и оборванный, он вызвал у Непи жалость. Ему стало стыдно за то, что он накричал на старика.

Подойдя к дереву, Непи сел. Стэприх протянул ему большой кусок хлеба.

— На, поешь. Остальные я припрятал, чтоб не мозолили людям глаза. — Он положил руку на завернутые в кусок старого холста хлебы.

Непи отломил кусок и стал медленно жевать. Так приучил его с детства Стэприх — чем лучше разжуешь пищу, тем дольше будешь сыт.

Снаружи пища была золотисто-желтой с коричневатым оттенком. «Как кожа у Венэли», — подумал Непи. Белой и пористой внутри. Сегодня ему досталась очень свежая пища, еще и завтра, и послезавтра она не засохнет.

Пища… Хлеб… Непи подумал, что старики чаще называют пищу «хлебом», а молодежь — наоборот. Зачем разные названия, если пища одна? И что такое «хлеб»? Вообще есть много непонятных слов. Они есть, люди произносят их, но непонятно, что они означают. Может быть они означали что-то раньше, что-то, чего сейчас уже нет?

Насытившись, старик и юноша напились из Реки, постояли подле спящей Венэли и вернулись под дерево. Они любили сидеть плечом к плечу, прислонившись спинами к неровной коре. Серовато-белые листья укрывали их от взгляда Всемогущего, создавали ощущение уединенности, которую мало ценили в Мире. Уединение хорошо лишь в четырех случаях: в любви, во время еды, сна и испражнения.

Непи и Стэприх уединение было необходимо для беседы.

— По-прежнему злишься? — тихо спросил художник.

— По-прежнему.

— На кого? На него? На Всемогущего?.. Это бессмысленно — он выше и сильнее всех нас. Это опасно — он покарает тебя. Это неверно: раз он свершил суд, как ни тяжко нам, придется признать, что Венэля повинна, и смириться.

— В чем она повинна?! В чем?

— Не знаю. Нам дано понять лишь малое в деяниях Дикты. Но мы знаем истину: его поступки ВСЕГДА справедливы. Нужно не роптать впустую, а искать свою вину, за которую наказаны.

— Венэля… — начал запальчиво Непи.

— Погоди! Дай договорить… В молодости я был жестоким. Гораздо хуже вас. Отнимал хлеб у детей, лишившихся родителей, потому что это легче, чем отнять его у взрослых. И Дикта, спасибо ему, жестоко наказал меня. Три дня я лежал больной и голодный. Никто не принес мне и глотка воды. Все обходили стороной. За эти дни я понял, каково живется сиротам. Всемогущий вразумил меня, заставил пережить их мучения, одиночество и беззащитность. И когда выздоровел, я нашел вас: вы оба были малы и ваши матери умерли, а отцы не желали вас знать.